# #
Теперь, когда общий исторический контекст очерчен более отчетливо, самое время перейти к рассказу о недавнем путешествии американского нейрохирурга Ибена Александера ]EA[. То есть о его весьма необычном личном опыте, который в корне изменил не только отношение врача к смерти, но и общее восприятие вселенной и жизни в целом.
С другой стороны, это такой опыт, которого по мнению науки в действительности не было – просто потому, что «этого не может быть никогда».
Как многим известно, в истории медицины и психологии накоплен уже гигантский объем материалов с воспоминаниями людей, переживших так называемый околосмертный опыт (near death experience или NDE). То есть критичный период, когда физический организм балансирует на грани между «жив или нет», а сознание тем временем отправляется в собственное путешествие. Случай Александера, несомненно, относится к этой же категории, но особо примечателен по ряду причин.
Прежде всего (как уже отмечалось), потому что все семь дней, пока его организм находился в состоянии глубокой комы в том же медицинском центре, где Александер и сам работал, он был под постоянным наблюдением приборов, фиксировавших – среди прочего – полное бездействие мозга.
Во-вторых, в отличие от большинства известных случаев NDE, когда при отделении души от тела люди продолжают сохранять свою «нижнюю личность», то есть отчетливое представление о том, каким конкретно человеком они являются, у Александера в путешествие отправилась «более высокая» часть сознания (что это значит, станет яснее чуть позже).
В-третьих, наконец, как внимательный ученый и просто как человек с навыками связного изложения мыслей в форме текста, Александер смог вернуться из своего путешествия вместе со множеством ценных деталей и наблюдений, дающих содержательную информацию о физических свойствах и особенностях потустороннего мира.
А поскольку все эти подробности очень гармонично и, можно сказать, эффектно дополняют общую конструкцию мира, смоделированную в данном обзоре, именно на этих моментах далее будет сконцентрировано особое внимание. Иначе говоря, рассказ доктора предлагается воспринимать как отчет об опыте полного погружения его личного сознания в «акусто-оптическую голограмму», порожденную единым сознанием вселенной.
Чуть ли не самое первое, на что обратил внимание Александер, попав в мир иной – помимо мощной визуальной картины из пушистых бело-розовых облаков на фоне густого темно-синего неба – это акустический компонент голограммы (выполняющий роль энергетической «несущей» частоты):
Некий звук, мощный и всепроникающий, словно возвышенный гимн, сходил вниз откуда-то свыше.
Попутно с акустикой в ощущениях путешественника сразу же появляется и отчетливый «гидродинамический» фон иной реальности:
Звук этот был до того ощутим и почти материален, что был словно дождь, который вы чувствуете на своей коже, но при этом она не становится мокрой.
И далее – свежие впечатления человека, еще совершенно не привыкшего к особенностям «цельного» сенсорного восприятия сознания в условиях оптоакустической голограммы:
Видеть и слышать в этом месте, где я оказался – не было отдельными чувствами. Я мог слышать визуальную красоту серебристых тел тех эфемерных существ, что носились в вышине, и я мог видеть сильное радостное совершенство тех звуков, что они пели.
А вот какими словами Александер передает эффект полного погружения своего сознания в эту голограмму:
Было похоже на то, что вы не могли просто смотреть или слушать хоть что-то в этом мире, не становясь также и частью этого – не объединившись с этим каким-то загадочным образом.
В том мире вы вообще не могли смотреть хотя бы на что-то, потому что само слово «на» подразумевает разделение, которого там не существовало. Все было вроде бы различающимся, однако при этом все было также и частью всего остального – словно богатый и переплетающийся рисунок персидского ковра... или, скажем, крыла бабочки.
Вместе с тем, как в сознание доктора приходит образ бабочки, рядом с ним появляется проводник. Для начала – в образе молодой и привлекательной женщины: высокие скулы, голубые глаза, русые косы, простая, но очень насыщенных цветов одежда пейзанки. Образ бабочки в картине тем временем усиливается:
Когда я впервые увидел женщину, мы вместе двигались вдоль некой замысловато структурированной поверхности, в которой через некоторое время я распознал крыло бабочки. Фактически, миллионы бабочек были вокруг нас повсюду – огромные колыхавшиеся волны бабочек, ныряющих вниз в леса и возвращающихся обратно, чтобы летать вокруг нас. Это была река жизни и цвета, двигающаяся через воздух.
Пока что просто отметим этот любопытный образ для запоминания и последующего анализа (ибо любая картина подобного путешествия заведомо наполнена смыслом). А здесь перейдем к физике коммуникаций Александера с его проводницей в условиях «чистой» оптоакустической голограммы.
Не прибегая ни к каким словам, она заговорила со мной. Послание прошло через меня словно ветер, и я сразу же понял, что оно было правдой. Я просто знал это совершенно так же, как и то, что мир вокруг нас является реальным. В ее послании было три части...
(Здесь эти три конкретных фразы лучше, пожалуй, пропустить. Потому что смысл их чрезвычайно важен лишь для людей, выросших в специфической христианской культуре. В религиозную основу которой, как известно, заложена – причем отнюдь не Иисусом – концепция априорной греховности человека. Александеру же сообщили что его тут любят, любили всегда и будут любить вечно, так что бояться ему совершенно нечего.)
Мы покажем тебе здесь много вещей, – сказала женщина, опять-таки не используя на самом деле эти слова, но просто направляя их концептуальную суть непосредственно в меня. – Но в конечном счете ты вернешься назад...
Тут надо напомнить один существенный нюанс. Как поясняет Александер, все это околосмертное путешествие в иную реальность совершала лишь некая часть его сознания. Та «верхнняя» часть, которая оказалась способна все запомнить в подробностях по возвращении, однако совершенно отдельная от важнейших атрибутов его личности «тут» – вроде имени, возраста, профессии, места проживания и так далее. Это момент поможет лучше понять последующие коммуникации:
Хотя у меня все еще имелись какие-то языковые функции, по крайней мере в том виде, как мы думаем об этом на земле, я начал без слов вставлять свои вопросы в этот проходящий через меня поток ветра: Где находится это место? Кто я? Почему я здесь?
Каждый раз, когда я беззвучно задавал один из этих вопросов, на него тут же появлялся ответ – как взрыв света, цвета, любви и красоты, которые проносились сквозь меня словно сметающая волна. Самое главное в этих взрывах было то, что они не просто гасили мои вопросы, затапливая их своей мощью.
Они отвечали на них, но таким образом, что это превосходило возможности языка. Эти мысли проникали в меня напрямую. Но это было не так, как бывает с мыслями на земле. Они не были смутными, нематериальными или абстрактными. Эти мысли были твердыми и конкретными – более горячими, чем огонь, и более мокрыми, чем вода.
И вместе с тем, как я получал эти мысли, я оказывался способен тут же и без малейших усилий понимать концепции, на полное постижение которых у меня ушли бы годы моей земной жизни...
Как это бывает практически со всеми, кто вернулся «оттуда» с вдохновенным и преобразованным сознанием, «здесь» Александеру не удается с помощью привычных нам человеческих понятий передать те грандиозные идеи и концепции, которые он легко и естественно постиг «там». Доктор понимает, что у нас пока нет для этого правильных слов. Поэтому рассказывает о пережитом так, как может. В частности, и о следующем – очень важном – эпизоде с «постижением пустоты»:
Продолжая двигаться вперед, я обнаружил, что погружаюсь в невыразимую пустоту. Совершенно темную и бесконечно огромную в своих размерах, но при этом и бесконечно комфортную в своем уюте пустоту.
И дабы столь необычное состояние ощущалось человеком как абсолютно комфортное, он получает и свет, и красивого любящего проводника – причем все в одном флаконе:
Воспринимаемая как абсолютно черная, при этом пустота освещалась каким-то неясным светом. Свет этот, как мне казалось, исходил от сферы, которую я ощущал рядом с собой и которая красиво мерцала переливами, словно бриллиант. Сфера выступала в качестве своего рода «переводчика» между мною и этим гигантским присутствием чего-то такого, что со всех сторон меня окружало.
Все происходящее воспринималось так, словно я рождаюсь в более великий мир, а сама вселенная была словно гигантское космическое чрево. Мерцающая же сфера (которую я ощущал каким-то неразрывным образом связанной, или даже просто идентичной той женщине, что сопровождала меня на крыле бабочки) здесь была моим проводником в пустоте этого чрева. Пустоте, одновременно представляющейся и непроглядно черной, и при этом всюду наполненной светом...
На этом интригующем моменте рассказ о путешествии доктора Александера на тот свет пора, пожалуй, завершить – отослав всех заинтересовавшихся к книге автора. А также к сотням томов аналогичной литературы с воспоминаниями от самых разных людей, которым доводилось пережить похожий опыт при иных обстоятельствах или в другие эпохи.
Книга Ибена Александера в этом длинном ряду особо примечательна по той причине, что ее автор – врач и ученый-нейрохирург. То есть современный, хорошо образованный человек с развитыми навыками критического мышления. И этот человек, обретя личный, достоверный и абсолютно убедительный для него жизненный опыт, противоречащий прежнему мировоззрению, решительно настроен отыскать на данный счет рациональное научное объяснение.
Формулируя подоходчивее, очень хотелось бы получить от науки внятный ответ на простой вопрос: «Как все это понимать»?
Профессионально будучи специалистом, весьма далеким от физики, доктор осознает, конечно, что самые главные ответы на его вопросы должна дать именно это наука. Более того, почитав на данный счет кое-какие научно-популярные книжки или статьи, Александер сумел углядеть в теориях физиков некие идеи, похожие на подтверждения своему опыту, о чем пишет так:
Современная физика говорит нам, что вселенная – это единство. И что она неделима. Хотя нам представляется, что мы живем в мире разделения и различий, физика говорит нам, что под этой поверхностью каждый объект и каждое событие вселенной полностью переплетены с каждым другим объектом и событием. И на самом деле нет никакого разделения...
Так, повторимся, это видится доктору после выхода из комы. Но на самом деле, увы, реальность физической науки пока что выглядит сильно иначе. И то, что Ибен Александер постиг о вселенной – как видим – совершенно самостоятельно, для ученых физиков еще отнюдь не стало очевидным и общепринятым.
Хуже того, мир науки пока что демонстрирует, что по-прежнему все еще не готов принять идею о существовании другой, равно важной и более великой стороны реальности – до краев наполненной единым сознанием и придающей смысл всему, что происходит «на поверхности».
Ярчайший пример этой неготовности демонстрирует недавняя публикация журнала «Scientific American», одного из наиболее уважаемых в мире научно-популярных периодических изданий (номер за апрель 2013). Этот журнал, понятное дело, не мог пройти мимо книги Александера, быстро ставшей бестселлером, и дал на нее – через постоянного колумниста-скептика Майкла Шермера – собственную рецензию.]MS[
Уже по одному названию этой рецензии, «Доказательство галлюцинации», можно понять, что в высшей степени богатый и неординарный околосмертный опыт нейрохирурга для современной науки выглядит как вполне заурядный бред больного человека. И не более того...