Ливень ласки и грусти прошумел в захолустье,
дрожь вселил на прощанье в садовые листья.
Эта почва сырая пахнет руслом покоя,
сердце мне затопляя нездешней тоскою.

На немом окоеме рвутся плотные тучи.
Кто-то капли вонзает в дремотную заводь,
кругло-светлые жемчуги всплесков бросает.
Огоньки, чья наивность в дрожи вод угасает.

Грусть мою потрясает грусть вечернего сада.
Однозвучная нежность переполнила воздух.
Неужели, господь, мои муки исчезнут,
как сейчас исчезает хрупкий лиственный отзвук?

Это звездное эхо, что хранится в предсердье,
станет светом, который мне поможет разбиться.
И душа пробудится в чистом виде - от смерти?
И все, что в мыслях творится, - в темноте растворится?

О, затих, как счастливый, сад под негой дождливой!
В чистоте мое сердце стало отзвуком, эхом
разных мыслей печальных и мыслей хрустальных,
их плесканье в глубинах - вроде крыл голубиных.

Брезжит солнце.
Желтеют бескровные ветви.
Рядом бьется тоска с клокотаньем смертельным,
и тоскую сейчас о безнежностном детстве,
о великой мечте - стать в любви гениальным,
о часах, проведенных - как эти! - в печальном
созерцанье дождя.
Красная Шапочка,
по дороге идя...
Сказки кончились, я растерялся над бездной,
над потоком любви - муть какая-то в звездах.

Неужели, господь, мои муки исчезнут,
как сейчас исчезает хрупкий лиственный отзвук?

Снова льет.
Ветер призраки гонит вперед.