Это цитата сообщения
robot_marvin Оригинальное сообщениеО "Семи самураях" А Куросавы ч.2
М. В. Хлюстов Вечное возвращение "Семи самураев"
27 - Хотя существовал императорский табель о рангах определявший воинские звания, каждый клан имел собственную сильно разнящуюся от других иерархию и чины.
_______________________________________________________________
Помимо родовых значений, слива отсылает к поэтическому образу - 'байка'. Сорвавшимся цветочным лепесткам, парящим над землей. В краткий миг падения лепестки становятся самостоятельными существами, красотой полета которых следует восхищаться. Таков идеал жизни самурая: короткий и красивый полет от рождения до падения на землю. В образе сливы заложена печаль неизбежной смерти, так пусть смерть будет достойной и красивой (28). Горобею и Хейхаси суждено погибнуть.
_____________________________________________________________
28 - Не случайно слово 'байка' было очень популярным названием отрядов камикадзе.
_______________________________________________________________
На дзинбаори Катаямы герб клана Такеда. Упоминание имени Такеда - отсылка к истории противостояния двух самых выдающихся личностей середины XVI века Такэды Сингена и Уэсуги Кэнсина. Помимо полководческих и организаторских талантов, оба даймё вошли в анналы гипертрофированными представлениями о самурайских доблестях. Оба стали образцами 'идеального правителя', хотя на деле ввергли страну в полвека кровавой смуты.
Ближе к описываемой эпохе Синген столкнулся с другим выдающимся человеком - узурпатором Ода Нобунага, мало следовавшим конфуцианским заповедям об 'идеальном правителе' и 'добродетельном муже'. В 1575-м произошла битва при Нагасино (29). Нобунага, массировано применив аркебузы, сокрушил армию Такэда, уничтожив все плоды побед Сингена. В 1578 году смерть настигла Уэсуги Кэнсина, в 1582-м - Ода Нобунагу.
___________________________________________________________________________
29 - Подробно эта история рассказана Куросавой в фильме 'Кагемуся' (буквально: 'Насекомое (букашка) в тени'). В СССР фильм демонстрировался под названием 'Тень воина'.
___________________________________________________________________________
На Катаяме герб не Такэды Сингена (красный ромб составленный из четырех ромбов), но ка-мон всего клана Такэда (два маленьких ромба смыкаются с большим). Поскольку Синген погиб в 1573 году, было бы странным, если бы Горобей носил знаки Сингена через пятнадцать лет после его гибели. Ка-мон Катаямы Горобея лишь указывает имя клана низвергнутого в бездну, но за этим именем встает эпоха первых объединителей Японии.
К концу XVI века сложилась парадоксальная, но закономерная ситуация. В междоусобице крупнейшие дайме истребили друг друга, выдающиеся деятели аристократии погибли почти все. Возникший вакуум тут же заполнился выходцами их низших сословий, даже из крестьян. Появился особый термин этого явления: 'гэкокудзё' - 'низы победили верхи'. Самым выдающимся примером гэкокудзё стал тогдашний диктатор Тоётоми Хидэеси.
Типичность подобных судеб отразилась в образе Кикутьё, чьё кимоно изношено, явно с чужого плеча, как само звание самурая старательно присваиваемое Кикутье, как само имя, поскольку свое подлинное забыто. Узор кимоно Кикутьё - стилизованный ряд оперенья стрел, говорящий о звании лучника-воина, что на два ранга ниже низшего самурайского чина. Даже в одежде претензии Кикутьё на самурайство выглядят смехотворными (30).
_________________________________________________________________________
30 - Скорей всего Кикутиё принадлежал к сословию копьеносцев-асигару ('легконогих'), даже не поднявшись до ранга лучников или тюгенов, занимавших промежуточное положение между солдатами и самураями.
__________________________________________________________________________
Очевидно Кикутье немало повоевал, однако буйный и непокорный нрав, неприятие дисциплины сослужили ему плохую службу: карьеры военного не сделал. Не помогли бесшабашная отвага и воинское искусство, однако желание принадлежать к сословию воинов осталось.
Малозаметная деталь: иногда на кимоно Кикутьё можно разглядеть затертый рисунок трех шляп - знаки рода Гамоу и родственных им ветвей клана Ходзе. Рассмотреть мон сложно (31), как и до конца проследить мысль Куросавы. Последний отпрыск некогда великого рода Гамоу - Годзисато сойдет в могилу в 1596 году, клан угаснет окончательно. Ходзе, долго правившие Японией в качестве сиккенов, свергнутые и вновь возродились к моменту описываемых событий назывались клан Го-Ходзё. После похода Хидэёси на Кюсю владения Го-Ходзё в области Канто оставались единственным островом независимости от бакуфу. В 1590-м войска бакуфу, основные силы которых составляли воины Токугавы Иэясу, осадили Ходзё в их замке-столице. Примечательно что этот поход вошел в историю Японии как 'увеселительный': стороны вели боевые действия только ради развлечения, основное время осажденные и осаждавшие проводили в устройстве пиров и игр. Каждый со свой стороны стен замка. Через четыре месяца осады предводители клана Ходзё сделали сепукку, их войско сдалось. Что означало окончательное объединение страны под железной рукой Хидэёси. 'Низы одолели верхи'.
