Воспоминания А. Утевского полностью подтверждаются словами А. Сабинина:
"С Толяном (Утевским – М.Ц.) мы дружили, и я приходил к нему. Вовка прибегал к нам туда и был совершенно застенчив и любил вертеться среди старших. И Толька Утевский говорит: "Слушай, вот это способный очень парень, ты вот как-нибудь бы его послушал, потому что, может быть, ты его к Богомолову отведёшь?"
...Я прихожу к Богомолову, говорю: "Владимир Николаевич, там есть паренёк очень смешной и занятный. Анекдоты рассказывает и потрясающе..." Он, когда читал басню, потрясающе показывал разные характеристики. ...И он: "Ну что, веди!" И я привёл, и он Богомолову понравился, и стал Володя туда ходить".
Вспоминая об этих шести месяцах из жизни её сына, Н.М. Высоцкая сказала:
"Это было очень напряжённое для него время. Он тогда занимался в драматическом кружке, которым руководил актёр МХАТа Владимир Богомолов. Я как-то зашла к ним на репетицию. Володя изображал крестьянина, который пришёл на вокзал и требует у кассирши билет, ему отвечают, что билетов нет, а он добивается своего. Я впервые увидела его на сцене и до сих пор помню своё удивление, настолько неожиданны были для меня все его актёрские приёмы. После репетиции я подошла к Богомолову и спросила (хотя уже знала ответ): "Может ли Володя посвятить свою жизнь сцене?"
"Не только может, но должен! У вашего сына талант", – ответил актёр.
Володя до глубокой ночи пропадал в кружке. Он много мне рассказывал, как они репетируют, как сами готовят декорации, как шьют костюмы. Это было время одержимого ученичества".
О своём самом знаменитом ученике В. Богомолов рассказал лишь однажды – в интервью авторам повести "Владимир Высоцкий: эпизоды творческой судьбы":
"Так случилось, что я оказался первым, кто увидел во Владимире Высоцком артиста, и артиста великолепного.
Помню, как он пришёл в наш театральный кружок при Доме учителя – очень юный, обаятельный. Почти сразу стало ясно, что это ещё и необычайно искренний и жизнерадостный человек. Он любил смеяться и смешить других – последнее ему нравилось особенно, и поэтому он хохотал, кажется, громче и заразительнее тех, кого смешил.
Первым моим вопросом к нему было: "Что ты умеешь?"
– Утёсова могу изобразить, – отвечает.
– Ну давай.
– "Раскинулось море широко..." – это было очень похоже и очень смешно.
– А ещё что можешь?
– Аркадия Райкина могу показать.
И опять – похоже и смешно. Радость и веселье, казалось, были его привычной атмосферой. Боюсь точно утверждать, но кажется, уже тогда он был с гитарой. Не знаю, сочинял ли он в то время, но если и сочинял, то наверняка это носило юмористический характер.
Пятидесятые годы – это было удивительное время. Все мы, деятели театрального искусства, захвачены обсуждениями и дискуссиями по поводу публикующегося наследия К.С. Станиславского. Все эти "правда чувств", "правда живого человека на сцене" – это было так ново, остро, актуально…
Я тоже оказался страстно увлечён этой проблемой, а значит, и весь мой театральный кружок и, конечно, Володя. Наши занятия строились по этим театральным принципам. И если удавалось кому-нибудь из ребят передать "правду жизни" в своей игре, то это была для нас большая победа в искусстве".
ИСТОЧНИК
 |
Только одно уточнение. Писателя и друга Высоцкого зовут Борис Можаев (не Можайский). Ну, это вполне естественная оговорка. Я на днях в личной переписке исказил имя сотрудника местной газеты. Назвал его Шелепаевым, хотя он Шелепов. А Шелепаев - это фамилия судьи, с которым я был знаком 45 лет назад в период моей работы в редакции газеты в Забайкальском районе.
[700x700]
