Я снимаю куртку, снимаю свитер
Изгибаясь в чужой машине
Снимаю джинсы
Это отчёт о моих попойках.
Иду в магазин, покупаю сигареты и простую минеральную воду
У меня требуют паспорт, паспорта нету
Но мне всё равно продают, потому что видеть меня в одной футболке и трусах отвратительно.
По крайней мере, я так предполагаю.
Это немного выходит за рамки: моё обнажённое тело и мартовская ночь.
Продавщица не одобряет: мне ещё вообще-то детей рожать, и сочувственно треплет за край футболочки. Но я настолько пьяна, что отвечаю: "Вас никто не снимает, не бойтесь".
Какие-то парни входят, их много, ржут, Тайлер уверяет: "Всё нормально, просто спор", но на самом деле нервничает: "Быстрее!"
- Спешить меня не надо, - негодующе отзывается продавщица.
Когда бутылка воды и сигареты в руках, Тайлер в прямом смысле прикрывает мою задницу. Перестрелка - хуже, чем перестрелка!
- Пойдём, пойдём, - командует этот бывалый зомби-слэер, и его ладонь на моей спине, но я настолько пьяна, что не с первого и не со второго раза соображаю, как открыть эту чёртову дверь.
Нас бы съели в нашем мире, но в реальности мы вырываемся на свободу. Иногда реальность добрее, чем внутренний.
Я кричу и прыгаю, почти танцую.
Бутылка и пачка - мои трофеи, и наш сегодняшний рацион.
А главное, сейчас - единственный момент, когда на улице не холодно. Это потом будешь обнимать себя за плечи, вылезая из машины в теплой куртке и прочем. Правда же: чем ты голее, чем ты открытей - тем проще.
Я отхожу в сторону от смеха и мата, закрываю глаза и чувствую, что жива.
Может, здесь он, ответ на все вопросы? Может, ныне время истины?
Что ты, грешница, несёшь, и кто тебе разрешил стоять тут?
Я смотрю в небо, мне протрезветь бы немного, совсем немного, и станет окончательно хорошо.
А пока я надиктовываю эту запись.
Как-нибудь потом, минут через десять или сорок, я вспомню о своей чести. Буду прятать лицо в капюшон, отворачиваться и думать, простительно ли.
А пока - Кенни спит на заднем сидении. Кенни позже скажет Тайлеру, что неправильно таскать на руках не_свою девушку.
Как-нибудь потом, когда очнусь, я умру.
А пока наш союз нерушимо-безумен.
Где ещё вы видали подобную форму родства?
Да, мы раньше были парочкой толстых фриков. Я не удивлена слышать это из уст одного из "экспертов".
Но мы изменились, это так больно.
Как время больно. А может, ещё больнее.
Знать, что ты больше не тот.
Мы теперь немного выше, тоньше (когда везёт) и горячее.
Я больше не крашу глаза чёрным и почти научилась получаться на снимках не тошнотворной падалью.
Можешь сфотографировать меня, Жерар.