______________________________________________________________________
31 - Возможно вообще при съемках использовался разный реквизит драного кимоно Кикутьё. В монтаж пошли разные дубли - совершенно неразличимые без стоп-кадра.
________________________________________________________________________
Казалось, придя к власти, представители низших сословий должны повести страну по пути близкому голландской революции свершавшейся тогда на другом конце Земли, но ничего подобного не произошло. Новые правители избрали путь проложенный воинственными дайме продолжая политику войн, поголовного истребления своих врагов и их подданных. Предстояло еще полвека битв, в том числе кровопролитная попытка завоевать соседнюю Корею.
Крестьянам, вообще низам, война за объединение страны кроме истребления и разорения в ходе военных действий, несла еще и усиление поборов со стороны властей, ограничение и без того мизерных прав, лишение возможности протеста, окончательное закрепощение всех без исключения классов общества.
Укомплектованная выходцами из низов власть оказалась совершенно равнодушна к бедствиям этих низов. Вместо послабления режима раздавались только демагогические лозунги и приходило новое тягло. На вспышку крестьянских бунтов власть ответила жестокими расправами и упомянутой 'охотой за мечами'. Этот рубеж японские историки называют окончательным выделением самурайского сословия: 'человека с мечем'. До этого самураи нередко вооружали своих крестьян (дзидзамураи), или (как показано в фильме) крестьяне вооружались сами. Нередки были случаи, когда вооруженные крестьяне поднимали восстания или становились бандитами - икко, нападая на другие области. Четкой грани самурай - бандит - крестянин е существовало.
'Охота за мечами' сопровождалась переписью податного населения, окончательной 'прописке' крестьян на определенной местности, установлением новых налогов (2/3 урожая), лишением всякой возможности сопротивления или перехода в воинское сословие. Самураи с той поры получили право безнаказанно убивать крестьян без всякого повода.
Пришедшие во власть простолюдины стремились стать новыми даймё, перенимая обычаи и привычки последних, но были полностью лишены благородства прежней знати. Великодушные поступки Такеды Сингена и Уэсуги Кэнсина давно сделались предметом преданий. В поведении как новой знати, так и уцелевшей старой торжествовали предательство, измены, жестокость, вероломство.
Система жестко отомстила взявшим власть выходцам из низов. Конечной фазой гражданской войны стало противоборство аристократа Токугавы Иеясу с Хидеёри Тоётоми сыном Хидеёси закончившееся истреблением всего клана последнего. Ко времени установления мира большинство выходцев из низов достигших высших должностей тоже погибли.
Благородный мастер меча Кюзо не носит дзинбаори - он служит только себе. Однако на его темном кимоно отчетливо виден набивной узор: три светлых веера, расположенных змейкой друг над другом.
Веер был 'средне-распространенным' сюжетом мон, в частности кланов Сатаке, Нагано, Ураками, Акита, Матцудайра. Золотой веер являлся личным знаком Токугава Иэясу (32). Позже, когда претензии Токугавы на верховную власть возросли, на веере появился красный круг, как на орифламме императора. В конце 80-х годов Иэясу подвязался подручным у Тоётоми и особых амбиций не выказывал (33). Фильм черно-белый, невозможно точно определить на кого указывает цвет знака 'трех вееров'. Их вообще можно счесть 'простым узором', если забыть, что в средневековье ни один знак не употреблялся бессмысленно.
______________________________________________________________________
32 - Ка-мон клана Токугавы - три мальвы в круге.
33 - Иеясу и Тоётоми - ближайшие помощники Оды Нобунаги. После смерти узурпатора между ними вспыхнула вооруженная вражда. Иеясу предпочел уступить более напористому и талантливому сопернику, терпеливо выжидал смерти диктатора, справедливо полагая, что займет его место.
__________________________________________________________________________
Знакомство с Кюзо началось с воспроизведения исторического поединка, в котором участвовал Ягю Дзюбэ Мицуёси сын Ягю Мунэнори и внук Ягю Мунэёси - основателя школы Ягю Синкаге-рю, получившего посвящение в стиль Синкаге от уже упоминавшегося мастера Хидэцуна. Отец и сын (Мунэёси и Мунэнори) в 1594 году поступили на службу в качестве учителей фехтования к... Токугава Иэясу, а позже возвысились вместе с господином в качестве приближенных. Три светлых веера на кимоно Кюзо могут быть намеком на Мунэнори, Мунэёси, и Иэясу. Т.е. адресуют зрителя к будущей токугавской эпохе (34).
Другой прототип Кюзо - величайший мастер меча Миямото Мусаси тоже сошелся с Иеясу на почве фехтования, даже временно сделался учителем сегуна, был обласкан Токугавой и возвысился. Вскоре натура Мусаси взяла свое: отказавшись от придворной жизни, Миямото вновь вернулся к аскезе и странствиям (35).
