давно этоб было...




День был пасмурный, то и дело накрапывал дождь, а Лиза шла быстрым шагом, по улицам и переулкам города, стараясь успеть до дождя, ведь именно сегодня, следуя закону подлости, она забыла зонтик. Утром не было и намека на дождь, но, как оно часто случается в Питере, тучи налетели в один прекрасный миг, небо заволокло, и Лиза поняла, что до метро ей не дойти, что дождь ее накроет раньше.

Желая сократить путь, она свернула в переулок. Переулок был узкий, с узким, давно не асфальтированным тротуаром. Боясь подвернуть ногу, Лиза пошла помедленнее, посматривая на небо и понимая, что ей никуда не скрыться от дождя. Переулок был длинным, ему не было видно ни конца, ни края. Раньше она гуляла по нему, но, поскольку была не одна и никуда не спешила, то и дорога казалась ей не так длинна.

Дождь грянул, когда она поравнялась со старым развалившимся домом без окон и дверей. Дождь с градом и порывами ветра, которые били холодными струями Лизу по лицу, не оставлял ни минуты на размышление. Лиза рисковала промокнуть до нитки. Не видя ничего подходящего, где можно было бы переждать непогоду, ни подворотни, ни подъезда, девушка бросилась в выбитую дверь заброшенного дома.

Крупные градины отскакивали от асфальта, а переулок постепенно превращался в бурный водный поток. Лиза смотрела из своего убежища, как дождь бьет в окна домов напротив. Так она стояла некоторое время, наблюдая за стихией. В голове ее проносились незавершенные мысли, которые не хотелось додумывать до конца. Например, почему-то вспомнился недавний разговор с мамой, которая пыталась узнать у своей двадцати трех летней дочери, когда же та собирается выйти замуж.

Да, Лизе было уже двадцать три года, почти двадцать четыре, а она ни с кем никогда не встречалась. Почему? Лиза достала зеркальце и стала изучать свое отражение в нем. Даже она сама признавала, что выглядит достаточно хорошо, чтобы кому-нибудь понравиться. У нее были светло-русые волосы, немного волнистые, и серые глаза, красиво разрезанные, с длинными темными ресницами. Недавно она стала краситься, но не много, а в меру, стараясь подчеркнуть свои природные достоинства, а не нарисовать себе новое лицо. Почему же все ее подруги либо вышли замуж, либо собираются выйти? Лизе уже надоело быть свидетельницей на их свадьбах. И почему она не может найти себе кого-нибудь приличного?

Она знала, что нравится многим своим сослуживцам, как нравилась до этого однокурсникам. Но как только дело доходило до более серьезных отношений, чем флирт на рабочем месте, она терялась, и ничего не клеилось. Именно об этом и говорила ей мама. О том, что она просто не хочет выходить замуж, и поэтому на корню пресекает все попытки мужчин поухаживать за ней. Может быть, мама была права. Лиза не знала. Она понимала только, что ей хорошо и так, и было бы еще лучше, если бы ее многочисленные родственницы и знакомые отстали от нее со своими бесконечными вопросами о замужестве.

Дождь не переставал, а, казалось, еще усиливался. От нечего делать Лиза, осторожно ступая, прошла несколько шагов в дом. Она боялась, что в доме могут жить бомжи, поэтому не пошла далеко, а стала осматривать ту комнату, в которой очутилась.
Комната была достаточно велика, и Лиза подумала, что когда-то давно, до того, как дом пришел в состояние полного разрушения, это была прихожая. Ей всегда нравилось представлять, как могли выглядеть дома в старые времена. Она села на какую-то балку, и вытянула усталые ноги.

Руины. Вот слово, которое полностью передавало то, что она видела перед собой. Руины, оставшиеся от старинного богатого дома, где, может быть, прожило не одно поколение какой-нибудь знатной и богатой семьи. На потолке еще остались следы расписного плафона, а на стенах – остатки лепных украшений из гипса. Да, решила Лиза, здесь была прихожая. Сюда приезжали гостьи в дорогих длинных платьях, с бриллиантами на шее, с моноклями в руках, в сопровождении кавалеров в черных блестящих цилиндрах. Потом они поднимались по парадной лестнице, остатки которой она видела у стены, покрытой алым ковром с золотым шитьем по краям. Перила ее блестели красным деревом, а стойки перил были позолочены.

