Антон Фридлянд
между черным и белым
March 23rd, 10:19



Окружающий мир изначально поделен для нас на две части, и ответ на вопрос, почему так получилось, следует искать не вокруг, а внутри – в собственном поделенном на две части мозгу. У каждого полушария – своя функция: одно, как известно, отвечает за рацио, другое – за эмоции. И на эмоциональном уровне, и на аналитическом мы приходим к тому, что самая удобная и самая логичная модель восприятия мира – это делить его на две части.

Правая рука и левая, правые политики и, соответственно, левые, черные шахматные фигуры и белые, дорогие подлинники и дешевые подделки, хорошие люди и плохие, богатые и бедные, счастливые и несчастные, здоровые и больные – перечислять эти смысловые пары можно до бесконечности. Вдумчивые люди, пытаясь перехитрить исконный дуализм, стремятся выделить третью категорию – золотую середину. Но вот беда – центризм не устойчив, он подобно Шалтаю-Болтаю норовит свалиться то с одной, то с другой стороны стены, на которой сидит.

Однако если вся палитра при реалистичном рассмотрении сводится к двум цветам – черному и белому – это еще не значит, что цвета эти нельзя при желании менять местами. Вспомните эпохальную антиутопию Оруэлла «1984». В основе описанного там тоталитарного социума, возглавляемого Большим Братом, лежит политика двоемыслия (снова эта двоичность!). Этим термином обозначается «непрерывная цепь побед над собственной памятью и… покорение действительности». Действительность покоряется следующим образом: каждый гражданин должен быть готов в любой момент убедить себя в том, что черное является белым и наоборот. Речь тут идет не только и не столько о цветах, сколько о подмене понятий в широком смысле. Снова цитирую Оруэлла: «Двоемыслие означает способность одновременно держаться двух противоречащих друг другу убеждений… Это благонамеренная готовность назвать черное белым, если того требует партийная дисциплина. Но не только назвать: еще и верить, что черное – это белое; больше того: знать, что черное – это белое, и забыть, что когда-то ты думал иначе».

Забыть вчерашние убеждения? Проще простого – в этом вам помогут масс-медиа. Сегодня, ссылаясь на неких канадских ученых, газеты сообщат вам, что холестерин, оказывается, полезен. Завтра, ссылаясь на израильских ученых, объявят, что холестерин снова вреден. А послезавтра, кивая на еще каких-нибудь ученых, к примеру, бельгийских, заверят в том, что холестерин не принесет вам вреда, если закусывать салом водку. То же самое – по поводу политики, общественных тенденций и любых других сфер жизни. Сегодня люди не заморачиваются с тем, чтобы иметь убеждения. И дело не только в том, что это теперь как бы немодно, а еще и в том, что если у тебя есть убеждения, их придется слишком часто менять – с той же частотой, с какой меняется повестка дня в таблоидах.

Поскольку полюса все время меняются местами – правое-левое, черное-белое, будто платки в руках ловкого фокусника – мы готовы не только верить в то, что черное – это белое, но и в то, что черное – это цыпленок табака, цирковой слон, второй закон Ньютона, да что угодно. Все это напоминает детскую игру, в которой нельзя произносить определенные слова: ты можешь называть черным все, что хочешь, кроме действительно черного. Если назовешь черное черным – получаешь судебный иск и выбываешь из игры.

Кто же не помнит строки Маяковского о том, как «крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: что такое хорошо и что такое плохо?» Описанный поэтом папаша, следует отдать ему должное, не растерялся и разложил все по полкам. В его изложении оппозиция «плохо» - «хорошо» выглядит так: «град и ветер» - «солнце», «грязнуля» - «чистюля», «драчун» - «защитник маленьких», «трус» - «смельчак» и так далее. Но в стихотворении Маяковского нет ничего, к примеру, о том, хороши или плохи генные модификации, клонирование людей, аборты, военные перевороты, церковные догматы и прочая, прочая. Вот бы стать этой самой крохой, прийти к всезнающему отцу и попросить его разложить на черное и белое все вокруг. Сегодня такого папашу не найти – максимум посоветует сынишке поискать ответ в Гугле или просто скажет «хорошо, когда хорошо» и возьмет еще одну кружку пива.

А почему, собственно, нельзя поделить все на «хорошо» и «плохо»? Я этим постоянно занимаюсь. И понял, например, что частная жизнь – хорошо, а политическая – плохо. Не есть мяса – хорошо, убивать ради удовольствия на охоте – плохо. