7 января исполнилось 30 лет со дня выхода на экран одного из самых добрых, самых любимых и самых светлых фильмов советского кинематографа – «Любовь и голуби». Отличный повод, чтобы признаться в любви этой прекрасной кинокартине.
Часто пересматривая этот фильм, с возрастом обращаешь внимание на разные детали. И хотя спустя десятилетия смешное все равно остается смешным, начинаешь замечать и грустное, и важное, и тяжёлое, которое прикрывается смешным.
Поначалу смешна нелепая Раиса Захаровна со своим этим телекинезом и гуманоидами, с головой, нафаршированной газетными штампами. А потом начинаешь видеть другое:
- Я извиняюсь, а Вашего мужа как зовут?
- Кого?! Ну нет, я свободой дорожу. Брак - это добровольное рабство.
Когда тебе, скажем, 16, ещё не знаешь, что именно так, с возмущенным фырком, на этот вопрос часто отвечают те, кому в жизни не повезло. И Массне этот несчастный, и «соль – белый яд», и сырая тертая свекла на обед, и всё это – поначалу раздражающие, гипертрофированные признаки «эстетской» жизни, которую ведёт героиня, но потом, взрослея, понимаешь, что это своего рода защита от окружающего мира, попытка выстроить имидж независимой, гордой женщины. Попытка экзальтированной, смешной, нелепой женщины, но так же ищущей и заслуживающей любви, как и все остальные. Имидж, разлетающийся в одну секунду:
- Я не пущу тебя, Василий! Ты моё счастье, ты моя судьба, ты моя любовь! Хочешь, я научусь печь пироги? Я их сама люблю. Всё сама буду стирать, хочешь? Какой ты хочешь, чтобы я стала? Я буду!.. Не убивайте меня, Василий...
А он, сам того не понимая, наотмашь:
- Да какая судьба-то? По пьянке закрутилось, и не выберешься...
И эта комическая пара – дядя Митя и тетя Шура, бесподобно сыгранные Натальей Теняковой и Сергеем Юрским (причём на момент съемок Юрскому было 50 лет, а Теняковой – 40, и, что самое главное, Тенякова была на 10 лет моложе «Нади» - Нины Дорошиной!) – тоже с годами не становятся менее смешными, но становятся более глубокими, и потихоньку начинаешь понимать, что их отношения при всех ссорах и погонях – крепче камня. При этом, надо заметить, тетя Шура и дядя Митя, которые никак не угомонятся в своих отношениях, были сыграны настолько замечательно, что до сих пор, наверное, одна из любимых пар в отечественном кинематографе.
И Надя со всеми этими своими «Людк, а Людк» - поначалу тоже комичный герой, однако безупречно сыгранный – я лично знала не одну деревенскую бабу, похожую на нее характером, как на родную сестру, а одну – даже и внешне. Кроме того (как и у всех), великолепна работа с речью, когда деревенский говор передан достаточно, но не «пережат», как это бывает иногда, когда актеры начинают говорить по-деревенски так, как ни в какой деревне сроду не говорилось. Но с годами начинаешь различать полутона: смешная в гневе, жалкая в горе, гордая в своей победе, Надя – та самая настоящая русская баба, боевая, как танк, смешливая, как девочка, гордая, вспыльчивая, но любящая и отходчивая.
- С магазина домой иду, вся трясуся. К воротам подойду, думаю – нет там тебя, а мне чего там тогда делать!
И эта же Надя, только что в горе лежавшая лицом к стенке, одетая кое-как, растрепанная, в толстых носках, в шали на плечах с этим своим «не пойду!» - необыкновенно женственная, красивая и... счастливая.
И нелепый Василий, который сначала тоже кажется тряпкой, с годами тоже вдруг приобретает в восприятии какую-то тихую несгибаемость с этими своими голубями и невозможностью принять новую чужую жизнь с нелюбимым человеком.
- Надь, я ведь не думал раньше-то. Надь, я за вас умру, не за себя. Пусть режут, что хотят со мной делают... Обидел вас. Я чем хочешь расплачусь. Хочешь, жизнь свою отдам?
Они оба не умеют говорить о том, как они дороги друг другу, и, запинаясь и заикаясь, скажут об этом только тогда, когда без этих слов их мир рухнет в пропасть окончательно. Тоже очень наше, очень понятное свойство – мы не очень умеем говорить о самом главном. Дай бог, чтобы успеть сказать это – хотя бы в последнюю минуту.