Я не напишу о тебе ни слова.
Более того, если бы я мог вмешаться в твое рождение,
я бы унял то тепло, в котором ты зрела,
я бы перекрыл ту воду, которая тебя питала,
я бы запер ту дверь, через которую ты пришла.
Мы бы никогда не узнали друг друга.
Я бы ни разу не сказал, как люблю тебя,
как червонно и торжественно закатный свет падает тебе на лицо.
Я бы даже не смог поцеловать это лицо, озаренное игреневым светом.
Если бы я мог, я бы погасил весь свет.
Если бы я мог встретить твою душу в звездных коридорах,
еще до того, как она взяла в ладони свое новое хрупкое тело,
я сказал бы ей:
«оставайся жить среди звезд».
Я показал бы ей собственный руки, исцарапанные этими стихами,
я бы рассказал, как это бывает больно.
Я сказал бы ей:
«никогда не начинайся, слышишь?
Потому что я люблю тебя слишком сильно,
потому что неповрежденным и неповерженным,
нераненым, неразрушенным, незабытым
в нашем мире может быть лишь несозданное».

Аль Квотион