В рассказе «Повести временных лет» о Лиственской битве, в которой на стороне Ярослава Мудрого в конфликте с его братом Мстиславом принимала участие варяжская дружина. О призвании скандинавов на Русь в нем сообщается следующее:
«...и възвративъсѧ Ӕрославъ приде Новуногороду (sic!). и посла за море по Варѧгъı . и прїде Ӕкунъ с Варѧгъı . и бѣ Ӕкунъ слѣпъ . [и] луда бѣ оу него золотомь истъкана . и приде къ Ӕрославу . [и] иде Ӕрославъ съ Ӕкуномь на Мьстислава».
Это противостояние братьев окончилось для Ярослава неудачей, в описании его поражения вновь упоминается предводитель заморской дружины и его золотая луда:
«...видѣв же Ӕрославъ ӕко побѣжаємъ єсть . побѣже съ Ӕкуномъ кнѧземь Варѧжьскъı
м̑. и Ӕкунъ ту ѿбѣже лудъı златоѣ . Ӕрославъ же приде Новугороду . а Ӕкунъ иде за море».
Загадка предводителя варягов, слепого князя, обладавшего таинственной
драгоценностью, настолько заметной, что она дважды упоминается в одном и том же летописном фрагменте, привлекала к себе внимание исследователей, по крайней мере, с середины XIX в.

Якун был «слеп» и носил «златотканный луд». Образ слепого плохо вяжется с ролью Якуна, который в 1024 г. стал главным воеводой киевско-варяжских сил. В. Н. Татищев и Н. М. Карамзин предполагали, что у Якуна были как-то повреждены глаза, отчего он носил на них повязку («луд»). Но из контекста источников, «луд» скорее упомянут как одежда, можно предположить, что это был плащ или пояс.

Якун -- имя того "брата" Африкана, от которого бежали Шимон и "Фриянд".

Это тот самый Якун, который "отбеже от золотыя луды", когда воевал за Ярослава против Мстислава. Варяги проиграли. Наемники Ярослава Мудрого не устояли против флангового удара конницы Мстислава. Ярослав вернулся в Новгород, а Якун ушёл за море[2]. В некоторых летописях ещё и дополняется тем, что Якун после ухода за море там и умер[3].
Поле боя осталось за Мстиславом. Он, по сообщению летописца, ходил по нему, говоря: «Кто же этому не порадуется? Вот лежит северянин (черниговец), вот варяг, а моя дружина цела!» По условиям схватки победитель должен был забрать все имущество побежденного.

слово "луда" Срезневский точно перевести не мог: то ли "плащ", то ли "шлем", то ли хрен знает что.

На следующем этапе бытования этой истории на русской почве затемняется и смысл эпизода с лудой, во всяком случае, в подавляющем большинстве списков Киево-Печерского патерика слово луда заменяется на руда, что существенно снижает понятность текста, но зато придает ему некий налет дополнительной «архаичности», таинственности и риторической выразительности.
Замечательно при этом, что оставление некоего загадочного золотого объекта, утратившего четкость очертаний, воспринимается как родовой маркер для последующих поколений семьи Якуна/Хакона – не случайно, именно он, наряду со слепотой, всплывает в патерике, когда автору нужно объяснить, кто такой варяг Шимон/Симон, приходившийся нашему Якуну племянником.
Не исключено, более того, что в предании о Шимоне вообще используются некоторые опорные элементы из жизнеописания его дяди, однако данное предположение требует, как кажется, дополнительного исследования. (Почему варяг Якун «отбеже луды златое»? Сцены Лиственской битвы 1024г. А. Ф. Литвина, Ф. Б. Успенский)

В «Слове о создании церкви Печерской» приводятся любопытные подробности о жизни Шимона Африкановича, его службе Рюриковичам и благочестивых деяниях. Прибыв на Русь где-то ближе к концу княжения Ярослава Мудрого (умершего в 1054 г), Шимон стал главным сановником при одном из Ярославичей – Всеволоде (родившемся в 1030 г.).
Как установил М.Ф.Мурьянов, проанализировав данные о культовых предметах, употреблявшихся в семье Африкана и Шимона, обоим названным варягам довелось какое-то время находиться в Средиземноморье, где они оба и приняли христианство. Не приходится удивляться тому обстоятельству, что крещеный варяг Шимон, возможно бывавший и в Константинополе, оказался затем среди приближенных молодого князя Всеволода Ярославича, женатого на дочери византийского императора Константина IX Мономаха (царствовал в 1042‑1055 гг.).

По древнерусскому сказанию из Киево-Печерского патерика Шимон, поставивший в XI веке в Киево-Печерской лавре Успенскую церковь, подарил драгоценный пояс и наследие своего отца — золотой венец. Об отце Шимона Африкане, Карамзин замечает, что "В Скандинавских историках нет ни слова о князе Африкане" (Кар. II, пр. 60). Да оно и не могло быть, потому что эти Варяги-Русь никогда не были Скандинавами.

Шимон рассказывал Антонию Печерскому о происхождении пояса, которым на родине его отец украсил распятие: «И сему честь творя, отець мой възложи поясъ о чреслѣх его, имущь вѣса 50 гривенъ злата, и венець злат на главу его». Специально для пояса и хранившегося вместе с ним золотого венца было изготовлено распятие высотой в несколько метров. Найденный вместе с поясом золотой перпендулий – подвеска от венца «Царя Славы», устроенного наподобие императорского.