Название: Зрячие
Фендом: Criminal Minds
Автор: deirdra
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Дерек Морган/Спенсер Рид
Жанр: ангст, романс
Содержание: чем дальше назад ты посмотришь, чем дальше заглянешь вперёд (с) У. Черчилль
Посвящение: написано для Rassda и середина лета
Отказ от прав: стандартный
Наверное, все они немного больше видят, чем другие - потому что работа такая. Видеть то, что увидеть нельзя. И не всегда в переносном смысле.
А сейчас Морган видит его.
- Агент Спенсер Рид.- Он тут же уточняет: - Доктор Спенсер Рид.
Чуть за двадцать, высокий, худой, тёмно-русые волосы, астеник, коэффицент ай кью сто восемьдесят семь. Что ещё?.. Ах, да - самое главное.
- Да, я гений, - говорит он.
Смотрит - спокойно. Незамутнённо. А кисти рук сведены вместе, пальцы сцеплены в замок, губы чуть более сжаты, чем это бывает, если человек спокоен, и лёгкая морщинка между бровей. Нервничает? Да вы что - это же Спенсер Рид. С тремя докторскими степенями, профайлер отдела анализа поведения преступников ФБР.
Морган его видит, улыбается и иногда хлопает по плечу - пальцы потом долго-долго хранят это ощущение: костлявое и тонкое. Но у Моргана вообще с тактильностью гораздо лучше, чем со всеми остальными пятью чувствами. Включая интуицию. Доктор Спенсер Рид тут же бы сказал, что так называемая интуция есть ни что иное... И бла-бла-бла. С кучей цифровых данных и прочих слов.
На работе - то есть практически добрые три трети суток, практически, да, - они общаются. Они постоянно оказываются рядом, Дерек Морган, профайлер, инструктор по рукопашному бою, агент ФБР, и доктор Спенсер Рид, профайлер, агент ФБР. Почти что идентично, может, кроме этого самого "доктор".
Вообще, помимо статуса "агент ФБР, отдел анализа поведения преступников", у них действительно много общего. И это может увидеть, кто угодно - это и не скрывается.
Например, они оба мужчины. Да, Спенсер Рид - мужчина. То есть - тоже мужчина. То есть, не Эл ("в следующий раз покажи ему ножки"), не Гарсия ("обещаешь ночь горячего секса?") и уж точно не Джей-Джей - а вот здесь спорный вопрос, несмотря на. Потому что не всякий мужчина умеет так быть сверху, как она. В смысле - все всё поняли, да.
Вернуться к вопросу о сходстве: конечно, Спенсер мужчина - носит брюки, носит галстук, даже если он иногда напяливает свои невозможные вязанные кофты и пуловеры, и безрукавки. Бреется - по крайней мере, это заметно: такая тёмная полоска над верхней губой. А кожа у него нежная и тонкая, почти прозрачная. На такой, прикидывает автоматически Морган, синяки, наверное, недели три держаться будут. Уродился Спенсер вот настолько тонкокожим и хрупким, что сквозь него разве что лунный свет не просачивается. Мужчина - Хотч хмурится, разговаривая с Джей-Джей, а та невозмутима и собранна, маленькая и такая, что не согнёшь, не сломаешь - или нет, не мужчина. Морган думает, подбрасывая теннисный мячик, ожидая своей очереди у кофе-автомата: нет, на мужчину доктор Спенсер Рид не тянет - мужчинка. И это слово Моргану тоже не нравится. Оскорбительно. Даже применительно к Спенсеру Риду. Особенно - применительно к Спенсеру Риду. Тот проходит мимо, весь такой серьёзный, с папкой в руках. Морган ждёт своей очереди, улыбается, кидает "привет", получает ответное "привет" и хлопает того по плечу. Спенсер только удивлённо приподнимает брови. Но никак не комментирует: наверное, слишком занят, если даже ответить не способен.
- В конференц-зал, - негромко и резко сообщает Хотч, заканчивая разговор с Джей-Джей.
Та уже разговаривает с кем-то по сотовому - вечный маленький местный ураган. Маниакально-работоспособный ураган, если честно.
Жаль, с кофе не сложилось, - думает Морган.
Сегодня три убийства. В восточном Бронксе. Хотч замкнут и по лицу ничего не понять, если его не знать. А так как они все тут немного друг другу родственники - Гарсия говорит "чокнутая семейка" и щёлкает жвачкой, надувая пузырь - то понятно, как ясный день: Хотч считает это дело дрянным. Потому что дети. А у Хотча жена в положении, и будь ты хоть десять раз спецагентом, и двадцать раз психологом, но если твоя жена в положении, всё, что касается детей и женщин - это дрянное дело.
