Это цитата сообщения Pozd11 Оригинальное сообщение
Минас Аветисян. Армянский художник.
1960-е годы стали новым “золотым веком” в истории искусства Армении. Выдающиеся представители этой поры заново открыли природу армянского искусства, обретя новую силу пластики и цвета. Одним из ярких примеров нового “Возрождения” стал Минас Аветисян (1928–1975). Минас и другие представители этого периода сумели преодолеть мироощущение угнетенности и неустойчивости, создать новую атмосферу, которая обогатилась новыми именами.
В чем главная сила притяжения великого Минаса Аветисяна? Если отбросить искусствоведческие построения, эта сила в глубокой привязанности художника к своим корням.
Привязанность к разным явлениям одна из самых сильных сторон человека. Человек все принимает и отдает, пропуская через себя, именно в этом залог совершенства в искусстве.
Вековые страдания и лишения армян усилили чувство привязанности и стали всем известной характеристикой народа. Геноцид 1915 года открыл новую страницу скорби в мировой истории — те, кто выжил, и новые поколения продолжали хранить и крепить в своей душе родственные связи с прошлым.
Минас родился в селе Джаджур недалеко от Гюмри (Ленинакана) в семье спасшихся от геноцида армян.
Но не это было отправной точкой его творчества. Он был связующим звеном между средневековым наследием и современным армянским искусством, чувствовал сформированную веками систему ценностей, которые надлежало перенести в современный мир. В его картинах присутствует притяжение к первородному источнику и основным его формообразующим свойствам. Не случайно каждая цивилизация в своей мифологии уделяла огромное внимание месту становления своих племен, их первопредку-тотему и системе начального культурного уклада общества.
Талантливого человека делает великим прямое обращение к своим корням, без каких-либо уклонений и ложного жеманства. Это можно видеть в произведениях Минаса. Он создавал свои полотна, ни на минуту не забывая о священных для него образах. Приземистые, но архитектоничные хижины. Согбенные, но твердо, как обелиски, стоящие люди. Недоступные, как мечта, горы, создающие своим внутренним движением представление о вечности. Он использовал в своих мазках резкие динамические изгибы, но превращал созданное в константу, в статичную массу, стремясь навсегда увековечить прожитое.
В образах Джаджура Минас использованием элементарных геометрических форм достигает завершенности композиции. Такое под силу только человеку, родившемуся с природным даром, иначе легко скатиться в русло схематизма. Создавая фигуры, Минас избегает излишеств и ограничивается только несколькими изгибами линий.
В картине “Девушка с платком” (1966 г.), как и на египетских рельефах, плоскостная фигура женщины не выделяется на общем, равнозначном с ней фоне. В рельефах Египта фон был основой и продолжением изображения, потому что представлял память в настоящем. В древности народы жили, руководствуясь жизненным правилом, где причина — это прошлое, а следствие — настоящее. Поэтому изобразительный фон играл огромную роль, как основа и как прошлое — он соединял элементы действия в гармоничную систему.
Цветовая гамма, активные мазки, геометрические формы играют важную роль в активизации фона. В пейзажах Минаса люди представляются естественными производными природной стихии, неся такую же мощь, как горы или хижины. Это подтверждает картина “В горах”. Мощный черный силуэт царствует над таинственным горным пейзажем, связывая воедино всю композицию. Никакие художественные трюки не отвлекают глаз зрителя. Все внимание сосредоточено на каркасе черных силуэтов, которые тянут в глубь горных массивов и открывают внутренние импульсы жизненной энергии.
Если в композиционных работах Минас изображает фигуры как единое целое с природой, то в автопортретах он остается наедине со своими внутренними переживаниями, сомнениями, разочарованиями. Это единственный жанр, где художник, хочет он или нет, должен отчитываться перед собой. Если он не старается ускользнуть от собственного взгляда, толика правды на холсте все же остается.
В своих автопортретах Минас в основном глядит в упор на зрителя, выявляя во взгляде бунтарское, критичное и судящее начало. Создав в разные периоды творчества несколько автопортретов с суровым и всепонимающим взглядом, он как бы дает оценку той части творчества, которая осталась позади. И всегда ответ один и тот же: отдавать работе всего себя без сожалений. Он не избегает своего взгляда, и лицо на холсте так же сурово смотрит в ответ, доказывая, что пройденный путь был честным.
