Его до ужаса бесило одиночество, но он делал все, чтобы остаться одному. Не желал, не мог видеть ничьи глаза, не мог слышать ничьих слов, не хотел ничего знать о том, что происходит там, за стеной. Сейчас жизнь казалась ему еще более чужой, чем раньше.
Поставив чайник разогреваться, он отключил мобильный и внимательно прислушался. Снаружи (у балконной двери) скребется кот, обгладывая последний, пока еще целый провод. Куда бы он ни переезжал, – кот всегда находил себе место именно у балкона под батареей, и круглогодично, наверное, не мерз. И в каждой квартире любой провод, где бы он ни был, всегда впоследствии оказывался сгрызанным. Благо, удавалось съезжать без проверки электрики хозяевами.
Кот и шум чайника - снаружи, а внутри все было не так уютно: холодно и онемевше, как во рту после ледяного молока.
Он сглотнул, понял, что переборщил, выпив два стакана ледяного молока. Налил себе чаю, повязал красный шарф, лег на диван.
Опять прислушался: холодно, но все же хорошо и спокойно. Правда, мешало, что кот, с проводов переключился на обои, и периодически громко мурлыкал.
Он закрыл глаза, опустив руку, коснулся пола и нащупал сигаретную пачку и даже пепельницу.
Пачка оказалось пуста. Он встал с дивана. Набросил пальто на плечи и вышел на улицу, хлопнув дверью.
Вечерами он любил прогуливаться по центральной московской площади: москвичи и гости столицы, огни, шум и атмосфера – все напоминало ему о том времени, когда дедушка брал его с собой на прогулку.
Тут он заметил ее. Она торопливо шла, пытаясь застегнуть пальто на ходу. Она, кажется, ощущала его взгляд на себе.
Ускорив шаг, он подошел к ней.
Сквозь сон она услышала бормотание «Девушка, возьмите пожалуйста шарф» и почувствовала, как он аккуратно укрывает ее одеялом.