Она была там. Впрочем, как и каждый день. Она - это рыжая беспородная псина, с длинным беспокойным хвостом и большими чёрными глазами. Псина (так я её окрестил про себя) обосновалась за углом мясного пассажа, и обитала там постоянно. Изредка покупатели, выходившие из пассажа с большими пакетами и раскрасневшимися от мороза лицами, умилившись, угощали её рёбрышком или даже кусочком мяса, и она, прижав уши, аккуратно брала у них из рук протянутое лакомство.
Пассаж находился напротив остановки, с которой я почти каждый день ездил на работу, и мой маршрут, соответственно, пролегал мимо Псины. Но она, обычно тихая и приветливая со всеми, по одним только ей понятным причинам, не взлюбила меня с первого взгляда. Как Цербер она охраняла подступы к остановке, рыча и припадая к земле, когда я появлялся в поле её зрения. Делать было нечего - я стал брать с собой маленькие "взятки" - косточку, котлету, недоеденный утром бутерброд. Я кидал ей "пропуск", и, пока она была занята его
поглощением, беспрепятственно подходил к остановке. В нашей "игре" это был своеобразный Рубикон - как только я вставал на плиты остановки, Псина переставала обращать на меня внимание и снова превращалась в тихую, замёрзшую, уставшую собаку, и узнать в ней былого Цербера было никак нельзя.
Время шло, и вскоре собака перестала видеть во мне раздражитель - она привечала меня, игриво помахивая нелепым облезлым хвостом и склоняя на бок голову, как бы приглашая поиграть. Я всё так же, хотя теперь и реже, брал с собой "пропуска", которые теперь были просто угощением. Но сегодня - сегодня у меня был особенный "презент" - кусочек пирога с прошедшего дня рождения сына. А Псина, я это давно заметил, больше всего обожала сладкое. Я специально попросил жену завернуть мне с собой этот кусочек. Для кого? - удивилась она. Для Псины... - жена посмотрела на меня, как на умалишённого, но пирог завернула. Сегодня я в первый раз намеревался дать ей угощение с рук - до этого просто ложил на асфальт.
Я подходил к пассажу, но Псина не встречала меня, как обычно, а лежала, вытянувшись, прямо на посыпанном песком оледеневшем пороге магазина. Это меня насторожило, и я, забывшись, сунул уже приготовленный сладкий кусочек в карман пальто и ускорил шаги.
Псина лежала на боку. Её чёрные глаза были устремлены куда-то в даль, и уже подёрнулись мутной пеленой.
Возле морды застывала на морозе пена.
Из пассажа вышла женщина в ватнике и повязанном сверху фартуке уборщицы, в руках у неё был большой чёрный пакет для мусора.
- Сдохла наконец, окаянная! Вертелась как волчок, всех клиентов распугала! - всплеснула руками женщина. - Ну и ползла бы подыхать к себе за угол, так нет - ей у порога надо. Будто ждала кого-то... - она наклонилась и аккуратно, рукой в перчатке подняла недоеденный собакой кусок мяса.
- Ишь, какой кусок на неё не пожалели! Да отравы пол флакона, а она вона какая живучая, час корчилася. - качая головой, женщина принялась запихивать собаку в пакет.
Я стоял и не мог пошевелиться, словно холод с улицы проник в меня, заморозил и пригвоздил к месту. Внутри было пусто, а горло предательски сжалось. Я судорожно оттянул шарф, чтобы вдохнуть, и резко пошел прочь, в сторону дома. Руки дрожали, и я засунул их в карманы. Одна рука наткнулась на пирог, изрядно размокший в кармане. Я достал его, вернулся к магазину и зачем-то положил его на порог. Уборщица гневно посмотрела на меня и что-то сказала, но я её не услышал. Я думал о том, что сын с пяти лет просит собаку. А мы на день рождения подарили ему велосипед.
© Лилит, 03.08.10