В те времена в двадцать три года она бы уже считалась старой девой, - всплыла откуда-то мысль. Ну и что? Почему она должна встречаться с тем, кто ей совсем не нравится? Чтобы выйти замуж? А зачем выходить замуж за нелюбимого? Она ведь ничего не может поделать с тем, что так привередлива, и непременно хочет любить своего мужа! К тому же сейчас не те времена, а эти. Двадцать первый век, в конце концов, а не начало двадцатого! Она снова осмотрелась и обнаружила под лестницей маленькую дверь, вернее проем маленькой двери, так как самой двери там не было.

Конечно, это дверь для прислуги. Дамы приезжали в экипажах, лакеи снимали с их плеч норковые манто и уносили за эту самую дверь, где развешивали на специальные вешалки. У Лизы было такое ощущение, будто она постепенно погружается в прошлый век, будто стены постепенно покрываются светлым шелком, и на них появляются картины, изображающие реки и деревья. Вместо пустых проемов распахиваются двери из ценных пород дерева, в них входят гости, здороваются между собой, и приветствуют ее, Лизу.



Она сидела на кожаном диване в прихожей и ждала кого-то. Дамы, одна наряднее другой, поднимались по лестнице, а кавалеры поддерживали их под руки, обтянутые атласными перчатками. Сияние драгоценных камней слепило Лизу. Наконец, к ней подошла молодая женщина, в платье из белого шифона. Оно хоть и было нарядно, но сильно напоминало ей современные вечерние платья. Женщина улыбнулась, и пригласила ее следовать за собой.

Они стали подниматься по лестнице, покрытой алым ковром с золотым шитьем по краям, опираясь на блестящие перила из красного дерева. Их приветствовали гостьи, им улыбались мужчины, склоняясь в поклонах. Но все с любопытством разглядывали Лизу, будто она была принцессой, о которой много говорили, но которую никто никогда не видел.

Лестница привела в прихожую, а прихожая в залу с зеркалами и мраморными колоннами. Играла музыка, раздавался веселый смех, но когда Лиза вошла, все тут же притихли, и уставились на нее сотнями пар любопытных глаз.

- Это Лиза, - сказала ее провожатая, - та, которую мы с Лизаветой Аркадиевной избрали. Познакомьтесь с ней.

Лиза почувствовала, что от нее что-то требуется, и сделала книксен, обратив внимание на свое платье: длинное и белое, как наряд невесты.

Что тут началось! Гости подходили к ней, осматривали ее, спрашивали о чем-то.

- Сколько вам лет? – спросила пожилая дама, изучая в монокль ее лицо.

- Двадцать три.

Дама нахмурила нарисованные карандашом брови:

- Это очень много, - сказала она, - слишком много.

- Сейчас такое время, что самый раз, - вступилась за нее ее провожатая, редко кто выходит замуж раньше, да и считается, что рано – это плохо.

- Какие-то странные у вас времена, - проворчала дама, но видимо смирилась со странным обычаем и отошла в сторону, окинув на прощание Лизу недовольным взглядом.

- Чему обучали вас? – спросила другая, более молодая, но с колючими, как иглы, глазами.

- Я закончила филологический факультет университета, - Лиза смутилась, - и работаю в турфирме. Я занимаюсь организацией туров в Италию.

- Работаете? – ужаснулась другая дама, совсем старуха, в черном платье века так восемнадцатого, - как же это так? Приличная девушка не должна работать!

- Должна, - снова вступилась за нее ее провожатая, и улыбнулась совсем растерявшейся Лизе, - любая девушка теперь должна уметь содержать себя. Лиза работает в очень хорошем месте, и полностью обеспечивает себя и свою мать.

- Какой кошмар! Какой ужас! – раздалось вокруг, - бедная девочка! Она вынуждена работать, чтобы не умереть с голоду! Но как вы выбрали такую бедняжку для нас, Елизавета Андреевна? Мы ждем знатную особу, а не наемную работницу!

