Виктор Суворов.
Аквариум


ПРОЛОГ

- Закон у нас простой: вход - рубль, выход - два. Это означает, что
вступить в организацию трудно, но выйти из нее - труднее. Теоретически
для всех членов организации предусмотрен только один выход из нее - че-
рез трубу. Для одних этот выход бывает почетным, для других - позорным,
но для всех нас есть только одна труба. Только через нее мы выходим из
организации. Вот она, эта труба... - Седой указывает мне на огромное, во
всю стену, окно. - Полюбуйся, на нее.
С высоты девятого этажа передо мной открывается панорама огромного
бескрайнего пустынного аэродрома, который тянется до горизонта. А если
смотреть вниз, то прямо под ногами лабиринт песчаных дорожек между упру-
гими стенами кустов. Зелень сада и выгоревшая трава аэродрома разделены
несокрушимой бетонной стеной с густой паутиной колючей проволоки на бе-
лых роликах.

геи

интим услуги

малые шлюхи

сочная шлюха

домашние шлюхи

питерские шлюхи

шлюхи негритянки

шлюхи старые видео бесплатно

трахает русскую шлюху

шлюхи владимира

грязные шлюшки

шлюхи челнов

порно

- Вот она... - Седой указывает на невысокую, метров в десять, толстую
квадратную трубу над плоской смоленой крышей.
Черная крыша плывет по зеленым волнам сирени, как плот в океане или
как старинный броненосец, низкобортный, с неуклюжей трубой. Над трубой
вьется легкий прозрачный дымок.
- Это кто-то покидает организацию?
- Нет, - смеется Седой. - Труба - это не только наш выход, труба -
источник нашей энергии, труба - хранительница наших секретов. Это просто
сейчас жгут секретные документы. Знаешь, лучше сжечь, чем хранить. Спо-
койнее. Когда кто-то из организации уходит, то дым не такой, дым тогда
густой, жирный. Если ты вступишь в организацию, то и ты в один прекрас-
ный день вылетишь в небо через эту трубу. Но это не сейчас. Сейчас орга-
низация дает тебе последнюю возможность отказаться, последнюю возмож-
ность подумать о своем выборе. А чтобы у тебя была над чем подумать, я
тебе фильм покажу.
Седой нажимает кнопку на пульте и усаживается в кресло рядом со мной.
Тяжелые коричневые шторы с легким скрипом закрывают необъятные окна, и
тут же на экране без всяких титров и вступлений появляется изображение.
Фильм черно-белый, старый и порядочно изношенный. Звука нет, и оттого
отчетливее слышно стрекотание киноаппарата.
На экране высокая мрачная комната без окон. Среднее между цехом и ко-
тельной. Крупным планом - топка с заслонками, похожими на ворота ма-
ленькой крепости, и направляющие желоба, которые уходят в топку, как
рельсы в тоннель. Возле топки люди в серых халатах. Кочегары. Вот подают
гроб. Так вот оно что! Крематорий. Тот самый, наверное, который я только
что видел через окно. Люди в халатах поднимают гроб и устанавливают его
на направляющие желоба. Заслонки печи плавно расходятся в стороны, гроб
слегка подталкивают, и он несет своего неведомого обитателя в ревущее
пламя.
А вот крупным планом камера показывает лицо живого человека. Лицо со-
вершенно потное. Жарко у топки. Лицо показывают со всех сторон бесконеч-
но долго. Наконец камера отходит в сторону, показывая человека пол-
ностью. Он не в халате. На нем дорогой черный костюм, правда, совершенно
измятый. Галстук на шее скручен в веревку. Человек туго прикручен
стальной проволокой к медицинским носилкам, а носилки поставлены к стене
на ручки так, чтобы человек мог видеть топку.
Все кочегары вдруг повернулись к привязанному. Это внимание привязан-
ному, видимо, совсем не понравилось. Он кричит. Он страшно кричит. Звука
нет, но я знаю, что от такого крика дребезжат стекла. Четыре кочегара
осторожно опускают носилки на пол, потом дружно поднимают их. Привязан-
ный делает невероятное усилие, чтобы воспрепятствовать этому. Титаничес-
кое напряжение лица. Вена на лбу вздута так, что готова лопнуть. Но по-
пытка укусить руку кочегара не удалась. Зубы привязанного впиваются в
его собственную руку, и черная струйка крови побежала по подбородку.
Острые у человека зубы, ничего не скажешь. Его тело скручено крепко, но
он извивается, как пойманная ящерка. Его голова, подчиняясь животному
инстинкту, мощными ритмичными ударами бьет о деревянную ручку, помогая
телу. Привязанный бьется не за свою жизнь, а за легкую смерть. Его рас-
чет понятен: раскачать носилки и упасть вместе с ними с направляющих же-
лобов на цементный пол. Это будет или легкая смерть, или потеря созна-
ния. А без сознания можно и в печь. Не страшно... Но кочегары знают свое
дело. Они просто придерживают ручки носилок, не давая им раскачиваться.
А дотянуться зубами до их рук привязанный не сможет, даже если бы и лоп-
нула его шея. Говорят, что в самый последний момент своей жизни человек
может творить чудеса. Подчиняясь инстинкту самосохранения, все его мыш-
цы, все его сознание и воля, все стремление жить вдруг концентрируются в
одном коротком рывке... И он рванулся! Он рванулся всем телом! Он рва-
нулся так, как рвется лиса из капкана, кусая и обрывая собственную окро-
вавленную лапу.
Он рванулся так, что металлические направляющие желоба задрожали. Он
рванулся, ломая собственные кости, разрывая жилы и мышцы. Он рванулся...
Но проволока была прочной. И вот носилки плавно пошли вперед. Двери
топки разошлись в стороны, озарив белым светом подошвы лакированных,
давно не чищенных ботинок. Вот подошвы приближаются к огню. Человек ста-
рается согнуть ноги в коленях, чтобы увеличить расстояние между подошва-
ми и ревущим огнем. Но и это ему не удается. Оператор крупным планом по-
казывает пальцы. Проволока туго впилась в них. Но кончики пальцев чело-
века свободны. И вот ими он пытается тормозить свое движение. Кончики
пальцев растопырены и напряжены. Если бы хоть что-то попалось на их пу-
ти, то человек, несомненно, удержался бы. И вдруг носилки останавливают-
ся у самой топки. Новый персонаж на экране, одетый в халат, как и все
кочегары, делает им знак рукой. И. повинуясь его жесту, они снимают но-
силки с направляющих желобов и вновь устанавливают у стенки на задние
ручки. В чем дело? Почему задержка? Ах, вот в чем дело. В зал крематория
на низкой тележке вкатывается еще один гроб. Он уже заколочен. Он вели-
колепен. Он элегантен. Он украшен бахромой и каемочками. Это почетный
гроб. Дорогу почетному гробу! Кочегары устанавливают его на направляющие
желоба, и вот он пошел в свой последний путь. Теперь неимоверно долго
нужно ждать, пока он сгорит. Нужно ждать и ждать. Нужно быть терпели-
вым...
А вот теперь, наконец, и очередь привязанного. Носилки вновь на нап-
равляющих желобах. И я снова слышу этот беззвучный вопль, который, на-
верное, способен срывать двери с петель. Я с надеждой вглядываюсь в лицо
привязанного. Я стараюсь найти признаки безумия на этом лице. Сумасшед-
шим легко в этом мире. Но нет этих признаков на красивом мужественном
лице. Не испорчено это лицо печатью безумия. Просто человеку не хочется
в печку, и он это старается как-то выразить. А как выразишь, кроме кри-
ка? Вот он и кричит. К счастью, крик этот не увековечен. Вот лаковые бо-
тинки в огонь пошли. Пошли, черт побери. Бушует огонь. Наверное, кисло-
род вдувают. Два первых кочегара отскакивают в стороны. два последних с
силой толкают носилки в глубину. Двери топки закрываются, и треск аппа-
рата стихает.

проститутки шлюхи спб

свао шлюхи

курские шлюхи

- Он... кто? - Я и сам не знаю, зачем такой вопрос задаю.
- Он? Полковник. Бывший полковник. Он был в нашей организации. На вы-
соких постах. Он организацию обманывал. За это его из организации исклю-
чили. Вот он и ушел. Такой у нас закон. Силой мы никого не вовлекаем в
организацию. Не хочешь - откажись. Но если вступил, то принадлежишь ор-
ганизации полностью. Вместе с ботинками и галстуком. Итак... Я даю пос-
леднюю возможность отказаться. На размышление одна минута.
- Мне не нужна минута на размышление.
- Таков порядок. Если тебе и не нужна эта минута, организация обязана
тебе ее дать. Посиди и помолчи, - Седой щелкнул переключателем, и длин-
ная худая стрелка, четко выбивая шаг, двинулась по сияющему циферблату.
А я вновь увидел перед собой лицо полковника в самый последний момент,
когда его ноги уже были в огне, а голова еще жила: еще пульсировала
кровь, и еще в глазах светился ум, смертная тоска, жестокая мука и непо-
бедимое желание жить. Если меня примут в эту организацию, я буду служить
ей верой и правдой. Это серьезная и мощная организация. Мне нравится та-
кой порядок. Но, черт побери, я почему-то наперед знаю, что если мне
предстоит вылететь в короткую квадратную трубу, то никак не в гробу с
бахромой и каемочками. Не та у меня натура. Не на тех я, которые с бах-
ромой... Не из тех.
- Время истекло. Тебе нужно еще время на размышление?
- Нет.
- Еще одна минута?
- Нет.