|
- Доброе утро, Екатерина Алексеевна,- протягивая халат, вежливо произнесла прислуга.
- Спасибо, Инессочка. Чай готов?
- Все готово, Екатерина Алексеевна. Можно завтракать, - с услужливой улыбкой ответила горничная.
- Что так рано? Я в ванную. Чай должен быть горячим.
Глазами проводив хозяйку до самых дверей душа, Инесса быстро убежала на кухню подогревать уже слегка остывший чай.
- Опять этот чертов деловой обед!- бормотала служанка, нахмурив брови так, что они соединились на переносице,- Снова все нервы сегодня вечером истреплет. Я еще раньше удивлялась, почему у такой красивой, умной девушки нет мужа. С ней не то что муж, ребенок и то жизни не видит. Тьфу! Дура я старая!
Сейчас, с раннего утра, ей был просто необходим душ. Сегодня важная деловая встреча и Екатерина обязана была выглядеть свежей и здоровой. В наше время внешность в бизнесе – неотъемлемая составляющая на пути к успеху. Работает она в очень солидной страховой компании, занимает должность исполнительного директора. Молода и красива. Всех всегда удивляло, что в свои 27 она добилась блестящих успехов в карьере, чего не удается многим зрелым и умным людям. В работу погружена с головой. Домашними делами уже давно не занимается, с тех пор как развелась с мужем и продвинулась по карьерной лестнице завела служанку. Да и на ребенка особо времени не остается. Видятся они редко, и обычно весь разговор матери и сына ограничивается фразой: «Как дела? Что нового?». И то, после второй чаще всего звонит телефон - очередной важный звонок, и ребенок, как обычно, остается без внимания. Поэтому, воспитание чада легло на плечи домашней работницы Инессы Павловны. Екатерина, ознакомившись с ее резюме, не раздумывая пригласила к себе на домашнюю службу. Миловидное лицо, хорошие манеры, спокойный характер – все это показалось бизнес-вумен вполне весомым аргументом для того, чтобы пустить эту прекрасную женщину к себе в дом. Инесса – женщина сорока семи лет. Хорошо воспитанная, образованная: в дипломе прописаны два высших образования. Никогда не была замужем. Как говорится, ни ребенка, ни котенка, только Самохины - Екатерина Алексеевна, да ее сынок – Антошка.
Спустя ровно пять минут Екатерина Алексеевна вернулась из ванной комнаты и вошла сразу же в кухню. Горничная аккуратно поставила кружку с чаем на стол.
- Приятного аппетита,- мило улыбаясь пожелала она.
- Сколько тут сахара? Боже мой, ну сколько я могу просить Вас! ОДНУ чайную ложку! Неужели так трудно запомнить?!
- Извините, просто вы на диете всего лишь третий день, я все никак не могу запомнить…- с виноватым голосом чуть слышно проговорила служанка.
- Антон еще спит? Я буду поздно. На тумбочке 500 рублей – на мелкие расходы должно хватить,- поспешно вставая из-за стола сказала она.
Она надела самое дорогое из своих платьев. Оно было из какой-то очень известной коллекции и стоило целое состояние. Все было уже готово, она проверила все ли бумаги в сумке. Взяла духи, которые специально предназначались для бизнес-встреч, сделала пару маленьких пшиков и побежала поспешно обувать туфли.
- До вечера, Инесса.
- Всего доброго, Екатери… - не успела сказать горничная, как перед ее носом громко хлопнула дверь, - Улетела! Хоть бы за собой дверь закрыла.
За всей этой картиной, потирая еще не проснувшиеся глазки, наблюдал Антошка, выглядывая из-за комнатной двери. Ярко зеленые глаза его всегда отчего-то были наполнены невыносимой грустью. На все происходящее он смотрел с испугом. Он знал, мама уйдет, и все сразу начнется.
Прислуга, увидев ребенка, ловко схватила его за ухо. И, таща его до самого туалета, громко кричала:
- Проснулся, гаденыш! Почему не в туалете еще?! Четыре года! Уже давно пора запомнить, что когда просыпаешься всегда нужно сразу идти в туалет. Еще он подсматривать будет. Вот выродок!
Она силой толкнула его на унитаз так, что он упал на него животом, а рукой еле удержался за крышку. Инесса захлопнула дверь и продолжала кричать в адрес мальчика:
- Сукины дети! Мать всю уже истрепала, бизнесменша херова. Ты еще мне мозги будешь пудрить. Я тебя научу как себя вести. Сейчас тебе глазунью пожарю. Попробуй только не сожри!
Антон смотрел в потолок и пальчиком считал большие белые квадратики. Поскольку считать он умел только до десяти, счет продолжался с чисел «десять один, десять два, десять три…». И так по кругу. Бесконечный счет, поэтому ему было интересно, и он так считал каждое утро, потому что очень не хотелось выходить, а такая утренняя «считалка» очень помогала задержаться на подольше.
- Ты что там, уснул что ли? Запор? А ну выходи, змеюка такой!
Антоша понимал, что лучше больше не отсиживаться. Шутки с Инессой плохи, дальше будет хуже. Натянув голубые пижамные штанишки в клеточку под самую грудь, вытерев слезинку с щеки и нахмурив свой маленький светлый лобик он вышел из туалета с такой походкой, будто он шел не в кухню завтракать, а отправлялся на военный фронт. Перед самой кухней шаг стал значительно медленнее и неуверенней. Глубоко вздохнув, Антошка все-таки осмелился: быстро вошел в кухню и сел за обеденный стол. Нянька швырнула тарелку перед самым его носом так, что брызги от недожаренного желтка попали прямо на его конопатый нос и рассыпались по нему, будто появились новые, большие конопушки.
Она села напротив и смотрела ему прямо в глаза. Антон со всей силы сжимал в маленьком кулачке тяжелую вилку и тыкал ею глазунью. Он не мог поднимать глаза, потому что боялся столкнуться глаза в глаза с Инессой. Она стукнула кулаком по столу. Мальчишка икнул от испуга и принялся ускоренно есть. Он ужасно морщился. Но не от вредности, а от того, что глазунья была несоленая. У маленького Антоши был нефрит - почечнокаменная болезнь, и ему было прописано употреблять как можно меньше соли. Но Инесса Павловна решила не солить ему пищу вообще. Закончив трапезу, Антоша встал из-за стола и было уже направился в свою комнату, как получил тяжелой ладошкой по шее.
- За что?
- «Спасибо» где, оболтус?
- Спасибо…- еле слышно прошептал он
- Не слышу?
- Спасибо Инесса Павловна!- буквально проорал мальчик
- Издеваться вздумал? Вот отродье! Давно «подогрейку» тебе не делала?
Ребенок вылупил глаза, молча смотрел в на прислугу секунд 10, как каменный. Потом громко заревел и побежал к себе в комнату, прыгнул на кроватку и свернулся в клубок. Голову и попу накрыл подушкой, а голенькие ножки спрятал под одеяло. Плакать старался тихо, поэтому получалось так, что он ревел приглушенно, но взахлеб.
«Подогрейкой» называлось наказание, когда Инесса Семеновна ставила Антона на огромный подоконник, а на голову клала две толстые книги. Мальчик должен был ходить от края до края подоконника, пока горничная считала до пятидесяти, чтобы книга не упала. Если книги падали, она снимала с Антона штаны и садила его голой попой на горячую батарею. К примеру, если книги падали после того, как Инесса досчитывала до тридцати, он должен был сидеть на батарее столько, сколько не доставало до пятидесяти, то есть двадцать. Антоша сильно корчился, но не кричал. Вел себя по-мужски, только тихо плакал. После последней «подогрейки» ребенок не мог сидеть на попе 3 дня.
Маму даже не удивило, почему ее ребенок 3 дня спал на животе, когда обычно он спит на спинке. Она всегда целовала его перед сном, желала спокойной ночи тогда, когда он уже спал: возвращалась мама с работы очень поздно. А Инесса Павловна обычно после таких наказаний втирала Антошке в попу мазь от ожогов и с жалеющей интонацией говорила: «Бедный ребенок! Ну ничего, ничего… Скоро заживет. Ты не обижайся на тетку, ты ведь мне как сын родной. С года с тобой вожусь, изо дня в день маюсь. А мать у тебя – говно. Без разницы ей на тебя. Работа, да хахали. Да что я говорю! Ты же любишь ее, не понимаешь. А вот подрастешь, вспомнишь мои еще слова, вспомнишь!»
В мамино отсутствие, когда становилось очень грустно, Антошка ложился на кроватку и рядышком с собой клал ее ярко-малиновый шарф. Его она одевала очень редко, и ребенок забрал его себе, зная что мама этого не заметит: у нее таких было еще, как минимум, пятьдесят. Отчего-то этот шарф Антоше нравился больше всех других. А как он пах! Он пах ею: ее эксклюзивными духами, дорогими дамскими сигаретами с шоколадным запахом, ее волнистыми светло-русыми волосами, которые так красиво рассыпались по малиновой тряпочке. Он пах родным – мамой. Мальчик закрывал глаза и долго неподвижно лежал. Двигалась только его рука, которой он наглаживал этот небольшой кусочек своего маленького счастья.
На часах было уже пять минут одиннадцатого. Инесса Павловна сидела в гостиной и что-то задумчиво вышивала, а мальчик выглядывал из-за двери своей комнаты в коридор, не спуская глаз с дверной ручки. Горничная наконец-то отвлеклась от увлечения и посмотрела на часы.
- Десять минут одиннадцатого!- кричала она, глядя на Антона,- Ты, сучонок, еще не в постели? Ведь знаешь же, что в десять отбой! Змееныш!!! Марш спать!
Антоша громко хлопнул дверью и упал на кровать. Он долго лежал и ждал. Каждые 10 минут он вставал с кроватки, чтобы посмотреть в дверную шелку, но каждый раз разочаровывался в своих ожиданиях. Наплакавшись, Антон заснул.
Инесса Павловна не спала, она сидела в лоджии на огромном турецком кресле. Укутавшись в шаль, она перечитывала свежие газеты и изредка поглядывала в окно. Там было спокойно, обычная зимняя сибирская погода. Инесса сидела до тех пор, пока свет не погас во всех окнах дома. Свет продолжал гореть только в двух окнах: в их, окне Самохиных, и в окне соседей через стенку – семьи Васильевых. Прозвенел телефонный звонок. Это была Екатерина Алексеевна, сообщила, что ночевать не приедет, и Инесса потушила свет и легла спать.*