Расслабился чего-то. Не в физиологическом смысле, а так, вообще. И почему-то хочется в отпуск. С каждым днём всё сильнее и сильнее хочется. Сегодня в отпуск уже хочется с силой «два пэ нулевое». Задача: какой силы будет хотение, если учесть, что начало отпуска совпадает с приходом зимы?

Организьма также философски вяло, как давеча кошка воспринимает клубящуюся то тут, то сям действительность, а сегодня ночью и вовсе просилась покататься на белой машине с вувузелой и огоньками. Не очень настойчиво, правда. К утру расхотелось. Да и правильно. А то перекос какой-то выходит: на этой машинке за свою жизнь я катался чаще, чем в театр ходил.

Не люблю ходить в театр. Какое-то там всё пронафталиненное. И заспиртованное, как жабы в школьном музее. Публика – сплошь знатоки, а кто не знатоки, то родственники Мельпомены и Талии. Обеих. По материнской линии. Все тонкочувствующие эстеты. Артистов знают поголовно, в лицо, а некоторых даже и ниже.
На тёток тамошних посмотришь – дааа… репродуктивный возраст на исходе, без лорнета видно, пора и в театр. Прямой дорогой, как Ильич завещал.

Разговоры у театралов перед спектаклем специфические, как у системных администраторов, когда они между собой общаются, но мата поменьше. Что да, то да. Всё больше про Станиславского, Немировича-Данченко и защиту Каро-Канн бредят. Подпрыгивают, трепещат фалдами фраков, ежеминутно поправляют пенсне и кричат: «Не верю!»
Не верю, не верю… ну, и не верьте. Не в церкви, в конце концов.

Я стесняюсь долго в таких компаниях находиться. Боюсь, ляпну чего-нибудь не в струю. Вроде: «Да чего вы всё про либретто с мизансценами? Вот послушайте… собрались, значит, еврей, немец и русский»…

Сиживал, сиживал я в театрах. Не люблю, но когда затащат, то куда деваться? Сижу, как приклеенный, чего уж. А то, что я ржал, как полковой конь и бурно веселился, в том вины нет. Какая вина, если герой-любовник оказывается толстеньким, плешивым человечком ростом, как Ленин в детстве? Да ещё если он без предупреждения как заорёт: «О, Баядеээээээээээра!!!» Хоть святых выноси.
Я чуть не поперхнулся от хохота. Хотя чего смешного: у маленьких иногда либидо гораздо выше роста. А уж самомнение – уууууууу… а если плешивый, то ыыыыыыыыы. Между прочим, в тот момент я старался как можно тише заснуть.

Хотя, буду честен: пара спектаклей мне понравилась. Прежде всего, это «Мастер и Маргарита». Сюжет незамысловатый, антураж тем паче. На сцене – скамейка. Видать, электросваркой к полу приварена, потому как простояла весь спектакль. На заднике – в стиле окон РОСТА - трамвай нарисован. Так и хочется чего-нибудь плакатное брякнуть. Ну, там: «Иной минуты ради Трамвай обходит сзади» или вроде того. Хотя, обойди Берлиоз тогда трамвай сзади, глядишь, спектакль и покороче бы был.
В общем, скамейка. Стоит, как приваренная. А рядом с ней, так же – голая женщина. Очень даже ничего себе. Стоит себе, как в Африке. Не смущаясь. Я даже крякнул с досады, что цветы перед спектаклем не купил. Мне потом объяснили, что это не женщина, а ведьма. Зовут Гелла. А хоть бы и ведьма! Я сделал вид, что поверил. Театралы, они такие обидчивые! Но, наверно, меня жестоко обманули. Я внимательно смотрел: женщина, вот те крест! В общем, спектакль мне понравился. Я даже после буфета тоже хотел немножко поучаствовать рядом со скамейкой. Или на ней. Но оробел: видать, был не в кондиции. А жаль.

И ещё один спектакль мне понравился: «Поминальная молитва». Только я там плакал. А зачем мне при таких нервах эти расстройства?

Примечание: Берлиоз – не композитор. Это важно.