Я понятия до вчерашнего дня не имел, кто такой избиенный Кашин. Не имею, впрочем, и сейчас. Просмотрел его ЖЖ — ничего ни интересного, ни вызывающего отторжения. Часть блогеров пишут, что это была совесть нации. Другая часть блогеров, что провокатор, который работал в образе русского экстремиста. Но судя по тому, кто из политической тусовки о нём скорбит, хорошим человеком он быть не может. Алексеева о хороших людях не переживает.

Так вот, немного формальной логики:

— Если кто-то плохой избил кого-то или убил, это совсем не значит, что избитый или убитый становится хорошим. Мир чаще всего не борьба добра со злом, а борьба зла со злом. Или меньшего зла и с большим злом. Скажем, люди, не скрывающие того, что они получают гранты от подконтрольных ЦРУ фондов, борются с женой одного мэра, которая не скрывает своих ворованных миллиардов, чтобы она не проложила трассу через Химкинский лес. И кому я должен в данной ситуации сочувствовать?

— Из этой же серии: «Кашин, конечно же, был говном, но ему угрожали нашисты. А нашисты — это проститутки Путинского режима. Это недопустимо, чтобы они могли так поступать». Я не люблю нашистов. И фашистов не люблю. И нашисты не любят фашистов. А теперь представим: кого-то раскритикуют фашисты за то, что он что-то неправильного говорит. Скажем, Белова за то, что у него примирительная позиция, отказывается от погромов. И после этого Белова изобьют. Будут ли нашисты говорить, что «Белов, конечно же, говно. Но ему угрожали фашисты. И вот он избит. Надо поддержать его. Ведь мы тоже против фашистов». Будут ли нашисты говорить, что «нельзя решать виртуальные споры при помощи биты». Почему-то мне кажется, что и нашисты, и совесть нации Алексеева будут только злорадствовать.

Спрашивается, а почему я должен быть благороден и  не злорадствовать тому, что, скажем, Каспарову или кому-нибудь ещё упал кирпич на голову? Или бита.  Ей богу, я бы обрадовался.

Далее, кто подпустил слух, что «за слова нельзя бить»?

И можно, и нужно. И бить, и вешать за яйца, если надо. Слово куда страшнее пистолета. Слова довели и до французской, и до русской революций. Если Кормилицын говорит, что русских надо давить бульдозерами, так как они мешают жить всему остальному миру, то за такие слова об него не грех было бы и пару бит сломать. Поскольку подобная мразь, которая сидит в своих уютных жэжэшечках, формирует мнение у всякой другой мрази, помельче, которая потом режет русских.

И ещё: господа, вы все, ну почти все, жертвы телевизора. Любое убийство и покушение на журналиста всегда вызывает массовую скорбь. Как, например, это было после убийства Листьева и Холодова.  Людей, мягко сказать, не очень порядочных. Гибель ста, тысячи, десяти тысяч людей не вызывает таких эмоций у жертв зомбоящика, как гибель фигуры из этого самого ящика.

Когда в Грозном погибли тысячи наших ребят, никто с бодуна  не заметил. Когда спустя три месяца убили Листьева, страна зашлась в коллективной истерике. Когда в Грозном погибли молодые парни, журналисты не прекращали вещание, не выпускали газет с пустыми страницами в знак траура. Они заходились от радости, что мужественные борцы за свободу чеченского народа дали отпор проклятым федералам. Зато, когда убили Листьева, все журналисты зело опечалились.

Гибель Дианы вообще была трагедией мирового масштаба. Зато, когда американцы бомбили Югославию, гибли взрослые и дети, этого никто не заметил. Мне особенно поразил один случай: через мост ехал поезд с детьми-беженцами, а американцы разрушили его высокоточной ракетой. Дети погибли. Об этом сухо сказали в наших новостях. На Западе, естественно, об этом вообще не говорили. И никто не нёс свечей  югославскому посольству, никто не горевал, как это было за два года до этого, когда проблядь Диана разбилась. Ведь этих детей по телевизору не показывали. Команды плакать не было.