Рок-н-ролл жив и здравствует, с каким бы оголтелым пафосом ни утверждали, что он лет пятьдесят назад скончался, вскричав напоследок: "Пусть никогда не кончаются эти веселые времена рок-н-ролла!"
Живы и его сторонники, исполнители и популяризаторы. Первые записи его аккордов звучат из бывших советских форточек и доносятся до нашей полуразгромленной современности, дожившей до очередной весны. Имена великих его исполнителей вписаны золотыми буквами в музыкальную историю ХХ века, и эти исполнители никогда не завершат своей славной карьеры. Давний запрет на рок и на ролл в нашей стране не сработал, и такие выдающиеся люди, как мой товарищ по старому дому в центре Москвы, явились убежденными и отчаянными пропагандистами ударного творчества Билла Хэйли, Литтл Ричарда, Чака Бэрри, Джерри Ли Льюиса, Элвиса Пресли. Люди, впервые забацавшие рок на вечерней танцевальной площадке, танцоры были классные, умевшие в бешеном ритме подбрасывать девушек к звездам. И мой товарищ таким тоже был. Его пацифизм, его интуиция, его ритмический слух, внешний вид и откровенное преклонение перед Западом не сравнимы ни с чем. Я жизнь прожил, а нигде, никогда не встречал человека с такой интуицией, с таким внешним видом и с таким преклонением. Как в плане личном, так и в историческом. Он в этом смысле был крайне въедливый мальчуган, поразительно прогрессивный. Он остро чувствовал, что вот-вот случится что-нибудь. Вот-вот наступит и в нашей стране великая эпоха рок-н-ролла. И пусть теперь для многих это кажется не очень значительным, даже, может быть, старомодным, но яркий свой след оставившим в истории двадцатого века, а то и, прямо скажу, двадцать первого. Ну, вроде того, что снова американцы на лунной поверхности высадятся, вся советская империя рухнет, в ближайшую бакалею сушеную воблу в мешках завезут или что-либо подорожает из носильных вещей не самой первой необходимости. Возможно, что и не подорожает. А вдруг?
А вдруг возьмет и приедет к нам Элвис Аарон Пресли. (Это такой всемирно известный певец, бывший водитель грузовика, великий король рок-н-ролла и уроженец городка Тьюпело, какой от Мемфиса в паре шагов.) Но приедет он к нам не один. Никакие Элвисы, а тем паче Аароны к нам стараются не приезжать. То есть приедет к нам Аарон во что бы то ни стало, но не Пресли. А вот если это будет Пресли, американский король рок-н-ролла, который впервые 13 апреля 1954 года появился на сцене и через несколько лет после этого задался целью посетить столицу СССР, город-герой Москву, то он тогда приедет в Москву со своей знаменитой трехдолларовой гитарой, в золотом пиджаке и в синих замшевых ботинках "blue suede shoes". И вот он приедет в город-герой, а мы его с Александром Петровичем на вокзале станем встречать. Будет день, обогретый солнцем, и лица будут бессмысленные от восторга. И будет платформа с районными милиционерами и окружным начальством. Навалом вокруг фанатичных поклонниц в оранжевых пальто и широкополых зеленых шляпах. Навалом еще кого-то. Флаги и транспаранты. И вся платформа засыпана лепестками роз и гиацинтов. И вся толпа, все люди скандируют: "Элвис! Элвис! Аарон! Пресли! Пресли! Аарон!". Под крики толпы он из вагона выгрузится и для нас свой величайший "Блюз одиночества" споет и про "Отель разбитых сердец". Про неловкие и странные приключения с женщиной в зарубежном гостиничном комплексе: одна на двоих, хотя, конечно, было б получше, если б их двое и нас двое. А поскольку все-таки одна на двоих, да еще и приключения в Отеле, то у каждого, ясное дело, по-своему разбитое сердце и свои ощущения тех давних гастролей, тех опавших цветочных лепестков.
Все это были, так сказать, выдающие проявления его интуиции. Предельно выпуклые и в чем-то музыкальные, какие я могу теперь вспомнить и в силу своих скромных возможностей не пропустить.
Возьму опять ту давнюю историю с приездом в нашу Москву Элвиса Аарона Пресли; историю, запомнившуюся мне своей предельной мелодичностью, буйством садовых цветов и каким-то своим "индивидуальным субъективизмом". Танцевальное безумство брало верх в давнишние те вечера. И соседи не возносились на седьмое небо, догадываясь за своими стенками, на какой громкости работает моя "электроламповая балалайка", всеволновый транслятор самых выдающихся рок-н-ролльных хитов.
А в то, что к нам Элвис Аарон Пресли приедет, американский король рок-н-ролла, родившийся, как известно, в американском провинциальном городке Тьюпело, в двух шагах от Мемфиса и ставший поп-идолом первой величины, Александр Петрович всегда упорно верил, хотя иногда не верил и он. Бывали и в его многогранной жизни печальные дни почти что полной утраты веры в приезд короля.
- Приедет-то, конечно, он приедет. - Тут он на прямых ногах выходил из комнаты в коридор и мне оттуда кричал: - Да вот только ни хрена он к нам не приедет. Слово фаната даю. Не хотят они, чтобы он к нам приезжал!