- Табу, - говорит кто-то рядом, у самого уха.
Морган удивлённо оборачивается - Рид. Высокий, узкоплечий и серьёзный.
- "Тотем и табу", - отвечает он на изумлённый взгляд Моргана (одно плечо у него как будто выше другого, но это может казаться из-за его вечной сутулости), - работа Фрейда об анимизме и тотемизме у первобытных народов, год выпуска...
- Спасибо, Спенсер, я в курсе.
Обрывать Рида - это, конечно, восьмой смертный грех. Потому что смотреть невозможно, видеть это детское лицо таким - доктор Спенсер Рид - когда морщатся губы, и чуть чаще обычного смежаются веки. Стоп, Рид. Просто - стоп. Жизнь вообще жестокая штука, парень.
Тем более, когда дело о серии с расчленением трупов. Вот так.
У Спенсера такое лицо, что нравиться может очень определённому типу людей - не нравиться, если быть точным, а вызывать нечто другое, шевелить память, вытягивать оттуда - Морган чуть не начинает загибать пальцы, но вовремя вспоминает о синдроме навязчивых состояний и осекает сам себя: сострадание, забота, опека, доверие, нежность. Нравиться он будет девочкам в возрасте до и женщинам в возрасте после. У первых - это доверие, романтика, платоника. А у вторых - опека, забота, сострадание. А нежность, вспоминает Морган на высоте тридцати тысяч футов? Нежность - это другое. Спенсер сидит над шахматной доской и гипнотизирует её силой собственного интеллекта: угадывает не следующий ход, а ход через ход. Сам Морган мог бы посоветовать ему заняться хотя бы айкидо - но и тут не то чтобы уверен: единственная мышца, способная выдерживать полноценную нагрузку в организме Спенсера, это его мозг. Да, Морган в курсе, что мозг - это скопление нейронов, а к миоцитам они явно не имеют никакого отношения, но просто со Спенсером всё непросто.
Сегодня это Бронкс, континентальный Нью-Йорк. Сегодня это дело о похищенных, убитых и расчленённых детях, и Спенсер уже говорит. Голос у него обыкновенный, зато необыкновенно всё другое - его явная, вычурная хрупкость, его явная демонстративность в отсутствии этой самой демонстрации, поза без позы, он таков как есть. Даже если люди такими не бывают. В его возрасте.
Глядя на карту Бронка, на ключевые развязки автострад, на помеченные красным места обнаружения трупов, вернее, частей трупов - очаровательна их работа, тут в человечестве очень трудно ошибиться - Морган иногда поглядывает на руки Спенсера. Не специально - просто Рид сидит впереди, перед ним, и его руки лежат на столе, пальцы сцеплены в замок, ногти аккуратно подпилены, а кожа кистей, та, которая видна из-под манжет рубашки, всё такая же тонкая и светлая, и кажется, будто косточки сразу там, под ней, настолько тонкими выглядят пальцы. Пять красных отметин на карте - пять мест обнаружения. Гидеон говорит о возможном сакральном смысле и смысле жертвы, Рид тут же вскидывается - он не умеет пока иначе реагировать - и продолжает за Гидеоном развивать тему мистического зрения. Теперь можно считать, вся аудитория в курсе относительно значения пентаграмм.
Его кисти несоразмерно крупные, если сравнить с тонкими запястьями. Рид постоянно забывается и делает сотни мелких, быстрых движений руками. С трудом контролирует эту навязчивую привычку.
Морган осматривает место номер три - Гидеон выбрал его, потому что здесь обнаружили голову первой жертвы. Нет, тонкие - не то. Дёшево получается, точно: дёшево. Как дешёвый секс в дешёвых бульварных романчиках: мягкий переплёт и брутальные самцы на обложке. Свет рассеянный, единственная лампа под самым потолком, приходится подсвечивать фонариком.
...И грудастые тёлки, только-только после пластики груди и липосакции.
Он осторожно осматривает комнату - обыкновенное подсобное помещение, стараясь понять: что, что тут такого, что могло бы заставить, вынудить или попросту допустить факт хранения в ней головы ребёнка.
- Потому что ты такой - это заметно, - Рид со всеми разговаривает, а ему, Моргану, он говорит. Разница неуловима, но есть. Как в его демонстративности без демонстрации.
- Докажи, - кидает подначку Морган.
Вообще-то свободное время - а вчера была Тульпа. А завтра будет неизвестно что ещё.
