Это цитата сообщения letoff Оригинальное сообщение



[200x311]
Мыльные оперы — это где настоящие люди прикидываются фуфельными, с надуманными проблемами, а настоящие люди наблюдают за ними, чтобы забыть свои настоящие проблемы.

Фигня с “Титаником” — это я сделал. То дело с убийством Кеннеди, ах да, и это моя работа. Большая задрока со Второй Мировой, хитрожопая выдумка с ядерной бомбой, так вот, знаете что? Это всё моих рук дело. Микробик СПИДа? Прошу прощения. Снова я.

— Единственный предел, который нам остался — мир неосязаемого. Всё остальное слишком крепко повязано.
Поймано в клетку слишком многих законов.
Под неосязаемым она понимала Интернет, фильмы, музыку, рассказы, искусство, сплетни, компьютерные программы — всё, что не на самом деле. Виртуальные реальности. Выдуманные вещи. Культуру.
Ненастоящее превосходит настоящее по власти.
Ведь ничто не окажется настолько совершенным, насколько ты можешь его представить.
Ведь только неосязаемые идеи, понятия, верования, фантазии сохраняются. А камень щербится. Дерево гниёт. Люди, ну что же, они умирают.
А вот такие хрупкие вещи, как мысль, мечта, легенда — могут жить и жить.

Потому что у губок всегда все прекрасно.

В золотых струях часовни, выдыхая свои аргументы мне в ухо, она спросила — каждый раз, когда мы жжём галлон топлива или акр джунглей, разве мы не убиваем будущее, чтобы сохранить настоящее?

Какая-то женщина пишет, мол, начала цепочку молитв за меня. Духовная пирамидальная схема. Будто против Господа можно выйти братвой. Окружить и позагонять Его.
Тонкая грань между молитвой и наездом.

Нереальное сильнее реальности. Потому что в реальном мире совершенства не существует. Совершенно лишь то, что мы придумываем для себя.

Удивительно даже, чего только женщины не напридумывают себе, если у тебя случайно сорвётся: «Я тебя люблю». В девяти случаях из десяти парень имеет в виду: Я люблю это дело.

— Все, чему вас учат в школе, вся эта алгебра и экономика — можешь про это забыть, — говорит мама. — Никому это не нужно. Вот, например, ты знаешь, как вычислить площадь равностороннего треугольника, — и чем тебе это поможет, когда в тебя будет стрелять какой-нибудь террорист? Правильно. Ничем не поможет.

— Мы живем в мире, который давно уже нереальный, — сказала мама. — Мы живем в мире символов.

Она сказала:
— Потому что в мире осталось только одно незанятое пространство — сфера нематериального. Идеи, истории, искусство, музыка.
Он сказала:
— Потому что твои фантазии — это самое лучшее, что только может быть.

— Я не хочу, чтобы ты принимал мир таким, как он есть, — говорит она.
Она говорит:
— Я хочу, чтобы ты сотворил его заново. Чтобы когда-нибудь у тебя получилось создать свой мир. Свою собственную реальность. Которая будет жить по твоим законам. Я постараюсь тебя научить.
Она говорит ему: нарисуй реку. Нарисуй реку и горы, которые впереди. И назови их. Только придумай свои слова — не те, которые уже есть, а совсем-совсем новые, еще не затасканные и не перегруженные скрытым смыслом.

Можно жить, позволяя другим решать все за нас: кто мы, какие мы. Сумасшедшие или в здравом уме. Сексуально озабоченные или святые. Жертвы или герои. Хорошие или плохие.
Можно сказать себе: пусть решают другие.
Пусть решает история.
Пусть наше прошлое определяет будущее.
А можно решать самим.
И может быть, наше дело — открыть что-нибудь получше.

Людям необходимо, чтобы рядом был кто-то , кто ниже их — чтобы почувствовать свое превосходство.

— Зачем я это делаю? — говорит она и застегивает свою блузку. — Потому что мне это нравится. На самом деле я, может быть, даже не знаю зачем. Тут как с самоубийцами… как ты думаешь, почему их казнят? Потому что стоит лишь раз преступить какую — то черту, и тебе непременно захочется повторить.

