Это цитата сообщения puteshestvennik2 Оригинальное сообщение

Сказка

Я расскажу вам сказку. Не веселую, не смешную. Не грустную, не печальную. Просто сказку. Где-то пылилась она пыльными вечерами по дорогам, где-то умывалась мокрыми дождями в полях. Сказку про то, чего сам не знаю, и про того, кого сам не встречал. Просто сказку, про вчера и про завтра, про то, как с неба падают звезды, и вверх летят ангелы, бросая на землю нет, не белоснежные, просто серые перья.

В день пятый, от начала недели, шел по дороги Хонь. Хонь был страшен внешним видом и повадками. В могучих его руках был посох – удобнее брести по дороге вместе с посохом, а не без него, на ногах – тяжелые, серо-коричневые башмаки, сами иногда сомневающиеся, того ли они цвета. Шапка сидела на нем луковицей, тряпичной такой, пельменеобразной, а за спиной моталась котомка. В буйных порослях волосатой груди Хоня затерялся неведомый символ неизвестно какой религии – напоминала о нем лишь цепочка, серебряной струйкой бежавшая по его шее.

 

На Хоня оглядывались крестьянские девушки – несмотря на страшность свою, Хонь был загадочно манящ, ужасно-прекрасен. В кудри его черные так и хотелось запустить пальцы, чтобы тягать их, оглашая сладкий воздух утра диким рычаньем страсти. Девушки краснели, подбирали полы платьев, перешептывались. Хонь же не обращал на них ровно никакого внимания: цель его, такая неизвестная, такая непонятная, такая недостижимая, была уже близко, и смотреть на нее было не насмотреться, и бежать хотелось, и парить над землей, и Хонь боялся, боялся и подойти, подползти, подлететь к ней, и, в тоже время – чтоб сама она не убежала, спряталась, зарылась в нору, упорхнула, увернулась, меж пальцев проскользнула… Страшному Хоню было страшно, и от этого страха с деревьев слетали зеленые еще листья – Хонь боялся, а вместе с ним боялся и весь этот небольшой мир.

Ноги у Хоня болели: стер он их не до крови – до костей. Руки у Хоня ныли – они устали отмахивать десятки верст, сотни локтей, тысячи миль. Спину у Хоня ломило – как кирпичами наполнилась котомка, как тяжелыми булыжниками колотила она его, словно говоря – вернись. Зубы истерлись – когда нечего было есть, Хонь грыз ими камни. И лишь глаза, голубые и чистые, как горные озера, яростно смотрели вперед.

Спустился перед Хонем Ангел. Ангелу было пять тысяч лет, а Хоню – 23. Меч в руках ангела пылал синим огнем, гнев в сердце ангела выжигал землю, красота ангела заставляла птиц падать оземь – и разбиваться. Страшен был Ангел, но Хонь был страшнее.

- Остановись, - молвил Ангел. – Замри, непослушный Хонь. Замри, а потом повернись – и беги без оглядки! Зачем ты пришел сюда, нарушая запреты. Зачем прошел ты, стирая ноги не до крови – до кости? Зачем пил воду из болотных луж и спал в дремучих лесах, зарывшись лицом в мох? Уйди – и ты будешь прощен.

- Мне не нужно прощения, - сказал страшный Хонь. И ударил Ангела по лицу. Песком осыпался Ангел на землю, а Хонь постарел на 50 лет.

Дальше пошел Хонь. Медведь, старый бурый медведь, который ел рыбу, драл зверя, грыз охотников, старый медведь, могучий, как скала, встал на пути Хоня – и Хонь разорвал его на части. Умывшись в крови зверя, заев голод его мясом, запив жажду кровью, укрывшись от холода его шкурой, Хонь пошел дальше. Времени у Хоня оставалось мало, а путь – он ни близок ни короток, ни далек ни долог, и Хонь мерил аршины и версты, считал облака да упрямо продирался сквозь ветви.

Дьявол ждал Хоня у развилки дорог. Не было у Дьявол ни рогов ни копыт, ни хвоста ни трезубца. Ничего не было у Дьявола, лишь пламень ада в глазах, но и этого хватило бы каждому. Страшен был Дьявол, но еще страшнее был Хонь.
- Остановись, замри! – тихо пророкотал холодом ночи Дьявол. – Остановись, Хонь, нарушивший все законы. Развернись – и не сделаю я тебе ничего. Отступись – и сможешь жить дальше. Хочешь монет золотых, женщин, славы земной. Я ничего с тебя не возьму, даже душу. Только стой, и не иди дальше. Ангел лишил тебя времени, я лишу тебя ног. Остановись, Хонь, остановись!