Они сидят за столиком перед окном. Гидеон терпеть не может находиться спиной к окну - это значит быть уязвимым для самого удобного удара. Хотчу в принципе всё равно, но он тоже выбирает своё место - такое, чтобы было функциональное и с удобной подсветкой. Канцелярщика всегда выдаёт любовь к удобному свету. Эл - садится преимущественно у стены, во время разговора кладёт руки перед собой и наклоняется к собеседнику - вся порыв и нетерпение, желание доказать свою, если не правоту, то право так считать. Что ж, она если и ошибается, то довольно редко: дотошная и яркая. Страдает и от того, и от другого впрочем.
- Ты посмотри на себя, - говорит неожиданно Рид, - посмотри, как ты одеваешься, как говоришь, что делаешь в течение дня.
Морган давится кофе-латте. Это что, Рид такое сказал, или мысли всего отдела профайлинга относительно самого Рида вдруг материализовались?
- Тебя видно, - уточняет Рид, у него над верхней губой полоска тёмная - это шоколад, который он пьёт маленькими, аккуратными глотками.
Морган приподнимает брови и улыбается - очень тонко, но они оба знают, что это: да ты что!
- Как? И не будет даже цифр, что - ни одной?
Рид - выпуклый лоб, плавные брови и тёмно-русые волосы, тонкая шея и нелепый галстук, слишком яркий и широкий для такого... Щуплого? Хлипкого? Нет - Моргана как раз беспокит, что Рид не кажется ему ни мужчиной, ни "эй, парнишка, сгоняй за кофе", ни "милым мальчиком". Девочкой он тоже ему не кажется. Проблема нужного эпитета - и Морган нащупывает вслепую то самое, правильное слово, пока Рид отпивает горячий шоколад из керамического бокала.
- Тебе это не надо, - отвечает Рид: глаза у него тёмные, веки припухшие и эти круги - он, серьёзно, не спит никогда? Он вообще в курсе, что люди, бывает, да, спят - по ночам чаще всего. А вообще - как получится.
- Мы будем кости кидать, или ты уже скажешь?
Рид вытягивает губы и хмурится - это он так думает всегда, а руки у него лежат на столешнице - он допил свой шоколад - чёртовы его руки, почему-то думает Морган. Не мужчина. Не парнишка-принеси-кофе. Не девчонка. А жесты - от наклона головы, от этих переплетённых пальцев с маникюром, от этих пожатий плечом, все жесты мелкие и манерно-неловкие, скованные, девочковые. И кто тут кого видит?
- Поехали к тебе, - выдаёт Рид. Решил.
И смотрит - прямо, искренне, незамутнённо. Моргану определённо нечего скрывать, но что-то вдруг дерёт, как наждачкой, как мелкой тёркой по коже, так, что он еле сдерживается и не отводит взгялд. Кто здесь мужчина, в конце концов?
- Надеюсь, ты не думаешь найти труп моего преподавателя по психологии в кладовке?
Рид хмурится - с шутками у него отношения не очень.
- Да шучу! - Морган отсчитывает наличкой - оставляя деньги на столике, поднимается. - Я его кремировал в соседней с домом котельной.
- Не кремировал - ты просто бы его закопал. - У Рида всё такое же лицо, которое означает я-мальчик-которому-чуть-за-двадцать-с-хронической-бессонницей-и-кучей-цифр-в-голове: - Ты не любишь огонь, потому что боишься таких сильных стихий. Не умеешь их контролировать.
Морган откашливается и распахивает застеклённую дверь перед Ридом: дамы вперёд.
- Ну что, девочка моя, - спрашивает он, - где сегодня забыла свои бантики?
И голос, вопреки его желанию, звучит совсем-совсем сарказмом. Нежностью. Рид засовывает руки в карманы и пожимает плечами: что ты можешь понимать. Но вне работы такое можно, правда, можно - пока никто не смотрит, пока никто не видит.
Сегодня среда. Вчера они были в Квантико, Виргиния. Сегодня - восточный Бронкс, Нью-Йорк, район жилых многоэтажек, спальный район. Кажется, там, на улице начался дождь - какой-то шуршащий перестук, наверное, тихо-тихо и разойдётся. "Если бы я был серийным маньяком, если бы я убивал мальчиков десяти лет, насиловал и расчленял, то..." Интересно, а когда такая игра - я-загляну-к-тебе-в-мозг - стала нормальной? Он отпинывает пустую жестянку - банка из-под кофе. Местные копы здесь уже всё прочесали, медэксперты тоже поработали и криминалисты перетряхнули эту комнатушку сверху донизу. Только никто из них не умеет - видеть по-настоящему. Голова. Здесь была найдена голова первого пропавшего ребёнка - две недели назад пропавшего. Заглянуть - он наклоняется, чтобы рассмотреть получше, что там, за полкой - заглянуть в прошлое, заглянуть как можно дальше, чтобы увидеть и понять: как оно получилось. Что-то там такое есть определённо. "Если бы я убивал мальчиков, насиловал, расчленял..." Там что-то есть.
Заглянуть в прошлое - каждый раз заглядывать в кого-то другого. Каждый раз - видеть что-то от этого другого в себе. Каждый грёбанный раз. Видеть. Снова прятать. Не забывать.
До квартиры Моргана они добираются на метро.
- Понятия не имею, что ты там всё-таки надеешся найти, - говорит Морган, останавливаясь перед дверью и доставая связку ключей: машина, квартира, банковская ячейка. Брелок...
- Ключ Соломона.
- Что?
- У тебя брелок в виде ключа Соломона.
Морган автоматически прячет брелок в ладони, но потом спохватывается - это же Рид. Сейчас выдаст статью из гримуара и успокоится. На неполные полчаса, как минимум.
- И что ты скажешь? - спрашивает он.
Рид - это кукла. Не мужчина, не парнишка-принеси-кофе, не девочка-моя-где-твои-бантики, Рид - кукла. Высокая, нескладная, с дурацкой кукольной прической и таким вот выпуклым лбом - почему-то Моргана клинит на лбе Рида, вот почему, интересно? - с дурацкими кукольными глазами и в дурацких кукольных шмотках. Не самая дорогая, поэтому нескладная, поэтому в нелепой одежде: мамашки покупают такие куклы детям, когда надо купить что-то и очень быстро, а кредитка почти на нуле - и одежду потом перешивают мамины руки, а прическу меняют руки ребёнка. Рид - кукла. Стоит и хмурится, морщит губы, приподнимает плечо, словно постоянно защищаясь. От чего-то.
- Давай зайдём, - говорит он, зябко вздрогнув.
Руки из карманов не вынимает даже в квартире. Ходит неторопливо, стараясь по возможности ступать не очень широко и смотрит. Внимательно. Молча. Изучает. Всматривается.
Как там? Двадцать тысяч слов в минуту - за сколько минут он запомнит всю квартиру Моргана? Увидит. Поймёт. Узнает.
- Я же говорил... - начинает Рид, поворачиваясь к стоящему за спиной Моргану.
Больше он ничего сказать не успевает, потому что Моргана перемыкает, потому что что-то щёлкает такое, внутри: когда эта голова поворачивается к нему - выпуклый чёртов лоб, который как один ночной кошмар, эти гладко зачесанные виски, этот нос и брови, и эти - мать их, мать их! - эти девчоночьи, абсолютно девчоночьи губки-бантик-нахрен-их-возьми - всё это сейчас перед ним.
Он уже не соображает, нет, он соображает, это вранье всё: на самом деле сейчас он предельно собран, сконцентрирован, сейчас он так собран, что, кажется, способен надрать задницу не только этому долговязому и тощему пупсу, но и самому Гидеону - по скорости мышления. Рид оказывается прижатым к стенке, а глаза у него - он чуть выше Моргана, ненамного, но чуть выше - глаза у него мало того, что тёмные и с вечной этой окантовкой, мало того, что с припухшими веками, так ещё и левый глаз оказывается немного больше, шире, чем правый. И Моргана срубает эта ассимметрия, как будто всего другого было недостаточно, а вот такое - да, сразу тёплым, мягким, жарким ползёт из груди и вниз, по позвоночнику к животу и ниже, в пах: вот тебе, Дерек, полноценный стояк.
Нежный, - думает он, распластывая Рида по стенке, а тот, кажется, от неожиданности забыл на каком языке сейчас можно звать на помощь. Онемел, и все его тупые книжные знания вверх тормашками, перевернулись. А горло у него тонкое, и этот треугольник кожи, открывающийся в вырез расстёгнутой рубашки и чуть расслабленного узла галстука - за это по-хорошему надо убивать сразу. Потому что смотреть, видеть и быть спокойным - нельзя.