Так и не назвав, кто они такие, какие категорически против приезда к нам величайшего в истории рок-движения короля рок-н-ролла, он неописуемо сильно принимался грустить по этому поводу, и темные его глаза с желтоватыми белками приобретали иной оттенок. Зачем он так много и горько пил в период грусти? Зачем с Наташкой поругался и оставил ее ночевать у меня? Зачем "весь этот коммунизм" ни в грош не ставил? Зачем бутылки не ходил сдавать, и я, а не он, в свой личный выходной день выходил из подъезда с чемоданом бутылок в правой руке?
А насчет его интуиции еще раз должен сказать: она у него будь здоров какая была интуиция. Я вынужден на этом заостриться, ибо нет теперь ни у кого такой. И, видимо, в силу ее обострения он к всемирно признанному Дню рок-н-ролла, приводил в порядок самого себя. Как и где он обнаружил эту дату, я не могу восстановить. Ее же ведь не было в отрывном календаре. Она же ведь стала известна через много лет, уже после завершения нашей с ним юности, и отмечать ее еще не было принято, в отличие от иных праздников, к примеру, пролетарского Седьмого ноября или Всесоюзного дня тружеников коммунального хозяйства.
Тем не менее, к этому музыкальному торжеству он одевался во все еще более выглаженное, чем в другие дни. А во что-либо залежалое, пропахшее "гарью эпохи" или пошлым бытовым нафталином, он к этому празднику никогда не одевался. Тут и веяния мировой моды на него своё влияние оказывали, и то, что, например, в Люксембурге давно уже стало законодательной инициативой встречать такие праздники в жилетной тройке и кожаных сияющих туфлях; в Америке – большие пиджаки и брюки дудочкой; для девушек – блузка, широкая юбка, туфли на средней величины каблуке и "конский хвост" на голове. У нас эта мода тоже быстро нашла своих поклонников громадное число. Правда, у нас и другая мода долго никуда не пропадала. Оно ведь так всегда у нас. С одной стороны, веселый рок-н-ролл как ранний период рок-движения во всем мире, а с другой какая-нибудь скучная глупость. К тому же в период официальных государственных торжеств у нас и снег бывает, и дождь со снегом, а народ всё равно весёлый, необузданный. Поэтому пальто на Александре Петровиче всегда было из плотного подольского сукна, отечественное, а кепка с большим козырьком из той комиссионки, что в Столешниковом переулке, напротив Генеральной прокуратуры СССР. А всё остальное и прочее, почти без преувеличения, он как-то под вечер приобрел в промозглой центровой подворотне у фарцеватого вида цеховиков. На одолженные у меня строительные деньги.
Вот это и был у него такой вот отпадный "рок-прикид", который я бы еще подробней описал, когда бы пришла мне в голову мысль поподробней его описать. В таком прикиде Александру Петровичу и было сподручней гастролировать по бывшей улице Горького. Вихляя, подпрыгивая и с таким рок-н-роллом в душе, какой он пел с заметным акцентом, но по-английски.
Как это у него получалось, осталось с ним навсегда. Как он выучил такое количество песен, я не знаю. Очень талантливый человек, но не очень предсказуемый. И трудно предположить, для чего он после публичного исполнения им американской песни внезапно останавливался и, кепкой своей по воздуху ударив, принимался виртуозными матюгами орать на гигантские портреты высших советских начальников, с помощью мужиков и лебедок водружавшихся на фасад серого здания Центрального Телеграфа. Словно были они виноваты в несостоявшейся нашей встрече с Элвисом Пресли на Казанском вокзале. Знали ли эти начальники, что такое подлинный рок-н-ролл? Догадывались ли они, какими сложными путями он достиг Советского Союза? Какие его отзвуки долетают теперь с далеких и живописных берегов самой блюзовой реки в мире – Миссисипи?
А если вспомнить что-нибудь о наличии ближайшего к нашему двору милицейского отделения, то тут что-то подсказывает мне, что это была типичная районная кутузка, до которой в период нашей совместной юности было рукой подать – до 218-ого. От нашей дворовой арки – метров пятьсот, столько же и от лампочки над подъездом. Надо только сперва по Большому Каменному мосту пробежаться, а после на огни в темных водах известной реки поглядеть. Сигаретку "Ява" с фильтром тоже можно по дороге выкурить. А еще сладкий воздух всей грудью вдохнуть неподалеку от кондитерского и кирпичного "Красного Октября".
Внутри же отделения все по классике: на окнах решетки из жестких стальных прутьев, лампочка настольная свечей на двести пятьдесят, зеленые грязные стены и номерной казенный стул, прибитый к полу. Несколько милиционеров в штатском, все остальные в форме. Разнообразная праздничная пьянь, твердо накурено, и рыжий капитан Пустовский, упитанный мужчина лет сорока, с желтыми и неестественно ровными вставными зубами: свои ему рецидивисты в схватке выбили. И, если верить не мне, а непосредственно товарищу, то выходило, что у капитана никаких других дел не было, кроме как у Александра Петровича часа три подряд спрашивать под лампой одну и ту же чепуху:
- Ты на весь Центр петь когда кончишь?
На что задержанный отвечал, что петь он еще не скоро кончит, однако в другой раз постарается настолько пронзительную ноту взять, чтобы никто не услыхал.
Кроме меня, его лучшего друга и товарища, переночевавшей в моей двенадцатиметровой комнате Наташки, моих соседей и Элвиса Аарона Пресли в форме простого сержанта американской моторизированной пехоты, со всемирно известной трехдолларовой гитарой и в золотом пиджаке.