Возвращаясь к чувству привязанности, нельзя не упомянуть о том происшествии, которое кардинально изменило будущее Минаса Аветисяна. Во время учебы в Ереванском художественно-театральном институте один из преподавателей неуважительно отозвался о творчестве Сарьяна. Взбешенный Минас запустил в него стулом. Ректор Ара Саркисян помог замять инцидент, Минас очутился в Ленинграде и продолжил учебу в Ленинградском институте имени Репина.
Сарьян был для Минаса чем-то вроде духовного наставника и ярким символом его детских впечатлений, впоследствии еще более укоренившимся из-за частых встреч и общения. Памятная с детства, любимая Минасом книга сказок О.Туманяна была иллюстрирована Сарьяном ярко и лаконично. Локальные непосредственные цвета и сильный ясный рисунок вошли в душу будущего мастера и стали для него критерием высокой художественности.
В Ленинграде, где Минас увидел работы великих художников авангарда и их предшественников — Матисса, Пикассо, Ван Гога, Сезанна — родился его собственный колорит. Иногда утверждают, что истоки этого колорита идут из армянских средневековых манускриптов. Сам Минас не претендовал на роль носителя средневековых ценностей. Если он за счет внутренней свободы приблизился к золотому веку армянского наследия, то это лишний раз подтверждает величие его таланта.
Не стоит, однако, забывать, что средневековье переносило понятия древнего искусства в символы, ограничивая их строгими рамками. Современное искусство начинало с перенесений символов в понятия, чтобы не потерять начало и конец той самой связующей нити, которая объединяет разные события круговорота жизни. В искусстве Минаса присутствуют четкие обозначения: горы, дома, схематические фигуры, насыщенный, непроницаемый колорит. Это не символы как таковые — формой и цветом они не отстранены, не отделяются от общего настроения картины. Это своего рода архетипы неких понятий.
Колорит Минаса часто называют фовистским или экспрессионистическим. Да, он видел эти тенденции, и они явились для него творческими стимулами, но нельзя забывать, что все направления в искусстве имеют свою историю. Нельзя игнорировать полувековую дистанцию между указанными направлениями и творчеством Минаса. Естественно, Минас не мог чувствовать так, как чувствовали тогда.
Фовизму присущи яркие, чистые, оптимистичные цвета, он хотел порвать с прошлым, с зависимостью от него. Матисс желал навеять только спокойствие и безмятежность, но этого нельзя сказать о Минасе, который не мог оставить зрителя равнодушным своими печалью и внутренним противоборством.
Рождение экспрессионизма помимо прочего было обусловлено началом первой мировой войны, он носил в себе ноты разочарования, пессимизма и жестокости. Для Минаса такие чувства были чуждыми, он был слишком прочно связан со своим собственным прошлым.
Искусствоведческий язык щедро клеит ярлыки на творческую личность. Это приводит к застою в оценке созданий художника, так как неправильно использованное слово создает лишнюю помеху для исследования. Минас создал свой собственный язык колорита, где цвет своего рода “непорочным зачатием” наделяет дыханием весь холст. Это создает массу трудностей для эпигонов и копировальщиков Минаса, которые рано или поздно поймут свою беспомощность.
Можно вспомнить многих художников, которые всю свою творческую жизнь отдали единственной теме — месту рождения — и никогда не повторялись. Сразу приходит на ум великий Вермеер, запечатлевший будничную жизнь свою и голландского городка Дельфта. Сколько таинственной притягательности в его картинах. Рентгеновские лучи обнаружили почти на всех холстах художника добавленный к краскам свинец, лучащийся изнутри. Избороздив парижские небосклоны, великий Сезанн, оставил всех соперников и вернулся в свое родное лоно в Экс-ан-Провансе. Он понял, что может выиграть в этой беспощадной битве, если прислушается к зову своей души. Каждый из многочисленных пейзажей с горой Сент Виктуар представляет новые впечатления и настроения.