Так Морган и целует его в первый раз: обалдевшего, забывшего, как говорить, разучившегося дышать, тонкого и хрупкого, нежного. Нежный, - вспоминает он, - нежный. Кожа Рида на вкус - кожа как кожа, ближе к губам чуть сладковата - это след выпитого шоколад. Нежный - то самое слово. Он придерживает Рида одной рукой за плечо - чувствуя каждую птичье-тонкую косточку под слоем рубашки и пиджака. Второй он шарит внизу, проталкиваясь между их телами, которые сейчас вплотную друг к другу, так он пытается стеснённо, быстро, неловко, пока стыд не закричал во всё горло: ты чего делаешь?! - пытается расстегнуть ширинку ридовских штанов, чтобы почувствовать. Себя-то он уже прекрасно чувствует, да и Рид его тоже прекрасно чувствует своим левым бедром - такой стояк не почувствовать просто нельзя.
Хочет почувствовать другого, вот такого, кто сейчас близко и весь его, весь - перед ним. Пальцы теряют привычную ловкость, кожа царапается, а он так хочет быстрее коснуться, быстрее-быстрее, как бешено стучит сейчас в висках, как хочется толкнуться в него, в Рида - в эту хрупкую и беззащитную нежность, во всего него, с этими глазами-губами-тонкой-кожей. Всего его хочется. Морган никогда ещё не был так разумен, как сейчас. Потому что он держит себя - как на поводке. Как в наморднике. Пока что.
Нежный - слово, что он искал вслепую, что никак не мог подобрать, найти, придумать. Оно - для Рида. Морган как раз облизывает его щёку возле самого уголка, где сходятся эти губы, эти чёртовы девчоночьи, ярко-розовые губы, как раз ещё немного... И Рид вдруг отталкивает - несильно, господи, да неужели он этими своими птичьми лапками способен оказать реальное сопротивление? - он просто пытается оттолкнуть, упираясь ладонью в грудь, чуть ниже ярёмной вырезки, чуть ниже того места, где сейчас колотится сердце, и рвётся-рвётся-рвётся дыхание.
- Не надо, - шепчет Морган - в приоткрывшиеся губы, прямо туда, в жаркий рот, но не касаясь, пока не касаясь его, - не надо... Спенс.
Ему удаётся расстегнуть пуговицы, когда оно и обнаруживается - Морган влажной, еле сдерживаемой от дрожи ладонью проскальзывает в расстёгнутую ширинку, отгибая мешающуся ткань, вот тут-то он сам останавливается, и не нужны никакие крики Рида о том, что "помогите, насилуют". Останавливается, застывает и даже отстраняется, потому что там... Ну, то же самое было - вот зеркальная проекция того, что сейчас происходит с Морганом.
- Спенс?
Тот только шумно выдыхает - наконец-то. И прикусывает губу, медленно краснея, заливаясь алой краской от щёк до мочек оттопыренных ушей. Опускает голову, чтобы не смотреть.
Морган кашляет, замешкавшись, и вынимает руку из штанов Рида: странно всё это - стоят двое сотрудников, коллег, агентов... Да к чёрт, думает он. К чёрту, к дьяволу!
- Так ты..?
Тот только кивает, по-прежнему ничего не говоря - смущённый чуть не до слёз и впервые такой... Такой ужасно, неправильно, ненормально молчаливый.
- Пойдём в кровать, - вдруг выдаёт Рид.
И вскидывает голову, смело глядя в глаза Моргану. Отважный весь, блядь.
До кровати - путь оказывается очень коротким. А потом... А потом они не знают, что делать. Стоят потерянно - всё ещё краснеющий Рид, лохматый и постоянно нервно покусывающий губу, ширинка расстёгнута и вид тот самый - меня кто-то только что хорошо оттрахал. Морган так и видит себя со стороны - как, возможно видит его Рид. И стыдно, и трудно посмотреть в глаза, и трудно отказаться, и неимоверное трудно, невозможно трудно взять - сейчас, когда согласие получено, когда всё к тому и шло, все эти долгие месяцы работы, все эти разговоры, все эти неловкие жесты ладоней и сутулая спина. Он чувствует, что Рид смотрит, даже знает, что сейчас та самая неправильность лица - глаза - сейчас это всё так же заметно. И, может, даже сильнее. И, господи, как же стыдно.
- Я, наверное, пойду, - раздаётся неловкое и очень тихое.
Никогда, никогда Морган не слышал его голос таким: сломанным. Он оборачивается и видит, что Рид действительно готовится уйти - а что, он разве врал когда-нибудь? - поправляет рубашку, застёгивая пуговицы до самого воротничка, приглаживает волосы - чёртова девчонка, кукла долговязая... До ширинки Рид так и не добирается - Морган подходит очень быстро, быстрее, чем соображает, быстрее, чем успевает остановить себя, и толкает Рида на кровать.И падает прямо на него, чтобы вышибить из этого тощего долговязого тела всё дыхание, которое там вообще оставалось.
Штаны они кое-как умудряютсмя стащить друг с друга - при этом практически ничего не говоря, не спрашивая, не выясняя. Что тут можно ещё выяснять? У тебя был? - Не был. А у меня был, да лучше бы не был никогда.
Падая на Рида, как будто, бля, прыжок в пропасть, когда летишь и всё тебе похрен - вот, что способствует самому охренительному оргазму - падая на него, Морган всё-таки выставляет руки и опускается на сжатые кулаки, удерживая себя на весу, а потом уже стягивает с Рида брюки, молча, только стараясь не так, чёрт возьми, дышать, потому что... Рид глаза закрывает, жмурится изо всех сил, краснеет снова - быстро, пламенно, одномоментно. И голову запрокидывает - то ли целоваться боится, то ли хочет вдохнуть поглубже. Чтобы воздуха хватило на всё то, что дальше. Будет.
Это именно Морган начинает дрочить ему, именно он первым касается тяжёлого, уже налившегося кровью члена, проводит сначала пальцами по стволу - Рид сильнее прикусывает губу, на его лицо смотреть невозможно, так оно изменяется, так оно постоянно отвечает на каждое прикосновение новым выражением - сначала пальцами, легко-легко, чтобы тот привык, чтобы не отшатнулся, чтобы... Блядь. Кажется, сейчас себя придётся придерживать, потому что если тут кто-то и кончит раньше времени - похоже, этим кем-то будет он, Дерек Морган.
- Дерек, - выдыхает Рид. Кажется, сам себе не верит - они чаще не так обращаются друг к другу. Но они и не общались никогда друг с другом подобным способом, так что...
- Тихо, - говорит Морган, шепчет, боясь, что сейчас-сейчас... Да он сейчас кончит банально от этого голоса!
И начинает дрочить жёстко, быстро двигая ладонью.
Это Морган разводит ноги Рида широко и ещё - пожалуйста, Спенс! - и ещё чуть шире, сползает вниз, устраивается между худыми, острыми коленками - не девчоночьими, и близко нет, но такими худыми, что каждую венку на бедре можно пальцем обвести. Только всё это - позже.
Это Морган раскрывает Рида - пальцами, осторожно, удерживая себя, чтобы ещё немного, немного потерпеть. Пальцами, а потом языком, когда желание обвивается петлёй вокруг горла, когда дышать тяжело, думать невозможно и хочется только сделать одно: такое окончательное движение - в гладкий и тесный жар, где его пальцы только что были. Он приникает ртом, облизывая, смачивая, умоляя: прошу тебя, пожалуйста, доверься, пожалуйста - прими. Ртом и языком - потому что, конечно, откуда здесь, у него в квартире, смазка? Конечно, - Рид стонет так, что нужно бы, наверное, молиться - конечно, никакой смазки нет.
Это Морган делает первый толчок туда, внутрь, удерживая себя на вытянутых руках - Рид до крови искусал свои губы, вон даже припухли как, он держит член в правой ладони, такой широкой, а пальцы тонкие, а запястья узкие в сравнении с ладонью, держит и начинает дрочить, поначалу неловко, судорожно, никак не попадая в нужный ритм. Да и Морган тоже не сразу находит то, как следует, как правильно двигаться, он боится, даже сейчас, когда самое сложное, самое страшное позади, он чертовски боится - облажаться. Толчок - входит головка. Рид ещё сильнее прикусывает губу, ещё больше запрокидывает голову и неловко ведёт ладонью по члену. Боится - испортить. Ещё толчок. Боится - он просто - толчок - просто-напросто - толчок -боится - толчок туда, внутрь, это чертовски больно, когда в тебя, когда против тебя, когда ты не можешь сопротивляться. Но Спенс... Спенс-то мог? Мог ведь? Но - толчок - он захотел. З-а-х-о-т-е-л. Сам.
- Ты... - Рид чуть приподнимает голову от подушки, которая уже совсем куда-то съехала из-под затылка, - ты всё? Уже там?
Более идиотского вопроса трудно ожидать в подобной ситуации, да ещё и от парня с членом в заднице, да ещё и от парня, которого зовут Спенсер Рид.
И это Морган начинает смеяться первым - сначала тихо, а потом громче и громче, пока не срывается на нервный хохот. И входит ещё глубже, и скользит наружу, и снова погружается, и поправляет своей рукой нерешительную руку Спенса на его же члене, который уже стоит так, что касается живота, и смазка течет, пачкая их переплетённые пальцы.
