Анатолий ЛЕМЫШ


Лучший танцор мира — украинец

Анатолий ЛЕМЫШ

ВЛАДИМИРА МАЛАХОВА европейские критики называют танцором столетия, балетным богом. С 1992 года он — солист на сцене Венской оперы, с 1994-го — в Национальном балете Канады, в 1995 году дебютировал в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Недавно Малахов возглавил балетную труппу Берлинского государственного оперного театра Унтер-ден-Линден.

Был создан специальный фонд, куда вошли четыре ведущие балетные труппы Берлина: Staatsoper Unter den Linden, Deutsche Oper, Komische Oper, Ballett GmbH. Как директор Малахов постарался сохранить труппу, не оставить актеров без работы. Сейчас у него 64 исполнителя, среди них восемь известных российских балетных танцоров. Когда он принял руководство театром, его контракты с другими сценическими площадками оставались в силе, поэтому, экономя время и финансы театра, он перенес хореографию «Баядерки», которую поставил в Вене, в Берлин, с теми же костюмами, только декорации пришлось заказывать новые. Старые не подошли к размерам берлинской сцены — она оказалась меньше венской.

Государственный балет и сам Малахов репетируют «Кольцо Нибелунгов» на музыку Рихарда Вагнера по хореографии Мориса Бежара. Знаменитый хореограф не раз приезжал в Берлин, присутствовал на прогонах. В перерыве Малахов подходил к нему, пресса зафиксировала их поцелуи в правую и левую щеки, а также то, как Владимир приподнимал рубашку трико и демонстрировал Бежару мышцы на животе.

«Я всегда хотел быть первым»

Заниматься танцами Малахов начал в четыре года. Он жил тогда с родителями-инженерами в Кривом Роге — городе металлургов. Его мать хотела стать балериной, но дошла только до спортивной гимнастики, поэтому свою мечту воплотила в первом ребенке. Его отдали в балетную школу, и первой его ролью стала мышь, танцующая вокруг новогодней елки. Когда Вове исполнилось десять лет, учительница сказала: «У мальчика талант, его нужно показать в крупных городах Советского Союза — Киеве, Ленинграде, Москве». Мысли о балетной карьере казались утопией, но мать все-таки повезла его в Москву, где из 300 детей Владимира единственного отобрали в балетное училище.

Рассказывая свою историю, Малахов улыбается. В интернате они танцевали с 9 до 18 часов, часто и в обеденные перерывы. По его словам, танцы — в первую очередь жесткость по отношению к себе, способность преодолевать границы собственного тела, чтобы движения выглядели настолько легко, как будто они оторваны от всего земного. Настоящего танцора узнаешь с первого взгляда: впавшие глаза, выступающие скулы, бледная кожа. Это следы диеты, тренировок и стресса. «Нормальных» детей Малахов видел только из окна интерната, когда те играли на улице. Они были счастливы, вспоминает он свои ощущения. Сам он сгорал от честолюбия: «Я всегда хотел быть первым».

Почти всех детей забирали на выходные родственники. А Малахов был из украинской провинции, его иногда брала к себе домой сердобольная воспитательница. Это, как признается Владимир, был самый трудный период в его жизни. Тоска по родительскому дому толкала мальчика на детские хитрости: он писал маме слезные письма, что не выдержит больше, что от голода подкашиваются ноги... Трюк срабатывал, и вскоре мама с гостинцами приезжала его навестить.

По окончании училища Володю взяли солистом в Московский классический балет. Но не в Большой театр. Юрий Григорович, бывший тогда худруком Большого, сказал: «Я бы тебя взял, но у тебя нет московской прописки». За шесть лет Малахов станцевал все ведущие партии из репертуара классического балета, которым руководила Наталья Касаткина: «Лебединое озеро», «Натали», «Аппассионату» Бетховена, «Поцелуй феи», «Швейцарскую молочницу». Завоевал Гран-при в Варне в юношеской группе балетных исполнителей, «золото» на Всесоюзном конкурсе балета, в 1989-м — Гран-при в Париже и 1-ю премию на Московском международном конкурсе балета. После этого Григорович снова встретился с танцором: «Теперь для вас пришло время Большого театра». На что тот ответил: «А для меня это уже поздно».

