Папа разбирался в своём столе и вытащил на свет собственное письмо, написанное для меня в первый год моей жизни. Он совсем про него позабыл (так и должно быть с письмами, заброшенными в моря времени), и — перечитав, — был растроган на весь остаток дня. Вместе с мамой они оба устроили себе вечер воспоминаний обо мне с просмотром семейного фотоальбома и розыском моих распашонок, чепчиков да пинеток. В конце концов, папа отсканировал это своё письмо (вместе с письмом мама засунула в сканер [мой] детский носочек) и отправил мне электронной почтой.

Дочь моя, эти строки я адресую тебе, тебе будущей о себе нынешнем — пусть они помогут лучшему взаимопониманию между нами.
Знай, дочь моя, твой отец никогда не терпел бабьего и детского визга. Именно поэтому он выбрал себе в жёны твою маму — женщину, никогда не позволявшую себе опускаться до визгливых криков. И именно поэтому же ты, дочь моя, будешь наказана всякий раз, когда вздумаешь прибегнуть — а тем более прибегнешь — к истеричным капризам с ором и воплями, терзающим не только любящие сердца твоих родителей, но и самые человеческие глубины, душевные струны других людей, окружающих тебя, ушей которых посмеет достигнуть твой крик. Поверь, одна отшлёпанная детская попа — ничто по сравнению с десятками гневных — невысказанных либо процеженных сквозь зубы — пожеланий «заткнуться», адресованных тебе. Не касайся душевных струн людей ради дешёвой и сиюминутной выгоды, не манипулируй.
Папа любит тебя, но визгом ты не добьёшься ни-че-го, кроме сорванных связок и битой задницы — твой отец сильнее тебя.

Мой мужчина сказал:
— Ты давно не была у родителей. Навести-ка их, дорогая, завтра вечером, а то мне как раз нужно плотно поработать перед отпуском.