Елизавета Андреевна принялась объяснять, что в новом веке новые правила, а Лиза стояла под косыми взглядами, не зная, что происходит, не понимая, кто это вокруг нее, и для чего ее избрали эти две Елизаветы: Аркадиевна и Андреевна. Эти люди из прошлых веков считали себя в праве критиковать ее образ жизни, ее удачный выбор профессии, то, что ей так повезло с работой. Как они смеют говорить о том, чего не знают и не понимают? Возмущение ее нарастало, как снежный ком, но она еще сдерживала себя, оправдывая этих людей тем, что они рождены в другом веке, и не могут понять новых обычаев, новых правил жизни. Они так воспитаны. Они не могут понять того, что работать не позорно, а престижно. Что она счастлива работать в своей фирме, которая дает ей возможность ездить в Италию, постоянно бывать в Милане, городе ее мечты, и Флоренции, городе-сказке.

Ее снова спрашивали, и ужасались ее ответам, а Елизавета Андреевна снова оправдывала ее, будто преступницу. Наконец Лиза не выдержала. Снежный ком в ее груди превратился в лавину, она сделала шаг вперед и заставила всех замолчать одним движением руки:

- Вы надоели мне со своей критикой! – сказала она, и голос ее разнесся по всей зале, отразившись от потолка и зеркал, - я не знаю, зачем меня пригласили в этот дом, но знаю, что не собираюсь больше здесь оставаться!

И она развернулась и выбежала из комнаты. Подхватив платье, она сбежала по лестнице, и готова была уже выйти в распахнутые услужливым лакеем двери, за которыми шумел дождь, как откуда-то сбоку раздался спокойный старческий голос:

- Лиза!

Лиза остановилась, будто приросла к месту.

В прихожей царил полумрак. Никого не было, кроме лакея и спящего в углу кучера. Но когда глаза ее привыкли к полумраку, она заметила в том самом месте, где не так давно сидела сама, на диване низенькую старушку в черном простом платье. На груди ее сиял золотой медальон в виде пасхального яйца, весь усыпанный жемчугом и бриллиантами.

Старушка встала. Она оказалась так мала ростом, что голова ее была на уровне плеча невысокой Лизы. Седые волосы были уложены в строгую прическу, и заколоты шпильками с бриллиантами.

- Не спеши, Лиза, - старушка смотрела на нее смеющимися и совсем молодыми глазами, - ты ведь пришла, чтобы поговорить со мной, а не с этими дохлыми курицами, которые не видят дальше своего носа. Не сердись на них.

- Кто вы? – спросила Лиза. Она уже ничему не удивлялась, но глаза старушки казались ей слишком уж странными.

- Елизавета Аркадиевна, - представилась она и улыбнулась ласковой веселой улыбкой, как старушки никогда не улыбаются. По крайней мере, Лиза не видела, чтобы улыбались, - это я пригласила тебя на день святой Елизаветы. Ты продлишь наш род, и ты достойна этого.

- Чей род? – удивилась Лиза.

- Род святой Елизаветы. Вот, - она сняла с себя золотой медальон, - возьми. И передай своей дочери, которую тоже должно звать Елизаветой.

Лиза взяла медальон в руки, любуясь игрой драгоценных камней. И тут услышала, как резко взвизгнули тормоза. Кто-то остановил машину около дома. Хлопнула дверца, потом вторая, и Лиза посмотрела на черный джип, припаркованный недалеко от того места, где она стояла. По-прежнему лил дождь, и ветер продувал насквозь развалины старинного дома. Лиза стояла у обвалившейся лестницы, держа золотой кулон в вытянутой руке.



Боясь быть замеченной, она, осторожно ступая, прошла в другую комнату, ту самую, где раньше был гардероб, и спряталась за перекрытием стены. Медальон был у нее в руке, сияя, как солнце в полумраке помещения.

«Как же я его нашла?» - подумала Лиза, – «Наверное, я спала, а потом проснулась и нашла. Но сон! Какой-то странный этот сон!» Инстинктивно она взглянула на свою одежду, и чуть не засмеялась собственной глупости. Конечно, на ней были ее черные брючки и синяя спортивного покроя курточка. От белого платья невесты не осталось и следа.