Творческий путь Владимира Малахова на Западе начался с турне по США в 1990 году. Из Нью-Йорка он позвонил матери в Украину: «Что ты скажешь, если я останусь на Западе?» Мать ответила, что решать ему. Малахов оставил за спиной прошлое, друзей, квартиру. «В России у меня было все», — говорит он. Но было скучно. После США танцевал в Штутгарте, а потом в Вене, достигнув триумфа и получив австрийское гражданство. Затем снова были гастроли в США с контрактом в American Ballet Theater, — это считается мировым Олимпом в танце. Сейчас он вернулся в Европу и возглавил Государственный балет в Берлине. Многие — и почитатели, и недоброжелатели — смотрят: справится он или не выдержит тяжести ноши?

Эти друзья-соперники...

Мы попросили поделиться отзывами о Малахове его коллег. Первый из них, конечно, Алексей Ратманский. Много лет назад талантливый Вова делил комнату общежития при Московской академии хореографии с двумя приятелями — Лешей и Геной. Прошли годы, и Леша, Алексей Ратманский, который с 1 января этого года стал художественным руководителем балета Большого театра в Москве, вместе с Геной (зав. балетной труппой Геннадием Яниным) пригласили Вову танцевать в Москве. А Вова (глава балета Берлинской оперы) выступил в столице России с любимой партнершей Дианой Вишневой. Эти гастроли с успехом прошли в минувшем сентябре.

— Ваш однокашник Владимир Малахов сейчас руководит балетом в Берлине. Он рассказывал, что на него вы и делали свои первые балеты — еще в те времена, когда жили в одной комнате в общежитии МАХУ. Это так?

— Первый балет, который был поставлен на Володю Малахова в училище, назывался «Черная кошка»: Малахов в черных колготках прыгал в комнате с кровати на кровать, изображая кошку. Второй балет, тоже комнатный, назывался «Диана и Актеон». Малахов был Дианой, я — Актеоном, а Гена Янин — «все остальные персонажи». Это был уже большой балет. Еще мы исполняли танец двух доярок — наверное, я уже тогда к балету «Светлый ручей» готовился.

— Поставить что-нибудь в Берлине Малахов вам не предлагал?

— Думаю, если бы он даже захотел, то не стал бы сейчас мне ничего заказывать. Он и так уже наприглашал немало русских исполнителей, и сам много танцует. А руководить театром — дело политическое, здесь надо быть осторожным и думать не столько о своих пристрастиях, сколько о том, что необходимо театру. А то скажут: вот устроил тут филиал русского балета.

— У российских танцовщиков, штурмующих Европу, есть конкуренты — киевляне. Вы ведь тоже из Киева?

— Я вообще-то родился в Ленинграде, но родители из Киева. Жил там до десяти лет и вернулся работать в Киев сразу после училища. Впрочем, несколько лет назад уехал в Россию.

— Многие имена танцовщиков-киевлян сейчас на слуху — Денис Матвиенко, Андрей Сарафанов, в Лондонском королевском балете — Алина Кожокару, Алексей Ратманский, наконец... Что, в Киеве какой-то воздух особый?

— Не знаю. Может, радиация? Я мог бы добавить еще имена к этому списку — премьеры балета в Нью-Йорке Ирина Дворовенко и Максим Белоцерковский; Иван Путров, который танцует в Covent Garden, — они тоже из Киева.

Впрочем, актерская слава — дело тонкое. Поэтому выслушаем и тех, кто не столь восторженно относится к таланту Владимира Малахова, например Николай Цискаридзе, первый, по мнению многих, танцовщик Москвы:

— У нас в сентябре выступали в театре три танцовщика: Хосе Каренно, Владимир Малахов и Йохан Кобборг. Если бы на таком уровне кто-либо из моих коллег станцевал в Лондоне, Париже или Нью-Йорке, нас бы разнесли в пух и прах. Здесь же все воспринимается «на ура». И это очень обидно. Для иностранной прессы мы только гости и всегда хуже, потому что хороши лишь их собственные танцоры. У нас же, наоборот, гости хорошие, а наши собственные исполнители не на уровне. Так и получается, что мы и здесь плохие, и там.
Голосование
-0 : 4+
Уникальные
просмотры
462
Анатолий ЛЕМЫШ
Данная статья вышла в выпуске №50 (248) 10 - 16 декабря 2004 г.