И это Морган кончает первым, толкнувшись в последний раз - во всю силу, не жалея ни себя, ни Спенсера, и толкается ещё, ещё и ещё, уже обмякнув, уже отдав всё, что было. Пока Рид наконец-то не догоняет его, громко вскрикнув, подкинув бёдра вверх и выплёскиваясь в их двойную - ладонь вокруг ладони - хватку.
- Ты просто хочешь спасти всех, - говорит он, сгорбившись, неловко так сидя, забывается на миг, становясь не тем мужчиной, который мужчина, потому что у него брюки-галстук-и-член, не тем "эй, парнишка, сгоняй за кофе", потому что у него явный дефицит веса, не той "девочка моя", потому что волосы забавно топорщатся на затылке, а движения рук изящны, нервны и манерны и не тем Спенсом, который только что - минут десять назад - подмахивал, неуклюже, быстро, не в такт, пока Дерек вбивался в него, помня каждое мгновение этого долгого-долгого, блядь, настолько долгого и жаркого проникновения: осторожно, сука, Дерек, осторожно, только не порвать, не порвать, не... порв...ать... его... Теперь перед ним Спенсер Рид, профайлер спецотдела ФБР, с тремя докторскими степенями, ай кью столько не живут и хронической бессонницей.
Теперь Морган видит его - полностью. То беспокойство, то желание поглотить жизнь как можно больше, как можно полнее - чтобы хватило дыхания, чтобы не упускать ни секунды драгоценного времени, когда не важно, день-ночь-лето-зима, потому что есть другое, страшное и безликое, что Спенсеру знакомо под названием "шизофрения", что Спенсеру родное по крови, что караулит его и отмеривает каждый прожитый им день, вот так Рид старается опередить, обмануть время, пока оно не клюнуло легко и точно в этот упрямый, детски-выпуклый лоб.
Бессонница - да.
- И почему? - спрашивает Морган, против собственного желания, кстати. Но секс - он действительно сближает. Как одна сигарета на двоих (интересно, а было такое у Рида, хоть однажды?)
Сам он сидит, скрестив ноги, и член, вялый, лежит на бедре, и трахаться больше не хочется, а хочется - непонятно чего. Глупо, наверное, он выглядит сейчас.
- Потому что хочешь спасти себя. Как тогда не смог.
Спенсер тонкий и мерзлячка. Астеник. Когда держит глок - ещё непонятно, кто кого держит, Спенсер его или он - Спенсера. Говорит отрывисто и носит дурацкую одежду. Демонстративен и не скрывает, потому что уяснил, что лучше ударить первым - что бы дальше ни было. Стратег, но ещё не дорос. Ещё в рамках собственных знаний. И бить не умеет - просто отбривает, отгораживается ото всех своими словами и цифрами, а так, на деле, оказывается: тонкие пальцы, широкие ладони, узкие запястья. И ещё сейчас - выпуклые позвонки на спине, что катятся вниз неровной стрункой, от шеи к пояснице, и Морган дико, глупо, жадно вылизывал их сверху вниз всего-то чуть больше четверти часа назад. Впалый живот, от пупка к паху - дорожка тёмных - темнее, чем на голове - волос. Грудь узкая, видна кость грудины, видно каждое ребрышко, как оно крепится, как идёт к спине и позвоночнику. Он что, святым духом питается?
Морган подползает ближе, толкает Рида в костлявое худое плечо - тот падает навзничь, весь прозрачно-бледный, с выступающими косточками, с синими венками, просвечивающими под кожей, как сплошная татушка - причудливый рисунок на груди, на плечах, на предплечьях, на бёдрах. Морган собственноручно расставляет его ноги широко, и тот раскрывается тут же, сразу, послушный - кукла, кукла - и смотрит на припухшее, красное колечко ануса, подбирается ближе, садясь между бёдер и касается своими пальцами.
- Спенс, - шепчет он тихо - какое же дурацкое имя у этого Рида! - Спенс... Спееенсееер, - говорит он, растягивая гласные.
Тот молчит, только видно, как подрагивают рефлекторно, сокращаясь при каждом прикосновении, мышцы живота. А потом Морган садится на подогнутые ноги и опускается, касаясь грудью простыни, ложится между этими худыми, тонкими ногами - куколка, девочка моя, нежный! - и разводя пальцами как можно шире покрасневшее, вспухшее, так хорошо оттраханное колечко мышц, лижет языком солоноватые от спермы и пота упругие стенки, не проникая, просто зализывает, смягчает боль. Просит прощения. Просит: будь со мной. Просит: пойми меня.
Спенсер стонет коротко и глухо и подрагивает всем телом, разводя ноги ещё шире. Морган нащупывает его руку, лежащую расслабленно вдоль тела, подтягивает к себе, вниз и начинает облизывать эти тонкие, эти нервные, длинные пальцы. Каждый суставчик, каждую косточку, каждый ноготь. Как хотел уже, кажется, целую вечность. Пока Рид не увидел это и не решил всё за них обоих.
Нью-Йорк, восточный Бронкс. Три трупа. Пять мест обнаружения: голова, две руки, две ноги. Он, Дерек Морган, профайлер отдела анализа поведения преступников, за полкой, вплотную пригнанной к самой стене, находит картинку. Обыкновенная дешёвая картинка - яркая была когда-то, сейчас вот краски смазались, потускнели. Но и так разглядеть можно: это человек. Гигантский человек с созвездиями, расположенными по всему его телу. Морган очищает аккуратно картинку от паутинных тенёт и пыли, руки у него в перчатках - на всякий случай.
Интересная штука...
В кармане гудит мобильный.
- Да?
- Морган, это я.
- Слушай, я тут кое-что нашёл...
Рид перебивает - ну, это же Рид: сперва его ценная информация, всё остальное - позже.
- У него, у субъекта, было что-то такое в детстве - по всей вероятности, - тут Рид немного мешкает, словно сбивается с мысли, и Морган купился бы, конечно, если бы не знал Рида, как... Как пять пальцев - да.
- Его насиловали? - коротко спрашивает он.
- Да, - тут же отвечает голос Рида, обыкновенный, рабочий голос (а он сегодня спал ? хотя бы час?). - Скорее всего, это было насилие со стороны близкого родственника, отчима и отца. Он диффернцирует, он разбивает себя, понимаешь? Он разбирает себя, чтобы собрать заново.
Морган вертит в руках картинку. Хмыкает.
"Если бы я убивал и насиловал десятилетних мальчиков..." Да уж.
- Я понял. Сейчас буду.
- Что-то нашёл?
- Да, есть кое-что занятное. А зовут его, - он ещё соскабливает прилипшую грязь с картинки, - а зовут его Адам. Кадмон.*
- Ты слишком полагаешься на физическую силу. На выносливость, если хочешь, - высказывает Рид, нет - Спенсер. Категоричным тоном того, кто представился когда-то "доктор Спенсер Рид" высказывает. Теоретик.
- Тебя это волнует? - интересуется Морган, посасывая зубочистку.
Полчаса свободного времени. Возле кофе-автомата. Они уже три... Нет - четыре? Да, четыре раза трахались, пусть Рид поёт эти свои серенады о неприемлемых служебных отношениях - подмахивает он со вкусом. Как и кричит. И любит, когда Морган отсасывает ему - пусть не принимая до самого горла, но всё-таки (Моргану льстит, что Спенсер в таком диком восторге от его техники минета, но на самом деле он подозревает, что попросту до него Спенсеру и не отсасывали ни разу).
- Это непрофессионально.
Наверное, Морган и обиделся бы, скажи ему такое кто другой. Но... Просто когда это кто-то другой - это происходит так, что они разговаривают. А когда это Рид, который его видел, который его видит, который трахается с ним и засыпает рядом, костлявый, как речная рыбёшка - это не так. Они не разговаривают, они говорят друг другу.
Наверное, потому что видят друг друга - не боятся смотреть. Не боятся знать.
Наверное, так.
Морган выплёвывает изжёванную зубочистку. Хлопает Рида по плечу и забирает свой стаканчик кофе.
Рид не отвечает, только привычно сутулится, приподнимает леове плечо и идёт со своими папками дальше.
- Всем в конференц-зал, - говорит Хотч.
Джей-Джей разговаривает с кем-то по сотовому. Хотч хмурый, значит дело - дрянное.
Но мы увидим. Обязательно. И справимся.
* Адам Кадмон - в Каббале первочеловек, название первого (высшего) из 5 духовных миров, созданных после Первого Сокращения (на иврите «Цимцум Алеф») как система для исправления Творения.
Конец.
П.С.: О разрешении розмещения этого фанфа на других ресурсах в шапке сказано не было, но я на всякий случай хочу извиниться перед автором этого произведения, если он(а) не хотел(а) чтобы его вобще ещё где-то выставляли. Я уважаю авторские права, так что спасибо за понимание.