Странные мы существа: если мы чего то не понимаем, нас это бесит. Нам обязательно нужно навешать на все ярлыки, разложить все по полочкам, все объяснить. Даже то, что по природе своей необъяснимо. Даже Господа Бога

— Жалко, что мне не хватило смелости не бороться и не сомневаться во всем, — говорит мама. Она протягивает руку, касается корешка книжки на полке и говорит: — Жалко, что я ни разу — ни разу — не смогла сказать: Вот. Вот это действительно хорошо. Потому что я это выбрала.

Плакать — это нормально, если слезы не настоящие

… даже самая распрекрасная женщина — это радость часа на 3 максимум. Потому что потом она непременно захочет рассказать о своих детских травмах…

На самом деле секс — это секс, только когда у тебя каждый раз новый партнер. Иначе это уже не секс. Первый раз — это единственный раз, когда ты воспринимаешь все телом и головой. Даже на втором часу этого самого первого раза твои мысли уже отвлекаются от процесса. А когда ты отвлекаешься, пропадает самое главное — анестезирующее воздействие от анонимного секса, какое бывает лишь в первый раз.

Я стою в пробке. Сердце бьется спокойно и ровно. Я не один. Запертый в этой ловушке, я могу сделать вид, что я — самый обыкновенный, нормальный парень, который едет с работы домой. К жене и детишкам. В свой собственный дом. Я могу притворится, что моя жизнь — не одно тягостное ожидание очередной беды; что у меня в жизни есть что-то еще. Что я знаю, как правильно функционировать. Другие детишки играют в «больницу», «дочки — матери», в «магазин»; я играю в пассажира, который ездит в общественном транспорте по сезонному проездному билету.

Я не злюсь. Мне не грустно. Я давно уже ничего не чувствую, кроме физического возбуждения.

Зависимость тем хороша, что ты не чувствуешь ничего, кроме блаженного опьянения, или прихода, или приятного насыщения. А по сравнению с другими чувствами и ощущениями — скажем, с печалью, яростью, страхом, тревогой, отчаянием и унынием — она вообще кажется чуть ли не оптимальным выбором.

— Женщины не хотят равноправия. У них больше власти, когда их подавляют. Мужчины им просто необходимы — как главный враг для оправдания всеобщего заговора. Собственно, вся их хваленая индивидуальность только на этом и строится.

Когда-нибудь ты станешь взрослым и умным.
И будешь заниматься сексом — столько, сколько захочется.

Все, что нужно, — это быть слабым, ранимым и благодарным. Поэтому оставайся всегда неудачником.
Людям необходимо, чтобы рядом был кто-то , кто ниже их — чтобы почувствовать свое превосходство. Поэтому оставайся всегда подавленным, униженным и оскорбленным.

Иногда эвфемизм открывает значительно больше, чем призван скрыть.

Пока не нашлось ничего, за что можно бороться, можно бороться и против

Я где-то читал, что красивая женщина — это радость навсегда. Но на своем собственном опыте я убедился, что даже самая распрекрасная женщина — это радость часа на три максимум.

Все дело в том, что мужчина, воспитанный матерью-одиночкой , женат уже от рождения.

Унижение есть унижение только если ты сам выбираешь что будешь страдать.

Считается, тот кто не помнит своего прошлого, обречен повторять его вновь и вновь.

Искусство никогда не является из счастья.

Все было так, как будто надо почти умереть, чтобы тебя полюбили. Как будто надо зависнуть на самом краю — чтобы спастись.

Иногда у меня возникает такое чувство, что мы живем в нижней части песочных часов. И наше время как будто уходит. Скоро его не останется вовсе. Нас засыплет песком. Похоронит заживо.

Иногда мне даже хочется, чтобы меня побили и наказали. Ну, хорошо, пусть нет Бога, но ведь должно же быть что-то , что ты уважаешь. Я не хочу быть центром своей Вселенной.