- Мне не нужны ноги, я сам – одна большая нога, - бросил в лицо Дьяволу страшный Хонь. И ударил его по лицу. Золотой рекой расплескался по ночи Дьявол, ярким светом ударил по холоду мироздания. А Хонь упал на землю – спалило, выжгло ему ноги адским огнем, застилающей глаза болью задрожали нервы по телу. Долго кричал он, еще более черный и страшный, чем всегда и завтра, мертвый от копоти, жаркий от воплей. А потом Хонь пополз, и на выгоревшем лице его, грязном, пыльном, яростно горели голубые, словно сапфиры, глаза.

День полз Хонь, ночь. Пальцы его сточились, а губы устали изрыгать ругательства. Но не останавливался он, ни глоток воды сделать, ни кусок хлеба откусить. Страшный и темный, полз кровавый Хонь, в шкуре медведя, содранной с живого зверя, и ничто не могло его остановить.

- Остановись, Хонь! – приказала ему маленькая девочка в белом кружевном платье, легком, как перо забытого уже Ангела. Страшен был Хонь, но девочка был страшнее.

– Остановись, старый, безногий, кровавый и страшный Хонь, - свинцовым словом обрушила небо девочка. - Остановись, ибо дальше тебе ходу нет! Остановись, ибо плата твоя будет страшна, страшнее чем ты, Хонь, и страшнее, чем Я. Остановись, пока не поздно, и вернись! Вернись, ужасный, злой, невозможный и прекрасный Хонь! Сделай шаг назад!

- Я умею ходить только вперед, - устало прошептал Хонь. – Только вперед, и никак иначе!

- Тогда глаза твои, синие, восхитительные, небесные глаза я забираю себе Хонь! Иди, если увидишь куда! – прокричала девочка. И вырвала Хоню очи. Страшно закричал Хонь, и забылся.

Очнулся Хонь, когда на лицо ему упала тяжелая капля дождя. Соленым был дождь, как море, как слезы. Плакал мир, рыдал, орошал влагой землю, и тихо дрожали на деревьях иголки и листья. Хонь, жалкий и мокрый, лежал в грязи, и ловил ртом воду, вечную благодать. А потом Хонь пополз, на ощупь, на запах, на чувство.
***
Цветок был один. На весь мир. Не было в нем ни особенной красоты, ни ярких красок. Густой медовый запах не исходил от него, и не жужжали над цветком пчелы. Он был вечен, но Хонь думал иначе.
Вкруг цветка стальными колоннами возвышались Ангел, Дьявол и Смерть. Каждый из них думал о чем-то своем, и лишь Смерть подбрасывала в правой руке два синих сапфира: это были глаза Хоня. Каждый из стоявших что-то забрал у этого странного, страшного человека, неумолимо ползущего к ним, но ни один из них не смог остановить Хоня.

- Почему ты не забрала у него жизнь? – спросил у Смерти Ангел. – Ведь могла же, могла!

- Нельзя забрать то, чего нет, - ответила ему девочка в белом платье, играя сапфирами. – Как ты думаешь, почему он, - Смерть ткнула пальцем в мрачно внимающего их разговору Дьявола, - почему он, такой могучий, и такой страшный, не забрал у Хоня душу? Все очень просто – их у него нет. Ни души, ни жизни. Они увяли, рассыпались, умерли, пустым семенем упали на землю. Нельзя отнять то, чего нет, а может, никогда и не было, - девочка вглядывалась вдаль. Хонь медленно, словно плуг, полз по земле, оставляя за собой глубокую борону.

- Но зачем, зачем он это делает? – прошипел Ангел. – Зачем он столько потерял, почему так стремиться сюда?

- Не знаю, - пожала плечами Смерть. – Я ведь не Б-г. Да и вы оба – тоже.

- Но мы не можем его остановить! – обреченной чайкой крикнул Ангел. - Что же теперь делать?

- Ждать, - поежилась Смерть. И уставилась на приближавшегося Хоня.
***
Хонь чувствовал их, ощущал всем выжженным телом, как сверлят в нем дыры глаза трех незримых стражей. Они стояли и смотрели, как Хонь, оставляя за собой кровавый след, страшный Хонь, с огромными гнойниками вместо глаз, в содранной с живого медведя шкуре, без ног, старый и немощный, Хонь, 33 лет от роду, и полувека наказанья, Хонь, на которого оборачивались девушки, а теперь побоялся бы смотреть и слепой, как Хонь, неумолимый и беспощадный, сорвал цветок. Сорвал - и прижал к груди. Хонь, мертвый Хонь, лежал и улыбался звездам. Чему – не знали даже Стражи, склонившиеся над ним. Ведь, вопреки всеобщему мнению, быть всемогущим практически невозможно.
***
Где-то далеко, в маленьком домике на краю леса, впервые за много лет чему-то невидимому улыбнулась выцветшая, убитая горем, но все еще прекрасная и молодая женщина. И где-то в глубине дома открыл глаза и заплакал ребенок. Женщина встрепенулась, и, не веря своим ушам, бросилась в дальнюю комнату. У ребенка были небесно-голубые глаза, и черная копна волос. Еще он очень хотел есть. Поступило от: ЖеКа в сб, 2009-09-19 20:00