Давным-давно, когда из всей ядерной физики была только лампочка Ильича, курили мы с анестезиологом на ступеньках приёмного покоя.

Чтобы вы знали – хирурги и анестезиологи вообще все рабочее время посвящают курению. А в свободное от курения время - немного пишут, немного оперируют, немного обходят туда-сюда палаты. В общем, бездельничают. И, как все бездельники, очень нервничают, когда их отрывают от основного занятия - курения. А мы, как раз, немного пооперировали - две плановых и одна ургентная. Немного пописали - аж дым из подшипников в запястье правой руки пошёл и, наконец, приступили к главному занятию всей нашей жизни.

А курить с Серёжей было интересно. Анестезиолог от Бога - балагур, кобель и, вообще, редкой интуиции и таланта личность.

Курим мы, значит себе манерно, мечтая телеса под душем омыть, ибо постойте жарким августовским днём трижды в операционной, обернутые в многослойный компресс из пижамы, полиэтиленового фартучка и хирургического халата, с бедуинским намордником на всю голову и в очках.
Курим и мечтаем. Вот, мол, душ, пожрать, вечерний обход и в койку в нарды играть, пока не началось...

Но тут карета скорой помощи подъезжает. И мы понимаем - началось.

Ведут под белы рученьки - хотя, по-хорошему, на каталке бы надо в такой ситуации - очень дебелую женщину невнятного прикида. Не бомжиха вроде... Но какой-то на ней не то кафтан, не то ватник. Кеды какие-то войлочные. Ну, да ладно. И не такое видали. Пока её акушерка с санитаркой, раздевают – моют - на кушетку укладывают, я ребятам из "Скорой" бумажки подписываю. Мол, доставили в лучшем виде с предварительным диагнозом "Влагалищное кровотечение невыясненной этиологии". Диагнозам "Скорой" можно поэму посвятить. Ребята они все отличные. Пашут, как лошади времён продразверстки и все такое. Понять можно - тут не до диагнозов. Хоть "ХЗ" не пишут и на том спасибо. Я доктора "Скорой" за халат - цап!

- Мил-человек, - говорю, - если у неё "влагалищное кровотечение “ХЗ этиологии" пошто ты её мне в обсервацию приволок? Тащи в гинекологию.
- Да рожает она… – ответствует он мне меланхолично – Дай закурить. - Протягиваю пачку, в надежде на развернутые комментарии. Забирает всю и молча, прихватив фельдшера, исчезает в августовском липком мороке.

А я остаюсь в приёмном.

Серж никуда не уходит, потому что опытные анестезиологи жопой чуют. Пока я со "Скорой" политесы разводила, он уже анестезистку с чемоданом вызвал.

Амбре тётка издает немыслимое. Акушерам-гинекологам это, обычно, до одного места. Они к кислятине разной степени гнильцы привыкшие. Но тут - что-то невообразимое. И не из района дислокации "цветка лотоса", а от всего тела. Даже наши с Сержем бесчувственные носики рефлекторно скривились. А санитарка уже допрашивает:

- Когда мылась последний раз, женщина?!
- Неделю тому баньку топили… - Отвечает та и смотрит на нас, как Алёнушка на Змея Горыныча. Мне неудобно стало. Я так извиняющимся тоном говорю:
- Раздвиньте, пожалуйста, ноги, мне надо посмотреть что там. - Она глазами клыпает, прям как будто сказать хочет: "Не надо!"
- Надо, Вася, надо! - говорю строго и убедительно. Она ноги раздвинула и меня прям ударило волной убойной мысли: "Преждевременная отслойка плаценты". Кричу акушерке:
- Стетоскоп! - А тётку спрашиваю:
- Какой срок?
- Какой срок? - испуганно вторит мне она. - Никакого срока нет! Не сидевшие мы и в президенты не выдвигались! Никакого срока на мне нет, боярыня доктор!
- Не ври! - злобствую - есть на тебе срок и немалый! То есть - в тебе! Зачем доктору врешь?!
- Вот те крест...
- Какой, говорю, на хрен, крест, если я сердцебиение слышу?! - Зажмурив нос и заглотив глаза поглубже в череп, чтобы не разъело, я приникла ухом к деревянной трубке, прижатой к необъятному теткиному пузу. Пошарила туда-сюда. Нашла. Слева, внизу, ритмичное, слегка приглушенное, порядка 140 ударов в минуту. Пока не особо страдает, но времени уже нет.
- Разворачиваем операционную, - говорю Серёге. - Преждевременная отслойка. Бережно её, как фарфоровую статуёвину, на каталке - в оперблок. Пойдём, брат, покурим перед стартом. Вдруг, не доведётся? На финише…

А тётка заполошно голосит:

- Какая операционная?! Не хочу операционную! У меня всю картошку украдут!
- Серж, - говорю измучено, - сделай уже что-нибудь, сил никаких моих терпеть не осталось!

Он тетке лёгкого нейролептанальгезическо-наркотического коктейля и вколол. Можно подумать, я для неё просила!

