• Авторизация


Татьяна смогла воспитать двоих мальчиков с ДЦП и теперь мечтает открыть центр сопровождаемого проживания для других семей 06-11-2017 15:35 к комментариям - к полной версии - понравилось!


Она дала слабину только один раз. В 12 лет у мальчиков начался пубертатный период. Сережа кричал часами напролет, бился головой об стену, разбивая ее в кровь, бегал по комнате днем и ночью. С ним и раньше бывало непросто, но дальше терпеть было невозможно. Видя, как брат мучается, Виталя забивался в самый дальний угол комнаты и ни на что не хотел реагировать.
 
И Татьяна поняла — все. Больше не могу, угасаю. Сдаюсь. Как в тумане, поехала в интернат. Лучший в Петербурге, как ей подсказали. Долго обсуждали, как здесь оставить Сережу — на год, не больше, чтобы можно было хоть немного перевести дух и впервые за двенадцать лет заняться, наконец, собой и Виталей.
 

Близнецы

Все последние годы Татьяна провела с Сережей. Мама всегда с тем, кому больнее — и это не тот выбор, который ты делаешь сам. И если после родовой травмы у Витали сохранился интеллект, то Сережа так и остался на уровне маленького ребенка.

Сейчас близнецам остался год до совершеннолетия. Виталик — флегматичный и замкнутый подросток, целыми днями сидит в телефоне и пытается сочинять стихи. Сережа — шумный, крикливый, с трудом держит ложку и так и не научился проситься в туалет. Виталя пытается ходить, опираясь на стены. Сереже все-таки пришлось купить инвалидную коляску. Виталю отвозят в коррекционную школу каждый день, и там ему скучно, потому что слишком просто. Сережа говорит отдельные слова только, когда ему очень страшно или больно. Виталя очень любит Сережу и помогает маме, когда может. Сережа уважает брата: только у него не отбирает еду и пульт от телевизора.

«Выкладывалась полностью, пока не слегла. Но на двоих не разорвешься. Если бы времени было больше, если бы можно было удвоить себя и все успеть! Может быть, и Виталя мог бы лучше социализироваться и жить полной жизнью», — сетует Татьяна.

С мальчиками приходилось сидеть в четырех стенах круглые сутки. Здоровье совсем подводило: из-за постоянной тяжести — парни-то какие вымахали! — постоянно болела спина и суставы, вечные бессонницы сводили с ума. Все реже удавалось выйти втроем даже на простую прогулку у дома: едва держась на ногах, близнецы мешают удерживать равновесие и своей маме.

Врачи, едва увидев Татьяну, сказали сразу: одними лекарствами тут не обойдешься. «С таким ребенком, как у вас, год идет за два. А раз у вас их двое — то сразу за пять», — развела руками терапевт.

И Татьяна все больше закрывалась, уходила в себя. Ощущала ужасную невостребованность. Зарывалась в книги: читала взахлеб про Вторую Мировую, чтобы увидеть — да, людям было еще хуже, но как-то же выдержали. Уложив детей спать, сидела по ночам на бесконечных форумах, координировала работу по поиску без вести пропавших фронтовиков — лишь бы быть полезной.

Но потом сил не осталось даже на это. Осталось одно желание: лечь спать и на следующее утро не проснуться. «А чего бояться? Смерти? Страшного суда? Даже если я в ад попаду, мне и то там будет легче. Хотя бы сам страдаешь, а не смотришь, как страдают твои дети. И ведь эти годы — самые продуктивные, когда и умный, и молодой — все в трубу вылетели».
 
В один такой вечер Татьяна поймала себя на единственной отчетливой мысли — как же хочется, чтобы Сережа ушел из жизни раньше нее, чтобы можно было достойно проводить его на тот свет. И стало так страшно, что она решила — лучше уж интернат. Да, с хабалистыми медсестрами, с безразличием персонала и отсутствием каких бы то ни было занятий, но хотя бы в тепле и с пищей
 
Тогда оказалось, что интернат, отрекомендованный, как самый лучший, еще и очень востребованный — своей очереди ждать не меньше двух лет. И Татьяна вздохнула с облегчением — если бы пришлось отдавать мальчика прямо сейчас, она бы все равно не смогла.  А вынужденная отсрочка стала приятным самообманом — сейчас сын здесь, рядом, а через пару лет, может быть, все как-нибудь наладится. Хоть какой-то образ будущего.
 
Семья
 
Все предыдущие годы будущего не было. Когда-то была обычная жизнь, беззаботная и полная надежд. Татьяна переехала в Петербург из Риги, где служил отец, в середине 90-х. Закончила юридический, поступила на службу делопроизводителем в МВД, читала книги по истории и мечтала стать археологом. Вышла замуж за чуткого, внимательного мужчину, даже воцерковленного. В двадцать восемь родила от него близнецов — Виталю и Сережу.
 
Сразу после рождения малыши попали в реанимацию. Их смогли выходить, но Сережа в три месяца пережил клиническую смерть. Когда мальчикам исполнился год, врачи окончательно подтвердили — детский церебральный паралич. И клеймо на Сереже — «необучаем».
 
«Тогда я разве понимала, что это вообще такое? Я когда видела таких детей на улице, всегда их стороной обходила. У меня же генетика отличная, все до 90 лет доживали, и привычек вредных не было», — вспоминает Татьяна. Впереди была тотальная, давящая неизвестность: интернета еще нет, а врачи говорили противоречивое. Он сможет говорить или — нет, не сможет. Он будет ходить или — нет, не будет.
 

Не было хороших курсов реабилитации. Не было ничего. В Первые три года было особенно тяжело: Татьяна не вылезала из больниц, пыталась сама с мальчиками чем-нибудь заниматься, писала поурочные планы, учила азбуку и счет. С детьми всегда нужно было быть дома, с работы пришлось уволиться. Бывшие коллеги поначалу заходили, но потом перестали. Соседи стыдливо прятали глаза, случайно столкнувшись на лестничной клетке. Но больнее всего уязвило равнодушие родных. Двоюродный брат — росли вместе, прошли огонь и воду — сейчас большой человек в арбитражном суде. В гости не дождешься: его жена не хочет видеть, как «убогие дети» по квартире ползают. Не отвернулись только родители. Да, ругались, срывались и на дочь, и на внуков — ведь тоже молодые, еще пятидесяти нет, а такая обуза. Но оставались до конца: дедушка, как закончил службу, пошел работать охранником, лишь бы вытянуть семью. Дома, как мог, заменял детям отца — играл с ними, разговаривал.

 

Когда в интернате сказали ждать два года, Татьяна стала искать любой другой возможный выход. И наконец нашла его — уже несколько лет Сережу в Центр дневного пребывания для детей забирал волонтер из петербургской благотворительной организации «Перспективы». У «Перспектив» есть проект «Гостевой дом» — специальная квартира с волонтерами и социальными работниками, где можно на несколько дней оставить ребенка или взрослого с инвалидностью.-то момент муж тихо ушел на работу и уже не вернулся. Татьяна пыталась дозвониться, найти его — бесполезно. Через много лет Виталя сам найдет папу в социальных сетях и напишет ему — «ты считаешь что мы недочеловеки, но мы все же твои дети. хотя ты и не считаешь нас детьми». «Ты живешь во скорбях», — высокопарно ответит ему отец. «Мне не о чем говорить с ними», — скажет он бывшей жене.

 

Первые три года было особенно тяжело: Татьяна не вылезала из больниц, пыталась сама с мальчиками чем-нибудь заниматься, писала поурочные планы, учила азбуку и счет. С детьми всегда нужно было быть дома, с работы пришлось уволиться. Бывшие коллеги поначалу заходили, но потом перестали. Соседи стыдливо прятали глаза, случайно столкнувшись на лестничной клетке. Но больнее всего уязвило равнодушие родных. Двоюродный брат — росли вместе, прошли огонь и воду — сейчас большой человек в арбитражном суде. В гости не дождешься: его жена не хочет видеть, как «убогие дети» по квартире ползают. Не отвернулись только родители. Да, ругались, срывались и на дочь, и на внуков — ведь тоже молодые, еще пятидесяти нет, а такая обуза. Но оставались до конца: дедушка, как закончил службу, пошел работать охранником, лишь бы вытянуть семью. Дома, как мог, заменял детям отца — играл с ними, разговаривал.

Когда в интернате сказали ждать два года, Татьяна стала искать любой другой возможный выход. И наконец нашла его — уже несколько лет Сережу в Центр дневного пребывания для детей забирал волонтер из петербургской благотворительной организации «Перспективы». У «Перспектив» есть проект «Гостевой дом» — специальная квартира с волонтерами и социальными работниками, где можно на несколько дней оставить ребенка или взрослого с инвалидностью.

Будущее
 
Сейчас Татьяна больше всего боится совершеннолетия сыновей. Все существующие сейчас возможности — для маленького человека с инвалидностью. А большой человек с инвалидностью не нужен никому, кроме его близких. Поэтому Виталю мама очень хочет женить: правда, даже в сообществах таких же ребят с ДЦП он отмалчивается, стесняется и ни с кем не общается. А Сережа…
 
«Вот, ты ребеночек, все с тобой носятся. И раз — ты уже просто взрослый дядька-инвалид, никому не нужный. Заболеешь — никто в кровь расшибаться не будет, чтобы тебе помочь. Случится со мной что — закинут его в интернат, как в тюрьму, уже на долгие годы, и дело с концом», — переживает Татьяна.
 
Много раз ей говорили, что лучше бы мальчишки вообще не рождались. Но кто должен был это решать? Если Сережа родился, значит, так было нужно. Сейчас он посещает детский интернат только два-три раза в неделю, а остальное время живет дома — с братом и мамой. Благодаря постоянной поддержке «Перспектив».
 
вверх^ к полной версии понравилось! в evernote
Комментарии (2):
Интересный рассказ,мужества этой женщине не занимать Спасибо Татьяна за пост
Ответ на комментарий Чтобы_помнили # Таких героических женщин в России не мало...


Комментарии (2): вверх^

Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Татьяна смогла воспитать двоих мальчиков с ДЦП и теперь мечтает открыть центр сопровождаемого проживания для других семей | татьяна_магаева - Дневник татьяна_магаева | Лента друзей татьяна_магаева / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»