В порнографии мальчика привлекал не секс. Его привлекало совсем другое. Уверенность в себе. Мужество. Полное отсутствие стыда. Предельная честность. Способность вот так вот, без всяких дурацких комплексов, выставить себя напоказ и открыто сказать всему миру: Да, именно этим я и занимаюсь в часы досуга. Позирую перед камерой, когда обезьяна сует мне каштаны в задницу.
И мне плевать, как я выгляжу. Или что вы думаете по этому поводу. Не нравится — не смотрите.
Давая себя поиметь — он тем самым имел целый мир.

Когда-нибудь я собираюсь жить так, чтобы делать что-то хорошее, а не просто не делать плохого.

Чтобы жизнь стала лучше, она сначала должна стать хуже.

Истинная доброта души – все это бред собачий. Никакой души нет. Чувства – бред. Любовь – бред. Мы живем, а потом умираем. А все остальное – иллюзии и самообман. Чувства и сантименты нужны только глупым бабам. Никаких чувств не бывает. Все это субъективные выдумки. «Для души». А никакой души нет. И Бога нет. Есть только наши решения, болезни и смерть.

Да, мужики твердят, что они очень рады, что им не надо рожать, проходить через всю эту боль, истекать кровью… Но на самом деле все проще. Как говорится, кишка тонка. Не дозрели еще. Мужики просто физически не способны на этот немыслимый подвиг. Физическая сила, способность к абстрактному и логическому мышлению, половой член – все преимущества, которые вроде как есть у мужчин, это лишь видимость. Половым членом даже гвоздя не забьешь. Женщины – более развитые существа. Никакого равенства полов нет и не может быть. Когда мужчины начнут рожать, вот тогда можно будет говорить о равенстве.

Забавно, правда: женщины, которые рядом, — о них ты не думаешь. Зато ты не можешь забыть тех женщин, которых ты потерял или которых еще не имел.

Притворяясь слабым, ты получаешь власть над людьми. По сравнению с тобой они себя чувствуют сильными. Давая людям спасти себя, ты тем самым спасаешь их. Все, что нужно, — это быть слабым, ранимым и благодарным. Поэтому оставайся всегда неудачником.

Если кто-то спасет тебе жизнь, он будет любить тебя вечно.

Я имею в виду: что может быть лучше, чем секс?!
Даже самый дурацкий и неумелый минет — это все равно лучше, чем, скажем, понюхать прекрасную розу… или увидеть невообразимый закат. Или услышать радостный детский смех.
Я уверен, что даже самое лучшее, самое проникновенное стихотворение все равно не сравнится с пьянящим, горячим, взрывным оргазмом.
Писать картины, сочинять оперы — надо же чем-то заняться, пока тебе не подвернется очередная особа противоположного пола, которая тоже очень даже не прочь.

Магия секса заключается в том, что это приобретение без бремени обладания. Не важно, скольких девушек ты приводил домой, проблема с хранением и складированием отсутствует.

В мире, где нет Бога, разве матери – не новый бог? Последняя сокровенная недостижимая инстанция. Разве материнство не осталось последним настоящим волшебным чудом? Но чудом, невозможным для мужчин.

Ребёнок – это же не собаку завести. Я хочу сказать, дети живут очень долго, братан.

Отцовство и материнство — опиум для народа.

Я просто хочу быть кому-то нужным.
Нужным и необходимым. Мне нужен кто-то , кому я мог бы отдать всего себя — все свое свободное время, все свое внимание и заботу. Кто-то , зависимый от меня.
Обоюдная зависимость.

— Ты не считаешь, что на самом деле я в глубине чуткое и христоподобное проявление абсолютной любви?
— Хрена с два, братан, — отвечает Дэнни. — Ты мудак.
А я говорю:
— Спасибо. Просто хотел проверить.

Человек готов через обруч прыгать, ему только дай почувствовать себя богом.

Мы больше не живем в реальном мире. Мы живем в мире условностей.

Скачать книгу можно здесь