Она не успокоилась, но тему причитаний поменяла. Начала повторять мантру:
- Резать будете - не снимайте носки! Резать будете - не снимайте носки! Резатьбудетенеснимайтеноски!!!
- Женщина! - говорю ей - Вы не переживайте! Вы сейчас "баю-бай" будете делать, а через два часа мы вас разбудим и будете как новенькая. Но с ребёночком. Вы кого хотите?
- Ни... резатьбудетенеснимайтеноски кого у ме... резатьбудетенеснимайтеноски ня семеро...
- Ну, коза, где семеро, там и восьмой! - сказал Сергей Алексеевич и мы отправились на крылечко на пару минут. Где Серёга весьма глубокомысленно, что для него не было характерным, затянулся, и задумчиво изрёк:

- Она о своих носках говорила? Ну, да. Не о наших же... А вдруг у неё там деньги. К примеру, много. К примеру, внешний долг Либерии у неё в носках. А мы, Танька, снимем носки и разбогатеем.
- Нет, Серж. Никогда мы с тобою не разбогатеем. Потому что полные мы поцы, не смотри что врачи хорошие. Дадут - спасибо. А не дадут – мы на свою зарплату в двести убогих единиц и будем пиздячить, как потомки Папы Карло. Ты вот можешь, как Александр Николаевич - пока толпу родни не запугает - не успокоится? Или как Боня - пока бабки не принесут - не выписывать? И я не могу. Потому что они – молодцы, а мы - добросовестные поцы. Вот мы с тобой сегодня уже трижды отстояли, а что заработали, помимо потраченной тобою собственной упаковки миорелаксантов? Правильно. "Поцы. Татьяна и Сергей. Групповой портрет в припоцанном интерьере операционной. Акварель на слезах неизвестного художника". Так что и не надейся, брат, на её носки. Мешок картошки, может, теткина родня нам потом и завезёт. Если у неё родня есть. И картошку еще не сперли. К тому же, вот скажи честно, Серёжка, были бы у неё в носках деньги, ты бы взял? То-то же! Так что давай, докуривай свою припоцанную сигарету и пошли арбайтен.

Серж насупился и сказал:

- Надоело быть поцем! Будут деньги в носках - возьму! И поделим на всю бригаду.
- Нет, Серж, не возьмёшь!
- Возьму!
- Не возьмёшь!
- Возьму!
- Ну, хорошо! Возьмёшь. Все, что есть в носках - твоё! И сами носки. Я ей свои подарю на долгую память. Только не нервничай. Все будет хорошо. Сейчас закисью подышишь - тебя и попустит.

Помылась я. Поле операционное с ассистентом накрыла. Ручонки тетке санитарка бинтиком примотала к столу и пошла снимать носки. А Серж как завопит:

- Свет! - Не в смысле "Да будет свет!", а в том смысле, что лампу операционную анестезиолог поправляет, если что. Потому что хирург уже - ни-ни. Стерильный весь уже, как скальпель после ЦСО . Лампу Серж подергал туда-сюда-обратно и нырк - под приставной столик операционной медсестры с ножной стороны операционного стола. Медсестра как захихикает: "Вы чего, Сергей Алексеевич?! Мы же в операционной! Отложим до ужина!" Ха! Плевать Серж хотел на все либидо мира. Его уже на теткиных носках заклинило похлеще самой тётки. Бывает. Работа тяжелая. Нервная.

Все замерли на секунду...
А через означенный временной интервал раздался истошный Серёгин вой: "Бахииииилыыыыыы!"

И на заскорузлые, покрытые пылью веков деревенских дорог, с длинными, черными, давно не подпиленными рашпилем когтями, тёткины лапы, санитарка быстро натянула бахилы. Как это и предписано протоколом.

И всё бы ничего, если бы в атмосфере операционной долго ещё не витал запах этой простой русской женщины. Вернее - её ног.

Сергей быстро пришёл в себя. Разбогатеть он не разбогател, хотя этот запах можно было положить в банк. Правда, ещё долгое время у него начинался приступ нервного хохота, когда кто-нибудь произносил вслух слово "носки".

Да. Тетку мы родоразрешили путём операции кесарева сечения. Матку ей удалили. По показаниям, естественно, а не для того, чтобы ещё какие добрые люди не мучились. Для этого можно только трубы перевязать. А лучше - пересечь.

Придя в себя и немного очухавшись, она уверяла меня, что о беременности знать - не знала. Думала... Что?... Правильно. Климакс. Шевеления? Ой, Господи, доктор! Ну, черешни наелась или свеклы с капустой - вот «кишки и дрыгаются». Пузо начало расти? Ой, доктор, обижаете. Я в ЦРБ пошла. Доктор посмотрел и сказал: "Асцит!" Я и успокоилась. А тут картошка. В город. На рынок. Продавать. Я мешок сгрузила, а из меня кровища-то и хлынула. Я испугалась - добрые люди "Скорую" вызвала. А за ноги уж простите! Я ж не знала, что в больницу попаду - не помыла…
А вы говорите, Зощенко... А вы говорите - пятнадцать лет.

Да. Ребёнка она забрала. Мальчик. Назвала, как доктор прописал - "Асцит". Шучу. Как-то, конечно, назвала. Наверное, Вася. А жаль. Как бы по-древнеримски это звучало: "Асцит Иванов"

P.S. Нам с Серёгой даже по мешку картошки досталось.



А вы говорите памятка беременной колхозницы. А между тем, друзья мои, описанная здесь история произошла в начале наших драгоценных нулевых.

Источник:  http://sol-tat.livejournal.com/410325.html