прода:

 

– Я вот подумал, если мы тут так часто будем мелькать, да еще и целоваться, то скоро вся парадная будет знать, что я – гей, чего бы мне очень не хотелось. Так что давай с этими проводами пока завяжем, – видя, как у друга вытягивается лицо, торопливо продолжил: – хотя бы пока я не приду к какому-то определенному решению. Прости, – помолчав, добавил: – Ну, пока, завтра увидимся, – и направился к дверям.

– Подожди! Ты серьезно? Тебя волнует, что будут думать какие-то там соседи? – Вадим попытался остановить парнишку, на что тот довольно спокойно сказал:

– Не надо. Я здесь живу. И я – не ты.

– Так пригласи меня домой! Клянусь, я не буду приставать.

– Нет, пока не рискну. Хоть ты и обещал ждать, пока я разберусь в себе. Вадим, давай потом это обсудим, хорошо? Не сейчас, – мягко произнес парнишка, чем несколько успокоил сокурсника. Про себя же думал, что сегодня опять будет не заснуть, мучаясь от того, что разлад с Дмитрием все углубляется, и как исправить это – ближайшая тема бессонной ночи. «Не хочу! Не хочу терять его дружбу!»

– Хорошо. Я понял. Но не думай, что перестану добиваться тебя, – и привычным игривым тоном продолжил: – учимся мы все же вместе, так что каждый день ты со мной, – и послал воздушный поцелуй, на что Андрей нахмурился, но все равно тут же и улыбнулся, стараясь показать, что все хорошо. На том они и расстались. Даже не подозревая, в какую бездну переживаний окунули Дмитрия.

 

 

8.    Осознание.

 

…Пока однажды…

Время лечит. Поэтому мои ожидания, что все гомосексуальные заскоки пройдут, было не лишено оснований. Тем более, насыщенный трудовой ритм оставлял мало времени на рефлексию. Только вот судьба – та еще сволочь.  И однажды в начале ноября, выходя из подъезда, я снова столкнулся со своим молодым соседом, которого так давно не видел, и его сокурсником, стоящими на короткой дорожке к парадной. Сперва появилась радость от встречи, и счастливое «Привет!» прямо-таки выпорхнуло из груди. Но секундой позже от общей позы обоих ребят, от чего-то такого, что глазами не увидишь,  в глубине сознания что-то тяжелое провернулось, и меня буквально ослепила вспыхнувшая неожиданно ярость. Одновременно стало очень больно в душе. Даже сообразить не мог почему, отчего кулаки сами сжимаются, еще немного и набросился бы на Вадима, совершенно не осознавая, что послужило причиной такой агрессии. Закрыв глаза, постарался отрешиться от чувств, и пока они снова не завладели мной, и я не совершил какой-нибудь глупости, постарался как можно быстрее сбежать от ребят. Поднялась и стала разгораться паника: крыша не просто едет, а уже летит! – С чего во мне такой агрессивный взрыв эмоций? Стараясь взять себя в руки, глубоко дыша от только что произошедшей вспышки чувств, я остановился и огляделся. Рядом была детская площадка, сейчас пустая. Подойдя к скамейке, сел, решив, что не встану, пока не пойму, что со мной произошло. Крайне необходимо понять, что творится в моей голове.

 

Успокоив дыхание, закрыл глаза и постарался выкинуть все мысли из головы, как при медитации. Надо приступить к решению проблемы с начала. Главное – спокойствие. «Первое: причина – явно Андрей, хотя агрессия направлена на Вадима. Почему?». Вспомнил знакомство у Андрея дома – тогда этот парень мне явно понравился. «Так. Сосредоточимся. Знакомство, шутки и приколки Вадима, моя реакция и Андрея. Дальше: следующая встреча – у подъезда – объятие и поцелуй, шок, ревность. Сегодня похожее. Ревность понятна. Но в прошлый раз не было боли. Что-то произошло между Вадимом и Андреем, что-то такое…Стоят. Рука на груди в отталкивающем жесте да извиняющаяся улыбка у одного и ярко выраженное желание у другого». Тут же пришла давняя летняя картинка: Леон и Сергей. Вот! Вспомнилось, как  Андрей упомянул, что Вадим – гей, просто после Леона с Сергеем это не произвело на меня никакого впечатления, а за своими личными переживаниями и вовсе позабылось.

 

Пришло понимание: Вадим в открытую домогается Андрея!» Возможно, что между ними нечто серьезное? Вдруг что-то было такое?» – додумывать даже не стал, сразу вновь стала проявляться душевная боль и ярость. «Но Андрей вроде нормальный». Все. Хватит бежать от самого себя. Бесполезно. Надо честно посмотреть правде в глаза и признать, что схожу с ума от банальной ревности, а подавляемые чувства просто вышли из-под контроля, и ничего я сделать с ними не смогу! Я люблю. По-настоящему. Этого мальчика. Не просто – хочу поиметь, а именно люблю. Сейчас я совершенно осознаю и принимаю это. Одно только подозрение, что Андрея мог тронуть кто-то другой, выводит меня из себя. Желание просто быть с ним, знать его интересы и дела, участвовать в них, жажда быть самому для него незаменимым и единственным человеком, быть любимым им, соседствует с желанием обладать Андреем в сексуальном плане. Причем, все мои эмоции много острее, чем, если бы это была девушка.

 

Обхватив голову руками, скорчившись, сидел и раскачивался, находясь в таком раздрае чувств, что… Получается, что мой младший друг знает о желаниях своего сокурсника, – иначе, учитывая, что Вадим – гей, сегодняшней сцены у парадной объяснить нельзя. И как же он к этому относится? Понятно, что, имея друга - гея, он спокойно воспринимает однополые отношения, но что чувствует он сам? Возможна ли для него лично такая связь? Господи! А ведь для меня – возможна! Никогда бы не подумал, что мои консервативные взгляды в этом отношении так сильно изменятся. Я ведь об этом уже думал. И как же это все происходит между мужчинами? И что мне делать? Мысли мои снова заскакали с одного на другое, каждая казалась важной для понимания – как мне быть дальше.

 

Вечер давно вступил в свои права. Резкий порыв ноябрьского холодного ветра с мелкой крупой пошедшего снега, отвлек меня на дела насущные. За всеми своими переживаниями я забыл, куда, собственно, направлялся, выходя из дома. «Ах, да! В сберкассу же шел! Только теперь поздно. Фиг с ним. Завтра заплачу», – вынырнув из глубин своего сознания в реальный мир, я только сейчас обратил внимание на холод, давно проникший под куртку, и замерзшие руки - ноги. Огляделся. Вокруг ни души. Продрогший насквозь, с трудом разогнул застывшее тело. «Не заболеть бы» – медленно направляясь назад к дому, подумал я.

 

9.    Признание.

 

Наутро, с трудом разлепив слезящиеся глаза, постарался оторвать чугунную голову от подушки, но она возмущенно отозвалась болью. «Так. Накаркал» – вспомнил я вчерашнее возвращение в реальный мир из своего копания в темных глубинах души на холодной скамье детской площадки. «Надо было не спать заваливаться, а горячий душ принять» – запоздало пришли умные мысли. «И где вас вчера черти носили?» – это я уже  об этих самых мыслях. «Что ж. Вызываем врача» – потянулся я к телефону и тут же понял, что еще рано. Дома, как назло, не было никаких лекарств, кроме цитрамона, давно валявшегося в ящике кухонного стола. Приняв таблетку, попробовал очухаться с помощью запоздалого душа, но это, кажется, только ухудшило мое состояние, так как теперь меня стало знобить, а слабость усилилась. В такие минуты особенно остро чувствуется одиночество. Тем более, после вчерашних размышлений. Тут в больную, но отнюдь не глупую, голову пришла отличная мысль: позвонить Андрею! Так как я вчера, после осознания своих чувств и их принятия, не смог найти приличного предлога, чтобы прервать наше затянувшееся отчуждение, то случившееся заболевание показалось мне подарком судьбы. А возможно, что так это и было, памятуя ее сволочной характер. Бросил взгляд на часы: 7-32. Первая пара как правило в девять начинается. Будем считать, студент не прогуливает, и сейчас где-то полчаса до выхода из дома. Нормально. Я набрал номер и через два гудка – быстро! – ответил недовольный голос парня:

– Слушаю!

Волнение неожиданно перехватило горло. Я откашлялся и спокойным, надеюсь, тоном сдержанно произнес:

– Привет! Извини за такой ранний звонок. У тебя дома есть лекарства от простуды? – и замер в ожидании ответа.

– Да! Да! – неприкрытая радость. «Можно подумать, будто он рад, что я заболел» – с улыбкой подумал я, сам испытывая то же, – Я сейчас принесу! Они ведь тебе нужны, правда? – зазвучала тревога, словно испугался, что начну отказываться. Как хорошо я чувствовал сейчас его, будто Андрей стоит передо мной, и я вижу мимику лица, выдающую любые движения мысли.

– Да, нужны, иначе и беспокоить бы не стал, – я хотел продолжить, чтобы из вежливости спросить, позволяет ли ему время навестить меня сейчас, но он со словами «Я иду, открывай дверь!» повесил трубку.

 

          Буквально минуты через три звонок в двери. Андрей стоял на пороге, запыхавшись от быстрого подъема по лестнице, с кучкой лекарств, и смотрел на меня и радостно, и тревожно одновременно. Сразу же прошел на кухню, по пути начав говорить и вываливая принесенное на стол:

– Как ты себя чувствуешь? Температура есть? – взгляд на меня, – Наверно, есть, у тебя лицо красное. Как вообще умудрился заболеть, такой здоровый. Вот, я все, что было, захватил, сейчас разберемся. А ты что стоишь? Иди в постель, я сейчас принесу лекарство.

Возбужненно-тревожная скороговорка не смолкала, словно парню долго запрещали говорить, а как только разрешили, его и прорвало.

 – Поставь градусник. Ты мерил температуру? Надо вызвать врача или ты просто с работы отпросишься?

– Подожди, не тараторь. Я тебя не задерживаю? Тебе ж в универ надо, так что можешь идти, – а самому жуть как не хочется, чтобы он сейчас ушел.

– Нет, что ты, мне ко второй паре, я помогу, время навалом, – тут же без запинки ответил парень, даже и не скажешь, правда или врет. Например, я сейчас спал бы, если б ко второй.

– Ну, хорошо. Тогда пойду, лягу. А ты будешь медсестрой, то есть доктором,– с улыбкой ответил я, радуясь его словам. «Спасибо, господи, что я заболел» – устраиваясь поудобнее, полулежа, и накрываясь одеялом, вяло  ликовал, так как голова кружилась, и озноб не проходил. Хорошо, что головная боль исчезла, оставив только тяжесть. Вскоре пришел мой «врач», неся чашку:

– Вот, это мама мне разводила, вкусно, выпей, – протянул мне напиток, – там еще есть таблетки, но это потом, если не поможет. А это витамины. Повысят сопротивляемость организма, – на его раскрытой ладони лежало штук десять желтеньких бусинок аскорбинки, то бишь витамина С,  – Где градусник?

–  Да фиг его знает, где-то был. Вроде, – возвращая чашку ответил я.

– Так нельзя. Надо было сказать, я бы сразу принес. Ты сейчас дверь не закрывай, я быстро сбегаю, – он сделал движение, собираясь идти, но я успел перехватить его за штанину брюк.

– Да подожди ты, не мельтеши, принесешь чуть позже, – я похлопал по одеялу:

– Присядь. Или принеси стул с кухни. Я тебя давно не видел, было много работы, расскажи, какие у тебя новости, раз время позволяет, – хотелось, чтобы Андрей был поближе. А вести себя так, как будто вообще ничего не было, показалось мне самым разумным. Тем более, что окончательно осознанное вчера чувство устаканилось, и метаний душевных – которые, собственно, труднее скрыть – не было.

 

          Андрей, поколебавшись, присел на край кровати. Притих. Возбужденное состояние у него прошло, даже немного поникший какой-то стал. Не глядя на меня, нейтральным тоном протянул:

– Ну-у, в общем-то, все хорошо, Новостей нет. Учусь вот, – пальцы его рук нервно переплелись в замок. «Вот опять тайны» – мысленно я вздохнул. Теперь мне хотелось знать все о его умолчаниях, которые раньше я легко игнорировал.

– Но что-то случилось? – В этот раз, решив настоять на правдивом ответе, я постарался, чтобы голос звучал не только проникновенно, но и неуклонно, хотя при заболевании все эмоции глушатся:

– Поверь, я искренне интересуюсь твоими делами. Нужна будет помощь – помогу по мере сил. А ты сейчас в секунду изменился, хотя вопрос был совершенно простой, значит, что-то произошло. Я бы хотел знать, что именно, – если честно, то ответа я боялся, хотя и не знал, чего, собственно, жду.

 

Андрей, сжал руки еще сильнее, весь напрягся, лицо начало сильно краснеть, даже шея и, вероятно, уши, скрытые вьющимися волосами. Не поднимая головы, он открыл и закрыл рот. Я ждал. Я полностью сконцентрировался на парне, даже заболевание вроде отступило. Или, может, лекарство начало действовать. Неважно. Главное сейчас – Андрей. Молчание затягивалось. И все же он ответил. Глухо и тихо:

– Я…То есть…Понимаешь…– несколько попыток начать, затем он медленно произнес:

– Я не …Я не могу сейчас… Я не готов…Я… – он замолк и сжался, лицо несчастное, а на меня опять стало накатывать: желание обнять, нежность, стремление защитить, успокоить. Теперь уже я сцепил руки и, закрыв на минуту глаза, чтобы не видеть его и не выдать себя, медленно вдохнул-выдохнул и ровным тоном спокойно заговорил:

– Не надо так напрягаться. Не хочешь говорить – не говори. Просто помни, что я твой друг. И всегда рядом. Захочешь – расскажешь, а я тебя выслушаю. Я все пойму, – подумал и добавил: – И приму, – и более энергично, чтобы подчеркнуть, что эта часть нашего разговора закончена, произнес:

– А сейчас сходи, пожалуйста, за градусником. И дай мне трубку. И еще: в прихожей, в ящике у зеркала, лежит тетрадка, еще от мамы осталась, принеси ее, там все нужные телефоны,– надо врача вызвать.

«Ой, минуту назад я – как Сашка недавно со мной – говорил!» – мне вспомнился вечер, когда мой старый друг зашел ко мне в комнату с почти такими же словами, что буквально секундами ранее я изрекал моему дорогому мальчику. Меж тем Андрей расслабился, оживился, несмело улыбнулся и бросил на меня взгляд, полный благодарности. Он протянул мне трубку, затем сходил в прихожую, почему-то надолго там задержался – я уже хотел его окликнуть, как он вошел, протягивая мне тетрадь и, уже снова выходя из комнаты, задержался в дверях и, не оглядываясь, произнес – как в холодную воду прыгнул – излишне громко и резко:

– Я – гей! – и буквально выскочил из комнаты и затем из квартиры.

 

Меня это признание действительно поразило. Все-таки почти полгода прошло, как мы познакомились, но ни разу, ничем, он не выдал себя. То есть я в нем ничего такого вообще и близко не замечал, хотя общались мы с ним часто и много. Я лихорадочно вспоминал все, что мог восстановить в памяти: но, кроме ощущения, что у парня есть свои тайны, не было никаких признаков. Получается, это и было то, что он так старательно скрывал и боялся мне показать. Мне надо переварить такое открытие и хорошо, что Андрей пока что не возвращался с градусником.

 

 Усвоилась новость на удивление быстро. Я даже обрадовался, когда до меня дошло, что его ориентация дает мне надежду на ответные чувства с его стороны и на более близкие отношения. Только торопиться нельзя: я сам еще не до конца понимаю что делать. Вызвав врача на дом, стал волноваться – что это мой молодой друг так долго не идет? Придет ли вообще? Тут я услышал, как открывается входная дверь, черепашьи шаги, замершие у моей комнаты. И вот в проеме медленно появляется Андрей: напряженный будто струна, белый словно мел – видимо, для разнообразия с тем, как совсем недавно краснел. Смотрит на меня с таким ожиданием, точно я его сейчас есть начну, и протягивает градусник. Мне почему-то стало смешно и я, не выдержав, засмеялся. На лице парня отразилась целая гамма чувств: ожидание сменилось недоумением, затем он стал хмуриться, потом краснеть, стала проявляться обида, смешанная с горечью. Тут я уже смог внятно говорить, замахал рукой, отрицая эти его чувства, и, все еще сквозь смех, произнес:

– Нет, нет. Прости. Не обижайся. Просто видел бы ты себя со стороны, когда появился, – еще раз хихикнув, я успокоился окончательно. Протягивая руку за градусником, я весело произнес:

– Давай его сюда. Но, кажется, лекарство  и новое психологическое потрясение убили простуду напрочь.

Андрей просто просиял как солнышко, и словно расцвел, улыбаясь мне свободно и легко, так, что я опять залюбовался им, и прежние, тщательно подавляемые желания, вновь подняли свои упрямые головы.

– Я так боялся… Я не мог. Мне очень дорога твоя дружба, я так боялся ее потерять! Думал, перестанешь со мной общаться. Прости, что раньше не сказал, – облегченно говоря это, словно скинул огромную ношу, парень смотрел на меня счастливыми глазами.

 

Я понял, что еще чуть-чуть и уже не выдержу. Выручало то, что находился в кровати и вроде бы болел. Зажатый в руке градусник нагрелся – проверить свою температуру я, естественно, и не подумал. Чувствуя, что говорить сейчас не смогу – голос меня выдаст – я изогнулся, чтобы дотянуться до подоконника и положить туда градусник. Андрей метнулся мне помочь, наши руки соприкоснулись, и меня пробило током. Я дернулся, термометр упал и разбился.

– Ой! – огорченно воскликнул парнишка, – У нас другого нет, как же теперь тебе температуру мерить?

Я же обрадовался: это маленькое событие отвлекло меня от грешных мыслей и дало силы противостоять дальше своему влечению.

– Да ерунда. По пути из универа зайди, купи сразу три: мне, тебе и запасной. Они наверняка копейки стоят. А сейчас, не сочти за труд, собери ртуть и выброси в туалет, – я умудрился по-прежнему говорить ровно и непринужденно.

– О, да! Я сейчас! – он метнулся на кухню за веником и совком.

 

Пока Андрей собирал осколки и ртуть, я лежал, закрыв глаза, и наслаждался самим фактом того, что он здесь, рядом. Тут заиграл сотовый, что был на поясе у парня. Чертыхнувшись, он ответил на звонок. Судя по его репликам, – из комнаты он не вышел – это звонил кто-то из студентов: Андрей явно прогулял первую пару. Я улыбнулся: «Врунишка» – так и думал, что прогуливает. Меж тем, закончив разговор, он понес выбрасывать бывший градусник.

– Ты давай, шуруй на занятия, ко мне вот-вот врач придет, – обратился я к парню, как только он вернулся.

– Да, конечно. Я после занятий зайду. Тебе что-нибудь купить надо? В смысле – поесть, – с ожиданием он уставился на меня.

– Загляни в холодильник и сам реши. Во внутреннем кармане куртки, что на вешалке, деньги есть. Возьми сколько надо.