_______________________________________________________________________
34 - Косвенным подтверждением версии является омонимическая игра: по-японски первая часть выражения 'раскрытые веера' означает 'будущее'. Тоже канонический случай из гунки, связанный с предсказанием судьбы Ода Нобунага на поэтическом состязании.
35 - Так называемое 'муся сюгё': совершенствование мастерства странствуя в поисках поединков. За этим занятием застал Камбей мастера Кюзо. Миямото Мусаси пространствовал всю жизнь, как и Кюзо, лишь эпизодически участвуя в военных кампаниях
_________________________________________________________________
Искреннее восхищение мастером Кюзо испытывает Кацусиро Окамото младший член самурайского сообщества. Образ юноши исполнен романтики и поэзии. На его кимоно павлония - родовой знак Минамото, самого старого и знатного семейства Японии. Императорская фамилия столь разветвленная и многочисленная, что насчитывается пять родовых мон различных ветвей. Среди них хризантема, павлония, токугавские мальвы. Знак павлонии считался имперским стоял на втором месте после хризантемы в иерархии родовых символов. В ХХ веке его помещали на высшие имперские ордена и клинки императорской армии.
Отпрысками фамилии Минамото или состоящими с ними в родстве являлось большинство киотской знати - кугэ, потому знаки на кимоно Окамото можно расценивать как обращение к теме кугэ.
В образе этого юноши сквозит еле уловимая ирония Куросавы. Молодой Кацусиро порой ведет себя словно ребенок: то позволяет себе забыться и собрать букет весенних цветов, то влюбляется. Из всей семерки у него наиболее роскошная одежда, он носит ее с изяществом, следит за прической. Сюжетом и развитием действия это оправдано: все-таки юноша. Но юноша из благородного семейства, впервые в жизни из любопытства попробовавший просо.
Подобным же образом вела себя киотская аристократия той эпохи. Собравшись вокруг императора обладавшего лишь символической властью, кугэ проводили время следуя тысячелетней традиции: играли спектакль придворной жизни, писали стихи, соревновались в каллиграфии и иных светских искусствах пока страна погружалась в смуту. Иногда реальная жизнь напоминала о себе. Киото не раз становился ареной борьбы и вступившего в столицу очередного диктатора окружала пышная толпа перепуганных аристократов желавших вовлечь реальную власть в интриги двора.
На дзинбаори Кацусиро ка-мон очень похожий на геральдическую павлонию знак плюща-ханю (36), что с одной стороны подчеркивает поэтичность юношеского образа (37), с другой - продолжает ироничную линию. Ханю использовался в основном низшими самурайскими родами, что подчеркнуто в кадре: мон плюща оттиснут нарочито грубо, контрастируя с изысканным тиснением павлонии на кимоно (38). Нанимателю Окамото лестно иметь в услужении аристократа, который как кугэ и как сам император вынужден прислуживать хозяевам более низкого происхождения.
______________________________________________________________________
36 - Иное название - цута.
37 - В японской поэзии плющ традиционно связан с темой молодости и любви, а в Дзен символ упорного восхождения к Солнцу, т.е. к озарению.
38 - Даже на кимоно простолюдинки - матери взятого в заложники ребенка такой же знак плюща.
__________________________________________________________________
Юноша на службе, при деньгах, которые спасают крестьян когда похищен рис и все предприятие грозит сорваться. Чувствительной натуре Кацусиро конечно жалко несчастных, но швыряет монеты он с долей призрения - у аристократа здесь иные интересы. Полосы на его дзинбаори свидетельствуют об офицерском звании, но самураи не воспринимает это всерьез: от не нюхавшего пороха юнца на войне мало проку. Звание лишь декорация прикрывающая факт, что его обладатель на побегушках у хозяина. Как мог аристократ очутиться у крестьянского подворья, где засел похититель младенца? Не иначе как следуя мимо по какому-то поручению.
Юноша понимает двусмысленность своего положения. Встреча с Симадой сулит ему возможность поучаствовав в войне превратиться в настоящего воина, испытать приключения, возможно сделать карьеру воина-самурая. Через войну Кацусиро пройдет заплатив столь высокую моральную цену, что потом и крестьянская жизнь покажется удивительно привлекательной.
Окамото на службе, значит, недалеко расположен замок его господина. Можно попытаться определить место действия, но эта загадка без ответа... поскольку количество самурайских родов, имевших гербом ханю, перечисление мест их проживания займет немало страниц. Возможно аллюзия означает: 'где-то в Японии'. Хотя можно пойти по этому скользкому пути, назвав хотя бы два клана: Матсунага и Сибуя возвысившихся из рядовых самурайских родов.
Образ юноши завершает космогоническое описание Куросавой японской истории ХVI века. Словно светилами на небосводе знаками - мон обрисованы исторические контексты и подтексты смутного времени, столь напоминавшего современность.
В кино подобные 'мелочи' дорогого стоят. Чем больше вмещает в себя трактовка сюжета, тем привлекательней он для зрителя, чувствующего скрытую тайну и стремящего осознано или нет к ее раскрытию.
Время - 1953 год.
Ко времени создания фильма надежды конца 40-х, когда унижение оккупации стушевалось, когда начали проводиться в жизнь положения новой демократической конституции, когда страна начала вновь обретать независимость, все эти радужные чувства с началом нового десятилетия подобно недолгой радуге погасли.
Виной тому война в Корее. Япония превратилась в огромный перевалочный пункт, 'непотопляемый авианосец', склад, госпиталь и место отдыха янки. Всюду шатались пьяные ватаги американцев готовых растратить шальные военные деньги. Страна стала тыловой мастерской войны, где все стремились быстрей разбогатеть на войне и сделать бизнес на американцах. Занималась заря 'японского экономического чуда', вслед за которым шла меркантилизация нравов.
Традиционные ценности конфуцианской иерархии и почтения семейных устоев, японской общинности, идеи национального единения сменялись моралью 'общества потребления'. Самоотречение и готовность всеобщей смерти 'за страну Ямато' - состояние конца войны, смененное шоком поражения и оккупации - эти чувства становились уделом памяти. Лозунг дня: 'обогащайтесь и каждый за себя'. Национальный дух улетучивался, словно утренний туман, общество распадались на эгоистические атомы.
Моральный крах, гибель японской цивилизации - так восприняла новое общественное настроение японская интеллигенция, поддавшаяся страху и унынию. Правительство декларируя демократические лозунги отвернулось от народа, отстранилось от решения внутренних проблем связанных с 'новой оккупацией', всецело потакая произволу американских военных и собственных концернов-дзайбацу. Возрождение национального духа на демократических принципах оказалось иллюзией. Единственным видом сопротивления стала борьба на местах с каждой конкретной проблемой, так или иначе оказывавшейся борьбой за экономические интересы. Общеяпонского демократического движения не сложилось.
Корейская война не просто разъедала, подобно ржавчине, японское общество. Война сеяла семена вселенского краха грозя разрастись в апокалипсис. Ужас бомбардировок еще недавно сметавших с леща земли японские города, лишения войны, голод могли повториться вновь. То что основная база американцев на Дальнем Востоке окажется главной мишенью для Советов мало у кого вызывало сомнение. Единственная страна испытавшая ужас атомного холокоста, в 48-м узнавшая о страшных его последствиях, не хотела и не могла вообразить, что будет, если атомные бомбы упадут вновь.
'25 июня началась война в Корее. Мое предчувствие надвигающегося конца света оказалось верным. Надо было спешить' (39). Эту фразу Юкио Мисима вывел в дневнике своего героя-герострата, воспроизводя в романе 'Золотой храм' умонастроения тех лет. Безумный послушник дзенского монастыря сжег Кинкакудзи - 'Золотой Храм' сияющий памятник ХV столетья, чудом уцелевший в войнах и бомбежках. Страна впала в шок от этого символического сожжения.
____________________________________________________________
39 - Храм Кинкакудзи сгорел 1-го июля 1950 года.
_______________________________________________________________
В следующем, 51-м году японское общество потрясло самоубийство поэта Хара Тамики. Автор популярнейшей повести 'Летние цветы' повествующей о пережитых ужасах апокалипсиса, жертва атомной бомбежки Хиросимы в предсмертном послании Тамики написал, что началась новая война, мир неудержимо катится к катастрофе и вновь стать свидетелем безумия человечества он не в силах.
Общее смятение не миновало Куросаву: он снимает 'Идиота' по Достоевскому, а позже фильм 'Жить' ('Икиру') где главный герой узнает, что смертельно болен. Потрясенный новостью мечется он от унылой конторы напоминающий кафкианский бюрократический кошмар по стремительно катящемуся 'в бездну порока и разложения миру', ища и не находя нигде духовной опоры. Только одно мечта заставляет его жить: оставить после себя маленький цветущий сад. Сложно вообразить, что актер Такаси Симура, столь тонко передавший психологические нюансы раздавленного жизнью старика Ватанабэ, через год превратится в Камбея Симаду, которого ничто в мире не может ни поколебать, ни сломить.
Дело здесь не в банальности: 'художник отражает эпоху'. Художник своей эпохой болеет, особенно если это 'эпоха перемен'. Болеет то как гриппом, то серьезно, бывает - смертельно. Мастер должен лично пережить настроение пресловутой эпохи, ощутить ее нерв и показать его. Показать, прежде всего, самому себе. Поставить над собой психологический эксперимент, дать себе и обществу сеанс психоанализа, пытаясь сказать, что завтра неминуемая гибель грозит всем, как вот этому маленькому человеку.
