ЛИТЕРАТУРНАЯ СТРАНИЦА
Б.КОМИССАРОВ
РАССТАВАНИЕ
Рассказ
Катюша, здравствуй! Решила, наконец, тебе черкнуть обещанное. А начала собираться с мыслями о письме к тебе еще на турбазе «Буревестник». В те самые, трудные для меня, дни, когда вы все поразъехались, а я «куковала» еще четыре дня почти одна, если не считать Олю (белую женщину), которая продлила себе отпуск на двенадцать дней в доме отдыха, то есть поднялась жить этажом выше (так как дом отдыха наверху, над нами).
Через два дня после тебя я проводила Германа до Артема, то есть до аэропорта. Поднялись мы с ним в день его отъезда в четыре утра, то есть практически ни он у себя, ни я в своей комнате не спали. Лил дождь всю ночь, а в эти минуты, как подошел «газик» за ним из Владивостока, ударил гром. В общем, все как в драматическом спектакле, в кульминационном моменте, так и у нас было. Сели мы с ним в «газик», поставил он свои чемоданы, и мы поехали. Почти до самого Артема ехали молча, слов уже не было, очень трудно было обоим, о тяжести сердечной не могу подробно писать, чуть не плачу.
Приехали в аэропорт Артема. Он должен был вылететь в пять утра, но рейсы из-за погоды все откладывали и откладывали, и мы просидели с ним в аэропорту до 15, то есть с 5 до 15. Герман сказал: «Нина, ты знаешь, я благодарен судьбе, что мы с тобой еще почти день пробыли вместе».
Объявили посадку на его рейс. Перед тем, как идти к трапу, он пригласил меня подняться в ресторан (это наверху) аэропорта, купил шоколад, бутылку шампанского и в последние минуты выпили за все. Сидели, наверное, минут пять, смотрели друг на друга молча и потом он мне стал что-то на прощание говорить доброе, приятное, какие-то пожелания, но я уже не понимала и не слушала, а только смотрела ему в глаза. А свои глаза заполнились слезами, подступил комок к горлу, и мы вышли в садик перед вокзалом аэропорта, обнялись на прощание, поцеловались и тут надо было идти уже к самолету. И вот я стою у огромного окна аэровокзала, смотрю на поле, а он с двумя чемоданами шел в толпе пассажиров. Шел, ставил вещи на землю, оглядывался и помахивал рукой. И так до самого трапа, пока бортпроводница не стала смотреть у него документы. А на самом верху у входа в самолет он еще раз оглянулся, но его уже подтолкнули.
Катюша, представь мое состояние. Вот тут-то я, уже оставшись одна у огромного окна вокзала, в толпе кишащих и чего-то ожидающих пассажиров, дала волю своим слезам. Я не смогла сдвинуться с места еще минут двадцать, хотя на площадке стоял автобус рейсовый до Владика, и я на него опоздала.
И все!? На этом оборвалась ниточка того чудесного, той доброты и бескорыстного внимания, уважения, той взаимности, какую мы нашли с ним друг в друге.
Я уехала на свою турбазу. Пришла в комнату. Уже все новые девушки, несколько человек ночевало со мной, несколько прибыло без меня. Встретила меня Оля, переговорили мы о многом, вспомнили все сначала. Но увы! Подобное не должно повториться. Разве что встреча в Москве, о которой мы с ним договорились. Дал телефоны, переписку решили не вести.
Без тебя пришло письмо от Натальи (что в нашей комнате жила), я его хотела сразу же тебе выслать, но все таскала в сумочке и хотела со своим письмом послать, так вот только сейчас высылаю.
Итак 15 июня я поехала одна-одинешенька в аэропорт, уехала вечером поздно. В 24.00 (в Москве тогда было 17.00, оставался час до конца его работы) я позвонила Герману. Если бы ты только смогла слышать его голос, сколько неподдельной радости и доброты заключалось в каждом его слове. Был очень благодарен, что я ему позвонила, сказал, что не теряет надежду на встречу. Но наша поездка (вспомни!) с мужем пока откладывается, поэтому встреча соответственно тоже. Но я при любом обстоятельстве должна встретиться с Германом, пусть даже через полгода, через год!?
И вот я приезжаю домой (прилетаю, вернее, в Комсомольск), а у меня дома гости из Челябинска: моя мамочка (старушка) и сестра с дочкой. Они, оказывается, уже четыре дня, как ждут меня. А Коля мой мне не сообщил, правда, он их встретил хорошо, гостеприимно.
В общем погостили они у меня три недели и снова расставание. Я еду провожать их до Хабаровска и там на вокзале чуть не умерла от жары и тяжести прощания, Катя, так было тяжело на сердце, как будто кусочек тела отрывали от меня возле вагона поезда Хабаровск – Москва. А тяжело потому, что у меня на Востоке родственников никаких, все мои родные живут там, на Урале, а тем более мама собралась под старость за десять лет один раз и вероятно, больше никогда уже не приедет, и вот все это тяжело было переварить.
Из Хабаровска я приехала больная в полном смысле, и лечение, видимо, на пользу не пошло, нервы дают знать. Теперь вот уже более месяца работаю, вошла в ритм жизни, вернее чуть-чуть пришла в себя.
Звонила один раз Таня (та самая телефонистка), хотели все вместе собраться, но не получилось. Я звонила Свете (черненькая), сообщила ей печальную весть, что ее Валера буквально на другой день после ее отъезда шел сияющий с другой девицей, довольно-таки немолодой. И на днях видела Наталью – высокую, от которой тебе письмо, поболтали немного в трамвае, вспомнили кое-что. Вот, Катюша, такие дела! Очень хочется на мгновение тебя увидеть, поговорить, пошутить, поплакать. Катя, если будет время, черкни о своем житье-бытье. Целую – Нина. Очень жду письма.
* * *
Дорогие девочки, здравствуйте. Это пишет вам Наташка. Решила написать вам письмо, а то сижу здесь на вокзале на станции Угловой четыре часа и не знаю, чем заняться, ужас такой! А еще целый час ждать. Так что, Галя и Света, я вам советую выезжать попозже, поезд отходит в 12.35.
Я уехала, а адреса даже вам не оставила. Катя, если приедешь когда-нибудь в наш родной Комсомольск, то останавливайся у меня. Вот мой адрес...
Не знаю, получите ли вы мою писанину. У меня сейчас такое чувство, как будто у меня что-то отобрали. Так не хочется уезжать.
Сейчас погода хорошая, так что давайте хорошенько отдыхайте, набирайтесь сил.
На этом заканчиваю. Передавайте привет всем, и обязательно Славе. Спасибо ему от меня.
Целую всех. До свидания – Наташа. Надеюсь, свидание у нас будет.
(Газ. «Забайкалец»
за 19 августа 1976)