– Да ладно, у меня есть. Потом рассчитаемся, – на кухне хлопнула дверь холодильника, – Я молока куплю и меда – народное средство от простуды, а так у тебя до фига всего, – послышался его голос уже из прихожей, – Я ушел! Закрой за мной! – щелкнул замок входной двери. Тишина. Лежу и ни о чем не думаю. Хорошо.

 

 

                                       С другой стороны. Переживания.

 

 

          Хотя накануне я поздно заснул, утром открыл глаза еще до звонка будильника. Почему-то спать больше не получалось: буквально сразу же вспомнился вчерашний вечер и мои переживания, по поводу Димы – что произошло? Мысли на эту тему с маниакальным упорством возвращались и возвращались, хотя я пытался прогнать их, злясь на самого себя на эту зацикленность. Состояние было подавленное. По какой-то не ясной мне причине желание увидеться со своим старшим другом все возрастало. Но только какой предлог найти? Ведь ощущение ссоры висело как дамоклов меч надо мной, не давая чувствовать себя свободно при общении с Дмитрием.

 

Ранний звонок по телефону показался мне весточкой от Вадима: «Наверно, хочет извиниться за вчерашнее» – подумал я, беря трубку. И какая же радость вспыхнула во мне, когда осознал: это голос Димы! Да это ж чудо! То, что мне хотелось! Встретиться с ним и восстановить нашу дружбу, которая как-то вдруг ни с того, ни с сего, без видимого разрыва стала рушиться. Уяснив, что требуется от меня, я лихорадочно выгреб аптечку и рванул к болящему. Дима действительно выглядел плохо: щеки горят, круги под глазами, веки опухшие, вялые движения и вся фигура поникшая. Активно взялся за дело: отправил больного в кровать и занялся выбором лекарства. Димка спросил про учебу, пришлось соврать, что время есть – о том, что я прогуляю первую пару знать ему не обязательно, а то выгонит. Хорошо, что у этого холостяка не нашлось дома лекарств. Вот только радость моя стала испаряться, когда он спросил о моих делах. Не говорить же ему о Вадиме и наших с ним отношениях. Но вот его настойчивость… Вспомнив, чем мы с Вадимом занимались несколько дней назад, я стал неудержимо краснеть. Нет, такого я рассказывать ему никогда не буду. Нет-нет! Внутри все сжалось. Чувствуя, что сейчас может произойти окончательный разрыв нашей дружбы – такое вот у меня возникло ощущение – я попытался объяснить, что мне надо морально подготовиться к разговору, что потом я обязательно буду более откровенен, только все слова куда-то исчезли, и я что-то мямлил, понимая – дело дрянь. Из его, успокаивающего меня, ответа слова «Я все пойму. И приму» оказали странное действие, словно именно их я ждал все время нашего знакомства. Как что-то щелкнуло во мне: я понял, что готов сказать о своей ориентации, чего раньше так боялся раскрыть перед ним. Рефлекторно выполняя его просьбу, взял тетрадь с телефонами из прихожей и уставился на свое отражение в зеркале: да, это шанс открыться. И надежда, что он примет меня таким, не оттолкнет, не засмеется. Настроив себя таким образом, я как в холодную воду прыгнул – даже глаза зажмурил, – когда уже на выходе из комнаты, чтобы не видеть его лица и поскорее уйти от признания, бросил слова: «Я – гей!» и выскочил из квартиры.

 

Возвращаться было страшно: вдруг ошибся и то, чего так боялся, сейчас произойдет: Дмитрий меня оттолкнет. Держа в руках градусник как волшебную палочку-выручалочку, я медленно подходил рубежу, за которым все изменится: либо дружим дальше, либо нет. Уже стоя у порога его комнаты, почувствовал, как меня пробивает холодный пот. Смотря с замиранием в его лицо, я никак не ожидал, что он начнет так весело смеяться. Это что, так смешно? Стало жарко и во мне стала подниматься обида. Чувствуя, что все рушится, я готов был убежать, чтобы только он не видел моих горьких слез, когда, отрицательно махнув рукой, Дима сквозь смех произнес:

– Нет, нет. Прости. Не обижайся. Просто видел бы ты себя со стороны, когда появился.