Медальон, который она держала в руке, был сделан из чистого золота, и усыпан настоящими бриллиантами, в чем не позволял сомневаться их чудесный блеск. Лиза нажала пружинку и открыла его. Внутри был вправлен портрет, окруженный розовыми жемчужинами. Вернее не портрет, а старинна я миниатюрная иконка. Не очень понимая в живописи, тем не менее, Лиза предположила, что у нее в руках нечто очень древнее. Цены этому медальону не было. И никогда в жизни Лизе не приходилось держать в руках вещи такой ценности.

Ей стало страшно. Что ей делать с медальоном? Откуда он у нее? Куда его деть? Как он попал в этот дом? Ведь не маленькая старушка же с веселыми глазами дала ей его в самом деле!

И тут послышались шаги. Двое вошли в дом, в ту самую прихожую, где Лиза пережидала дождь. Раздались мужские голоса, и Лиза замерла, боясь даже вздохнуть.

- Мы точно были здесь, - говорил один взволновано. Судя по голосу ему было около тридцати лет, и он очень нервничал, - я хорошо помню. Я сказал Машке, что раньше моей семье принадлежал этот дом, и мы приехали посмотреть, что от него осталось. Я и кулон с собой взял, сам не знаю зачем! Семейная ценность, цены ему нет!

- Зачем же брал? – спросил второй, видимо его друг и ровесник. Говорил он раздраженно, и явно не очень сочувствовал первому.

- Дурак, - честно признался тот, - хотел похвастать.

- И похвастал?

- Нет, - он вздохнул, - не успел. Она стала капризничать, да просить, чтобы я кулон ей подарил. Я даже открыть его не успел. А в нем икона тринадцатого века, святую Елизавету изображает. Покровительницу рода.

У Лизы подкосились колени, и она с трудом удержалась на ногах. Голова стала кружиться от сознания чего-то сверхъестественного во всей этой истории, которая произошла с ней в дождливый день в заброшенном доме. То, что этого не может быть, она не сомневалась. Но, тем не менее, оно было.

- Зачем же ты Машке ее хотел показать? Жениться собрался, что ли, Серый?

Серый вздохнул еще глубже.

- Нужно, - он понизил голос почти до шепота, так, что Лиза с трудом разобрала его слова, - бабка мне моя снится постоянно. Говорит, что время пришло. А не знаю, на ком. Вот и подумал, что может она Машку имеет в виду. Ну да если и имеет, то пускай сама на ней и женится. А я – дудки.

- И ты веришь во всю эту чушь? – спросил его друг, скептически хмыкнув.

- Приходится. Бабка моя много меня предупреждала. И мать когда умирала, то сказала мне, чтобы я бабку слушался. А мне тогда семь лет только было. С тех пор я и слушаюсь. Да ладно, Вадик, лучше искать давай.

- Где? В этой комнате что ли?

- Да. Мы больше никуда не ходили. Здесь постояли и ушли.

- А может, Машка взяла?

Сергей задумался, потом сказал:

- Нет. Машка не взяла. Она сильно обиделась, что я ей его не дал. И ушла сразу. А кулон так у меня и остался. Я его рассматривал стоял.

- Тогда давай искать. Время не ждет. Мне домой надо, а то Ленка решит, что я ей изменяю.

- Она все равно решит, даже если ты придешь раньше времени, - Сергей усмехнулся, но тут же сосредоточенно стал шарить по полу, переворачивая горы мусора, - нет его здесь.

- Здесь, - успокаивал его Вадим, - куда ему за одну ночь деться?

- Может, нашли бомжи?

- Бомжи? Не думаю. Тут ветер гуляет, как на пляже. Не пригодное место для жилья. Послушай, Серый, а это и правда был дом твоей прабабки?

- Правда, - отозвался тот, - ее в восемнадцатом году расстреляли вместе с сыном и внуками. Она тогда уже совсем старая была. Только моя бабка выжила, ее дочь. Их всех Лизами звали. Обычай был такой. Имя святой своего рода они несли по женской линии. Моя мать очень переживала, когда я родился, а больше она не могла детей иметь. Так что на мне большая ответственность – и жениться на Лизе, и девочку Лизой назвать.

- Что, жениться на Лизе обязательно?

Сергей засмеялся:

- Да нет. Но дочь Лизой должна быть уж непременно. Бабка мне этим все уши во сне прожужжала. Что хочешь, то и делай, но Лизу им подавай!

Послышалась возня, это молодые люди отодвигали какую-то палку. Лиза подумала, что ту самую, на которой она сидела, а во сне она казалась ей удобным обтянутым кожей диваном.

- Нет его здесь, - наконец сказал Вадим, - теперь твоя бабка тебя к себе на тот свет заберет.

- Не смешно, - Сергей стал пристально разглядывать пол, - я должен его найти!

- Тяжело иметь древний род, да еще какую-то святую в роду, - съязвил Вадик.

Они снова стали искать, а Лиза стояла в своем укрытии, понимая, что нужно выйти и отдать медальон его владельцу. Но ноги не слушались ее. Она сжала медальон рукой, и сала молить святую Елизавету о помощи. Ей совсем не нужен этот медальон, особенно если объявился его владелец. Но она чувствовала, что за этим простым жестом стоит нечто большее, и что если она выйдет сейчас к этому Сергею, жизнь ее кардинально изменится. Она понимала, что эта старушка со смеющимися глазами, толкала ее к своему правнуку, желая не столько их брака, сколько ту Лизу, что должна будет родиться у них.

Это было принуждение. Ее выбрали, ее пригласили на бал, чтобы познакомить с женихом, ей подкинули этот медальон! Голова кружилась от того, что все это врывалось в обыденную реальную жизнь, где лил дождь, где была работа и ее квартира, где ждала ее мама. От того, что фантазия становилась реальностью. Ей было страшно и хотелось плакать. По коже бегали мурашки, а голос старушки шептал, что она молодец, и что все будет хорошо: только выйди.

И тут Лиза придумала выход. Она выглянула из-за угла.

Сергей и Вадик обследовали в это время другую комнату, и не могли видеть ее. Лиза быстро положила медальон на пол, а сама выскочила на улицу, и побежала под дождем. Перед глазами ее стояли недоуменные глаза старушки, теперь уже не веселые, а злые и печальные. Дождь бил в лицо, ветер валил с ног, но Лиза бежала, не разбирая дороги.

Вдруг позади появился черный джип. Лиза обернулась. Джип затормозил. Лиза увидела, как опустилось темное окно, и темноволосый парень улыбнулся ей:

- Вы промокли, - сказал он, - может вас подвезти?

Волосы на голове Лизы зашевелились. Если она сейчас сядет в машину, то никогда уже не сможет располагать собой. Она отдаст себя в собственность этой старухе и своей еще не рожденной дочери. Иной мир вторгался в ее мир с разрушительной силой, сметая ее саму на своем пути. Она смотрела на Сергея стоя под дождем, а он смотрел на нее. Волосы ее совсем промокли и мокрыми прядями свисали вдоль щек.

А у него были такие глаза! Синие-синие! Как небо. Не это мрачное питерское небо, затянутое серыми скучными тучами, а южное небо, какое бывает во Флоренции летом в ясный солнечный день. Лиза смотрела на него, понимая, что на решение, которое пустит по иной колее всю ее дальнейшую жизнь, сделав ее собственностью древнего рода, у нее нет и минуты. Готова ли она пожертвовать свободой ради этих синих глаз? Ради джипа и медальона с бриллиантами? Ради своей будущей дочери?

- Спасибо, - сказала она, - но я уже промокла, и мне все равно. К тому же я намочу вашу машину.

- Это не страшно, - улыбнулся Сергей, - вы нас не бойтесь. Мы от чистого сердца.

Вадим, светловолосый и не такой привлекательный, как его друг, смотрел на Лизу поверх головы Сергея.

- Нет, - Лиза изо всех сил сжала руки в кулаки, - я не хочу.

- Ну, как хотите.

Сергей закрыл окно и нажал на газ. Машина рванула вперед, а по мостовой запрыгало что-то желтое и блестящее. Лиза поймала его, и слезы выступили у нее на глазах. Это был медальон с иконой святой Елизаветы.