Настроение сейчас - задумчивое
Неожиданно для себя нашла в инете стихи очень интересного поэта. Хочу поделиться с вами прикасновению к творчеству Ковалёвой Ирины Игоревны.
Ковалева Ирина Игоревна
(28.06.1961 – 28.1.2007)
Поэт, переводчик, филолог. Родилась в 1961 г. Закончила филологический факультет МГУ, где и преподавала; кандидат филологических наук.
* * *
Во мне уютно голосам чужим
Аукаться, затеивая жмурки,
И прятаться по комнатам пустым,
Да ноготком писать по штукатурке:
«Я здесь была…» Ни подписей, ни дат…
Лишь иногда портрет карикатурный.
Огрызок яблока, египетский смарагд
И – все на ногу левую – котурны.
До срока пряжа у сестер прочна.
Скрипит станок, переплетая нити.
Как терпеливо ткет плащи жена!
Муж далеко, и некому носить их,
Вот мне и дали; с радостью взяла:
Теперь зима длиннее с каждым годом.
Давно покрыты пылью зеркала,
И пестрый кот скучает перед входом.
1980
* * *
Понедельник, вторник и кусочек среды –
А потом, как жизнь, обрывается это лето
И настает пора уходить во льды,
Где спрашивающий о причине тщеты
Остается, как правило, без ответа, –
Но пока можно гулять, поливать цветы,
Слушать Баха и Перселла, видя во сне при этом
То, что видел на улицах, – но вплетая черты
Отдаленных возлюбленных, – глядя из темноты
На то, чего с ними не было: сердце, боясь пустоты
(А оно боится ее, как велит природа),
Производит подобие угольной кислоты
В отсутствие будущего и кислорода.
1994
* * *
Песня в манере Б.Г.
Только и делали, что жили при конце времен.
Выйдешь, к примеру, во двор – ан конец эпохе;
не иначе как от холода – Север-то со всех сторон,
и при такой географии понятно, что с историей плохо.
Дочитавшего Библию до конца здесь считают блажным,
а блаженные гуляют босиком по сугробам,
и если вам в отечестве дымно – можете напиться в дым,
и как пройдет эта ночь, наутро вы не вспомните оба.
Большинство потихоньку ковыряется лаптем во щах
и вполне безопасно, пока не начинает палить во всех без разбора,
но как от чумы – от тех, кто шляется в звездных плащах
и выходит в астрал без головного убора.
А что Солнце не восходит – так это же Полярный круг,
совпадающий с экватором с точностью кройки нездешней.
Так стучи колотушкой в котел, в железный сундук,
да кричи-надрывайся на всю степь, покуда не замерзнешь, сердешный…
1998
* * *
Вот чего мне хотелось бы – сесть с тобой у огня,
Мех с вином, и зимнюю ночь напролет
Говорить о возлюбленных – называть имена
Или не называть, а огонь гудит и поет,
Воздавать им хвалу, как в старинные времена,
Доблесть и красоту равняя в хвале,
И смотреть, примолкнув, – зимняя ночь длинна –
Как огонь пляшет на смолистом стволе,
И ты скажешь: Теперь уже ни одна
Кости не сокрушит страсть, точно буря, встав.
И, коснувшись руки, я налью вина
И подброшу в огонь ароматных трав.
2003
* * *
Первую тысячу лет я буду слушать сакс,
Ехать в машине, июнь, закат в зеленом огне,
Или – май, сирень, окно, открытое в сад,
И ветер шевелит занавески в окне.
Шум высоких берез и сосен пасмурным днем,
Белый шиповник, и дуб, и жасмин, и клен…
Первую тысячу лет – я догадаюсь потом
И побегу, как к морю с поезда, – даже в шторм.
В Средиземном – в Эгейском – в августе – звон планет,
По созвездию плещется в каждой волне…
Первую тысячу лет, в каике, завернувшись в брезент,
Между Критом и Наксосом буду плыть на спине.
2003
* * *
Когда все было иначе –
Воздух был свеж и зелен.
Чужие старые дачи.
Сосны шумели.
Такие же пели птицы.
Ходили к реке зарею.
Твой сын собрался жениться.
А я нездорова.
Те же топтали травы –
Тысячелистник и мяту.
И есть, рассуждая здраво,
Самолеты обратно.
Ровно час на маршрутке.
Если пробка – то с гаком.
Да дотуда попутки –
Сон и бумага.
Июнь 2004
* * *
Сон
Мне приснилось что ты
приехал за мной на машине
чтобы увезти в чудесную страну.
Я уже знала что нас убьют.
По дороге
мы заехали во двор моего детства
злые глаза
смотрели из каждого окна из-за каждой двери
ты захотел купить что-то в кафе
я стояла одна
расстреливаемая взглядами
пока только взглядами
и молилась
о, пожалуйста, покупай быстрее
у нас только и есть что этот вечер
и то не весь
2004
* * *
… и у них была
в общем, нормальная жизнь: забивали «козла»
во дворе, в грязно-белых майках, и пили пиво,
воблой (если есть) постучав по столу.
Телевизор привычно бубнил в углу
о свершеньях такого-то коллектива.
Впрочем, мог иногда прозвучать и мат:
это если передавали матч
«СССР – Канада» или «Бразилия – Аргентина».
В гараже ковырялись – ну, это белая кость,
И на лицах женщин – смутная злость,
И ремнем за двойки пороли сына.
И сменяли друг друга черемуха и сирень,
И на всем лежала смутная тень,
И тушеной капустой несло из окон…
И, на смятой ворочаясь простыне,
Э т о л и в заокеанском сне
Видел Бродский, а перед тем – Набоков?
2006
* * *
Кто уехал в Берлин, а потом в Париж,
кто-то сразу понял, что надо за океан,
а потом нечаянно наступила такая тишь,
что стало видно далеко во все концы света,
А потом – ураган.
И месило, месило – тридцать? все пятьдесят?
Раскрывался занавес с лязгом, выпуская полки,
а потом щупальца Скиллы втянуло назад,
и кого они грызли в утробе, молчат старики.
А потом прошло еще время, и мы родились.
Когда все они уезжали, нам было десять лет
или пятнадцать, и мы не сразу разобрались
про Афган, Эльсинор и в перечне прочих бед.
А потом стало некуда уезжать,
вся Земля – одинаково плоский
экран,
И женщина, собирающаяся рожать,
выбирает: Пхукет, Ирак, Грузия или Новый
Орлеан.
2006
* * *
Уснуть под какой-то шубейкой,
под чей-то глухой перебор:
…исаич…семеныч…налей-ка…
…рублев…петушки…за бугор…
…в отказе…н.я….на таганке…
– качнет – это поезд? стоим? –
…аквариум…новые стансы
и сизый предутренний дым.
…до белочки…сердца…желудка…
…шагнул из окна по весне…
– Чем ты зачиталась, голубка?
В какой это было стране?
2006
* * *
Мы пьем с тобой кофе
в белом коридоре больницы
поджидая очереди
в кабинет в котором известно что скажут
и я вспоминаю
ветер дующий на Кикладах
день рожденья потерявшийся на переполненной палубе
морских ежей под перцовку и другие
домашние чудеса того лета
когда впереди была только жизнь
только жизнь
и ничего больше.
2006
Источник: http://getmedia.msu.ru/newspaper/creators_vector/poetry/kovaleva.htm#there