Благожелательная улыбка и веселые легкие искорки в его глазах растворили огромный камень напряжения, что я нес в груди, не замечая его, пока не избавился от этой тяжести. Как легко! Я счастлив: он принял меня и он мой друг! Замечательно! Я что-то стал говорить, а Дима, извернувшись, пытался положить градусник на подоконник, я метнулся на помощь – навряд ли он дотянется, но получилось хуже – термометр выскользнул из его руки и разбился. Вот досада! Мой же друг отнесся к этому с полным равнодушием. Собирая осколки с пола, я вспоминал, где же у нас тут поблизости или по дороге из универа есть аптека. Сотовый зазвучал совершенно не вовремя: звонил Вадим. Почему-то не хотелось, чтобы Дима знал, что это он, и я попытался говорить совершенно нейтрально и коротко. Кажется, у меня получилось. Приняв от моего болящего друга заказ на покупки, я отправился домой, а затем на учебу.

 

Ко второй паре успел совершенно не напрягаясь: не так уж много времени я провел у Димы. Очевидно, мое отличное настроение очень бросалось в глаза, так как кое-кто из согруппников в аудитории пытались выдать свои объяснения этому факту:

– Андрюха, ты никак, классную ночь провел? – опоздал, светишься весь – что, так хороша была телка? – обратился ко мне один.

– Да не, это он наверняка сегодня утром с девчонкой какой познакомился – после ночи траха был бы усталый. Колись, так это? – высказал свою версию другой.

– Блин, парни, у вас все мысли на одну тему. Может, маман ему путевку за границу пообещала, если сессию сдаст. Или еще чего, – девочки внесли свою лепту в обсуждение причины моей довольной физии.

– Тайна сия великая есть! – встав в позу и воздев руку с вытянутым к потолку указательным пальцем, сказал я.

Вошедший препод прервал дебаты:

– Так! Тишина! Начнем.

Вадим не участвовал в этих разговорах, хотя смотрел с любопытством, видимо ожидая, что я сам все расскажу. Но так как я сидел рядом и молча слушал лекцию, он все же не выдержал и тихо спросил:

– Что-то важное случилось?

Пришлось ответить:

– Да нет, не особо. Просто выспался хорошо, сон хороший был, – я ему ничего не рассказывал о ссоре с Димой, которой вроде как и нет, а как объяснить свои непонятные движения души? Просто не знал, что и сказать. Поэтому и молчал – так мне было проще.

Вадим недоверчиво хмыкнул:

– Но вчера вечером ты показался мне каким-то потухшим. Сегодня же – сияешь. Может, твоя бывшая любовь появилась? А мне ты не хочешь говорить?

– Да нет, он за границей. Слушай, все нормально. Отстань, а? – я начал раздражаться. Вадим, должно быть, заметил это и прекратил свои расспросы. После занятий провожать он меня не пошел, но приглашал посидеть в кафе, на что я честно ответил:

– Не могу. Дима заболел, надо зайти в аптеку, а потом к нему.

Вадим удивленно поднял брови:

– Мы же его вчера видели – вроде здоровый был.

– Да он утром позвонил, у него лекарств не было.

– А-а, ну тогда ладно. Привет от меня передай. Скажи… да нет, при случае сам скажу, а то его реакцию хочу увидеть – мне понравилось его подкалывать, – Вадим качнулся в мою сторону, вероятно, хотел поцеловать, но вовремя одумался, разочарованно вздохнул:

– Когда же мы с тобой встретимся? – на что я промолчал, чувствуя, что начинаю краснеть.

– Ладно. Подумай на счет выходных: сходим куда-нибудь?

– Хорошо. Ну, пока, – и мы разошлись в разные стороны. «Надо к Леону съездить» – такая мысль всплыла, когда я осознал, что своей радостью по поводу примирения все же хочется с кем-то поделиться, – «Когда же я с ним последний раз о личном говорил?»