Поставив диагноз следует 'выписать рецепт излечения': переломить психологическую ситуацию, сменить пессимизм и уныние на оптимизм, воззвав к национальному духу. А японский дух традиционно воплощался в самураях. Потому метаморфоза превращения 'маленького человека' в самурая, подобно превращению личинки в стрекозу, вполне органична воплощена одним и тем же актером - Такаси Симура.
'Семь самураев' вышли на экран. Уже в самом названии японцев фильма потрясала поэтическая реминисценция, отсылающая к известной танка:
'Враг не разбит, я погибну в бою,
я буду рожден семь раз,
чтобы взять в руки алебарду'.
Танка принадлежит генерал-лейтенанту Курибаяси Тадамити, написавшему ее перед безнадежной последней атакой на американцев на острове Иводзима. Как всякое трехстишье, стих не закончен, поскольку требует пары ответных строк. И ответ таков:
И семь раз погибнуть,
Сражаясь за императора'.
__________________________________________________________________________
40 - Амфибийная операция американцев по захвату острова Иводзима началась 16 февраля 1945 года. Почти весь японский гарнизон (более 20000 человек) погиб оказав упорное сопротивление. Сражение за Иводзиму явилось репетицией трагедии Окинавы, повторившей ход высадки на Иводзиме в более крупных масштабах, приведшей к спланированному самоубийству большинства окинавского населения и гибели в боях 80-ти тысячного японского гарнизона. Согласно замыслам японских военных, подобная судьба была уготована всей японской армии и всему населению Японии, решись американцы высадиться на главных островах Японского архипелага.
41 - Столь привлекающие своей незаконченностью трехстишья-танка, воспринимаются европейцами как самостоятельные произведения. В Японии танка является частью более сложной поэтической формы - пятистишья хокку, которые, в свою очередь, есть элемент построения рэнга - поэтического диалога. На двустишье следует следующее трехстишье и так может продолжаться до бесконечности. Порой, составленные хокку образуют стихотворение в сотни строф. При этом и танка, и хокку могут быть созданы одним автором, как самостоятельные произведения. Но в любом случае японец, читая танка, мысленно дописывает его до собственного хокку или вспоминает варианты ответов других поэтов.
____________________________________________________________________________
Строки, знакомые каждому японцу, были национальным лозунгом: "Семь жизней за императора,"- писали камикадзе на ритуальных налобных повязках-хасимаки. С момента смерти Курибаяси Тадамити прошло всего семь лет, танка была на памяти. Генерал-лейтенант не был новатором. К тому же образу в стихах обращался командующий императорским флотом Хиросэ Такэо, убитый русским снарядом при осаде Порт-Артура в 1904 году.
Автором изречения считается Масасуэ - брат знаменитого военачальника Кусуноки Масасигэ, возможно, самого легендарного воина Японии, прославившегося первой попыткой вывести императорский трон из-под власти бакуфу. Император Годайго выступая под лозунгами объединения страны и прекращения нескончаемой междоусобицы пребывал в бедственном положении пока не увидел сон о камфорном дереве (по-японски: 'кусуноки'). Вскоре ко двору явился воин с такой фамилией, одержимый идеей (подобно Жанне д'Арк) спасения страны и воздвижения монархии.
Подвиг своей жизни Кусуноки свершал в начале XIV века, но многие из его личных черт и эпизодов биографии заставляет вспомнить Камбея Симаду. Подобно Симаде, полководец, гениально составлявший планы сражений и целых кампаний, предпочитал руководить битвами только в критические минуты сражался лично. В легенды вошли обороны крепостей Асагаса и Тихая, осаждаемых в десятки, в сотни раз более многочисленным врагом. Кусуноки применял обряженные в самурайские доспехи чучела, использовал крестьян в качестве разведчиков и диверсантов. Хотя оборона Тихая подобно обороне безымянной деревушки была успешна, хотя Кусуноки удалось уничтожить сегунат Ходзё, он не смог сломить систему. Узурпатор Асикага основал новый сегунат, разбил императорские войска, императора вновь заключил в 'золотую клетку'. Не в силах пережить разгром своей армии и крушение дела всей жизни Кусуноки вместе с братом совершили двойное самоубийство.
Перед смертью Кусуноки спросил брата, кем тот хочет возродиться после смерти. Масасуэ ответил, что хочет еще раз семь раз возродиться воином и еще семь раз погибнуть за императора. Масасигэ пожелал того же. Братья вспороли животы и проткнули друг друга мечами. С той поры выражение означает непоколебимую уверенность в борьбе за Императора - потомка божества, символизирующего всю нацию, всю Японию. Иносказательно 'семь самураев' это семь раз возродившийся воин, пришедший спасти Родину. Образ, ставший лозунгом патриотизма (42).
_____________________________________________________________________
42 - Более близкая ассоциация - 'рыцари семи копий'. Тоже легендарная семерка самураев отличившихся в битве при Сидзугадакэ в 1583 году. Правда, они прославились не защитой деревни, но взятием укреплений. Очевидна связь с семикратным перерождением: если самураи доблестны, то их должно быть семеро (или семирижды семеро).
________________________________________________________________
Чувство патриотизма Куросавы мечется между Сциллой 'нового понимания' термина, означающего прагматизм и сиюминутную выгоду, оборачивающуюся унижением и позором и Харибдой ура-патриотизма времен войны, поставившего нацию на грань самоистребления. И мастер умело находит свой единственный путь меж двух огней.
Куросава не единственный японский интеллигент попытавшийся возродить боевой японский дух без милитаристской окраски. Вопрос 'как пережить шок поражения?' сменился иным: 'Как выжить?'. Кроме голода и унижения оккупации, на Японию обрушились все нравственные беды присущие тяжелым временам: упадок нравов, расцвет проституции, пьянства, спекуляций, обмана, воровства. Преступность сделалась привычным явлением, убийства - обыденными. Словно вернулись давние времена смуты.
В противовес падению нравов поднялось движение по оздоровлению духа нации практикой боевых искусств. Сенсацией стали показательные выступления по каратэ, но особо преуспел на этом поприще основатель айкидо Морихей Уэсиба, ставивший перед новым видом боевого искусства вселенские задачи по исправлению нравов и созданию идеального общества. После снятия запрета на традиционные виды японских единоборств в 1948-м движение возврата к истокам воинского духа приобрело невиданный размах, достигнув пика к 1954-му году на всеяпонском турнире кэмпо. Демонстрация искусства айкидо, рано многих иных видов 'очищенных' единоборств, вызвало взрыв интереса к единоборствам, увлечение переросло в манию. Уэсиба обрел миллионы поклонников и мог торжествовать. Безусловно, личность и учение Морихэя Уэсибы повлияли на образ Камбея Симады. Куросава увидел в нем возрождение давно ушедшего типа мастера боевых искусств, поэтому проявил живейший интерес к личности Уэсибы и новому виду единоборства, особый упор делая на постижении философии айикдо (43). В очередной раз не случайно ныне всемирно известная эмблема айкидо - томоэ (44) увенчала дзинбаори Камбея Симады.
Движение действительно оздоровило нравственную атмосферу, дало моральные ориентиры и возможность духовного совершенствования на татами спортивных залов (45). 'Маленькие люди' благодаря боевым искусствам теперь могли постоять за себя и обрели уверенность в себе. Преступность резко пошла на убыль.
_________________________________________________________________
43 - Хрестоматийным стало изречение Курасавы: 'Айкидо это не просто вид единоборства, это целая философия.'
44 - В настоящее время за пределами Японии томоэ известен именно как эмблема айкидо и называется 'энергия вихря' или 'запятые'. Уэсиба толковал томоэ так: 'основа боевого искусства - любовь ко всему сущему на Земле'.
45 - Ход традиционный для японской культуры. Стоило стране Ямато усвоить плоды западной цивилизации типа христианства или аркебуз, как возникало движение возврата к истокам японского духа, заканчивавшийся суровым тренингом в залах боевых искусств. Так случилось в первые десятилетия эпохи Токугава, таковой была реакция на вестернизацию после революции Маэдзи (по миру разошлись джиу-джитсу и дзюдо), так и в послевоенную эпоху, когда каратэ, айкидо, кендо, ниндзюцу стали средствами подъема национального духа и прибыльного экспорта.
_______________________________________________________________________
Поставив себе задачу, сравнимую с идеологической революцией, Куросава выводит на экран свих мастеров единоборств - самураев.
'Верхи' упоминаются в фильме только один раз: крестьяне в жалобах на свою несчастную долю упрекают правителей в безразличии к их судьбе. Об иностранцах вовсе речи нет, но их присутствие ощущается как на духовном плане (христианские мотивы в поведении Камбея Симады (46)), так и в 'предметном виде'. Это ружья сделавшие благородство воина бесполезным перед пулей выпущенной из засады неизвестным врагом. Так послевоенные технические новшества меняли образ жизни японцев, а вместе с жизненным укладом - мораль. Хотя можно обнаружить иные далеко идущие интенции, связанные с переживанием шока поражения в войне.
_____________________________________________________________________
46 - Куросава учитывал, что японцы всегда испытывали двойственное чувство к христианству: при внешней привлекательности религии глубокое внутреннее её неприятие, потому столь тщательно 'замаскировал' христианство Симады. С другой стороны мастер понимал: христианские заповеди породили демократию и коммунизм, современную западную цивилизацию и культуру. В современном мире игнорировать учение Христа невозможно, остается адаптировать в японском стиле - 'взяв лучшее'.
______________________________________________________________________
Японский солдат наряду с жестокостью, презрением к чужой жизни в Тихоокеанской войне продемонстрировал невероятные примеры мужества и отваги, граничащей с безумием, выказал небывалую стойкость и героизм. Слово 'камикадзе' вошло в международный словарь. Но никакое массовое самопожертвование не смогло спасти страну от краха. Противник массировано применял самые разнообразные новшества от радаров и 'летающих суперкрепостей', до напалма и атомных бомб, что оказалось сильнее духа императорской армии и готовности 'ста миллионов погибнуть как один человек'.
Тема эта угадывается в фильме. Даже захватив аркебузы у врага, самураи не применяют их (47). Мотив 'подлой техники' разрастается до вселенского обобщения, снимая груз поражения с совести нации. Национальный дух не побежден, убиты его отважные носители. Конец более всего приветствуемый моралью бусидо: герой обязан умереть, одержав нравственную победу.
____________________________________________________________________
47 - Познакомившись с огнестрельным оружием, японцы широко применяли его, но истинные самураи предпочли лук и меч, заявив: 'чтобы убивать из мушкета, надо его просто иметь'. Японисты обычно проводят вполне уместную аналогию между появлением огнестрельного оружия и закатом рыцарства в Европе и аналогичным процессом в Японии.
______________________________________________________________________
Куросава далек от идеализации национального духа. Ведь разбойники, несущие зло тоже японцы, тоже самураи - жестокие, подлые, бесчеловечные... они такие же несчастные жертвы войны, обстоятельств смуты, потому тоже достойны жалости и снисхождения, (эпизоды: расправа над пленным, разговор Кикутьё с вражеским аркебузиром, нападение на лагерь спящих разбойников). Война одновременно и Зло в высшем проявлении бессмысленности и жестокости, и момент эманации Добра - пробуждения лучших качеств в человеке. Снимая груз поражения Куросава не снимает с нации ответственность за развязывание войны, за совершенные преступления, указывая на истоки Войны коренящиеся в национальном духе.
Только поставив столь жестокий диагноз, можно перейти от массового психоанализа к столь же массовой психотерапии, способной излечить израненное национальное сознание. Впрочем, чувство вины не играет столь важной роли в японском сознании, как, например, чувство стыда. Но обращение к чувству вины вытягивает из человека тот же стыд.
Первые кадры фильма копируют классический вестерн, напоминая налет лихих ковбоев или набег беспощадных каманчей (образы хтонических сил разрушения). Следуя этой аналогии, разбойников можно ассоциировать и с американскими оккупантами.
Возможно, этот режиссерский ход сделан в обход цензуры не позволявшей выпадов в адрес вновьобретенных союзников, и во избежание подобного прямого толкования зрителем. Это не призыв к вооруженному противостоянию американцам, что только усугубило бы непростую ситуацию, но к духовному противодействию состоянию оккупации. Всякому злу можно противостоять и в одиночку, на что способны исключительные личности вроде Камбея (очевидно подразумевается интеллигенция), и совместно, когда лучшие люди страны ставят свои способности на службу общественному (народному) благу. Тогда американцы не столько враги, сколь неизбежное зло, следствие поражения к которому нация пришла встав на тропу войны. Их появление так же закономерно, как появление в смуту разбойников, и так же неизбежен их уход, если нация найдет в себе силы к духовному единению и возрождению.
Нагромождение смыслов, намеков и подтекстов чревато усложнением повествования, риском оказаться окончательно непонятым не только массовым зрителем, но и привыкшим к игре смыслов интеллектуалами. Сверхидею можно слишком хорошо замаскировать, чтобы ее никто не заметил, поэтому она должна лежать на поверхности, чтобы восприниматься всеми независимо от логического восприятия смысла. 'Поверхность' эта - форма повествования.
Как всякий большой мастер Куросава постоянно находится в поисках новой формы, адекватному замыслу языка киноповествования. Смешение жанров не самоцель, лишь средство, поскольку художник в полной мере может высказаться только на языке своих произведений. Новые идеи можно высказать только по-новому, на новом языке, в новой форме. Просто высказать идеи мало - Куросаве необходим дидактический момент, чтобы зрителю захотелось подражать полюбившимся героям, копировать их поступки, чтобы дети играли 'в семь самураев' и стремились бы стать такими же героями.
Сверхидея Куросавы присутсвует в самом совмещении жанров. Как в нашитых на куртки и кимоно гербах семерки закодирована вся страна Ямато времен смуты, так в жанровом смешении фильма дан ответ на вопрос: 'Что делать?'. Соединяя жанры режиссер дает слагаемые собственного ответа на этот вопрос: 'Дзидайгэги' - историческое наследие и 'японский национальный дух', 'сёмингэки' - обращение творческих стремлений 'на благо страдающего народа', 'вестерн' - 'взять от западного мира все лучшее'.
Простое сложение оказалось невозможным. Получился шедевр породивший новый жанр 'философского боевика', 'морализирующей авантюры' пустивший глубокие корни в послевоенной культуре, и, во многом, изменившей искусство и мораль второй половины ХХ столетия(48), само японское общество.
___________________________________________________________________________
48 - Образ одинокого самурая-бродяги встающего за справедливость оказался созвучен 'одинокому ковбою'. Не только созвездие 'Великолепной семерки', но и 'Телохранитель' в исполнении Тасиро Мифунэ (Сандзюро) с невероятным успехом воспроизведенный Клинтом Иствудом, а не так давно - Брюсом Виллисом. Самурай в интерпретации Куросавы также оказался близок... образу советского коммуниста. Столь же аскетичен и воздержан до женщин, целеустремлен, столь же обостренное чувство справедливости, та же жертвенность ради общего дела. Подобно самураю коммунист очень часто погибал в финале, но его дело и его мораль торжествовали. Не случайно в советской культуре фабула 'Семи самураев' воспроизводилась сотни раз, порой путем прямого 'перепева'. Хотя самыми успешными оказались произведения использующие русский архетип троицы ('три богатыря'): 'Белое солнце пустыни' и 'Тревожный месяц вересень'. Во времена 'прямого соответствия' (перестроечные и постперестроичные годы) фабула обрела новое звучание благодаря герою 'афганцу' вернувшемуся в родной город, где верховодят рэкетиры и коррумпированные 'менты'. 'Формула спасения' Куросавы, выведенная из сложения западной и дальневосточной традиций, оказалась действительно универсальной, и подверглась дальнейшему 'расщеплению' с вычленением как линий индивидуализма так и социальности.
_______________________________________________________________________
Склонный к реализму в изобразительном ряде, Куросава остается романтиком, безнадежно верящим в магическую силу искусства, в его влияние на сознание зрителя, в способность учить и исправлять нравы, совершать духовные революции. Как в случае с забастовкой на 'Тохо' режиссер оказывается большим реалистом, чем иные деятели искусства, стремившиеся превратить кино в орудие прямого политического действия или в 'искусство для искусства'. Мастер одновременно оказался демократом и коммунистом, 'западником' и националистом, патриотом и космополитом, христианином и буддистом. Словно Абсолют вместил в себя все. Оказался реалистом в прямом смысле слова: творцом новой реальности возникающей из мыслей, идей, образов автора.
P.S. Как это часто случается с шедеврами 'Семь самураев' одновременно и 'опоздали' выполнить прямое свое предназначение, и 'намного опередили свое время'. Точнее: 'свое время' сделали.
После смерти Сталина в начале 53-го корейская война пошла вяло, а к середине лета и вовсе потухла. Страх атомной войны утратил остроту. Американские войска покидали Японию, которая вновь обретала агрессивность, на этот раз в экономической сфере. Вскоре японские товары заполонят мир, филиалы дзайбацу покроют весь земной шар. Пронырливые менеджеры, упорные как самураи, начнут продвигать японский бизнес в отдаленных уголках планеты, куда императорская армия не рассчитывала добраться.
'Семь самураев' имели оглушительный успех, самый широкий прокат в Японии и в мире. Усилия японской интеллигенции по оздоровлению духа нации (того же Уэсибы) слились в единый вал. Фильм действительно добавил оптимизма, но не столько глубокими идеями, сколько прямой приключенческой фабулой. Публика восприняла кино как возрождение 'дзидайгэги' почти полностью пропустив мимо сознания морализаторский подтекст.
Куросава реагировал остро: "Никто из критиков, разумеется, его не понял. Все сетовали на то, что первая половина фильма бессвязна, а ведь именно она и была сильно порезана. Я-то знаю, какой это хороший фильм".
Успех 'Семи самураев' на мировых экранах действительно вывел японский кинематограф на мировой уровень. Распространенное в среде японской интеллигенции представление о провинциальности, вторичности японской культуры по отношению к мировой, (сочетаемое с чувством исключительности собственной культуры, как высшего достижения цивилизации(49)) сменилось законной гордостью.
Сегодня деятели японской культуры возмущаются, что в мире, особенно в России, японцев воспринимают, основываясь на самурайских фильмах (в первую очередь на 'Семи самураях'), хотя нация и страна давно изменились, модернизировались, находятся в авангарде научно-технического прогресса и активней всех иных народов плодами этого прогресса пользуется. А мир продолжает считать японцев самураями и выстраивает свои модели поведения исходя из этого представления. 'Мы не средневековая - мы ультрасовременная нация'.
_____________________________________________
49 - Дуализм свойственный не только японцам.
______________________________________________
Но давно ли японцы представляли русских основываясь исключительно на Достоевском (японская интеллигенция) или на взятых из комиксов-манга картинках бородатых казаков с красными звездами на папахах и бутылками водки в руках (массовое представление)? Так было еще лет 15 назад и вряд ли сильно изменилось сегодня.
Не удивительно что для иностранцев привлекательны лучшие образы японской цивилизации. Людям вообще свойственно думать о других лучшее, особенно если это лучшее похоже на сны, навеянные мастером Куросавой. Лучше чем воспринимать современность буквально или отделять зерна от плевел в постмодернизме обоих Мураками или Такеси Китано.
Все лучшее в этом мире принадлежит не только Японии, но всему этому миру, в том числе и нашему отечеству, в последнее время озабоченному теми же вопросами о национальном духе ('национальной идее') что волновали полвека назад автора 'Семи самураев'.