Текст, который я написала больше, чем полгода назад. Тогда эта собака была ничья. Сейчас она - моя. И она прекрасна
***
Эльза появилась у меня в конце осени 2010 года. Грязная собака с огромной опухолью и лапами, как у львицы. Я не давала ей шансов. Просто ждала: сначала, когда она хоть немного придет в форму, чтобы было возможно провести операцию. Потом - когда все признают, что операция невозможна и ее усыпят.
Я помню резкий запах, подстилку, которую приходилось менять два раза в день. Помню, как кварцевала комнату и замывала пол то хлоркой, то раствором хлоргексидина (у Эльзы находили всякую гадость: синегнойную палочку, стафилококк). Помню, как все вокруг говорили, что ее надо усыпить и не мучить больше. Не помню только, откуда только брались силы, чтобы что-то отвечать и отстаивать ее право на жизнь.
Сейчас я говорю про себя, про свои ощущения и поступки. Но роль всего этого ничтожна по сравнению с тем, что для Эльзы сделал весь «АлабайХэлп» и неравнодушные люди с других форумов. Наверно, если бы мы с ней были вдвоем – не продержались бы и двух недель. Но нас было много, и только вместе получилось протянуть почти три месяца.
Потом была операция. Я думала, что Эльза умрет в клинике, но она уверенно держалась за жизнь своими огромными лапами. Сейчас прошло полгода со времени операции. Скоро год, как она живет у меня. Эльза пережила свою опухоль, и демодекоз, и эндометрит. Иногда домашние шутят, что она переживет всех нас. А тут у нее опять начался демодекоз. Лечимся, но потом течка, а после нее эндометрит и все заново. Эльза переживает – боится, что я ее выброшу, как когда-то бросили из-за опухоли. Писает из вредности у Аси в комнате и на рюкзак, от которого пахнет собаками – приходится запирать вредину на кухне.
У меня с ней не слишком близкие отношения – честно говоря, боюсь: много на ней известных мне и пока неизвестных болячек. Но я откупаюсь мучным, за которое Эльза продаст и меня, и всех остальных, дай ей только право голоса.
А еще мы с ней танцуем. Вчера вот что-то латиноамериканское изображали. Она старалась, но ей перебирать лапами, сидя на попе, так же сложно, как мне встать на четвереньки и начать возиться с ней. Но дружить с ней никто, кроме меня, не хочет. Она большая, хромая и старенькая. А уж если разыграется с кем-то на улице – хозяева товарища сразу с визгом подхватывают его на руки и бегут прочь.
И Эльза догадывается, что лучше не будет. Что в этом мире очень мало тех, кому не все равно, что с ней и как у нее на душе. Так что мы ищем друзей в городе Видное. Желательно, конечно, поближе к месту обитания, потому что даже таким хорохорящимся старушкам, как Эльза, сложно идти в другой конец города.
Меня часто спрашивают, чем надо руководствоваться, чтобы держать такую собаку у себя. На этот вопрос сложно ответить. Эльза откашливается как мой прадед, у которого была астма. Замывать пол после очередного приступа вредности ничем не отличается от замены памперса грудничку или лежачему больному.
Эльза ворует и прячет еду. Но посмотрите на блокадников, которые не выбрасывают крошки, оставшиеся после еды. Да и мытье бабушки и Эльзы похоже: на ощупь старое тело одинаково, собачье или человеческое - неважно.
Моя прабабушка говорила, что с возрастом все становятся похожи на Мао Цзэдуна. Но, может, она ошиблась, и мы становимся похожи на старых собак. Или на Бога?
сегодняшние фотографии Эльзы:
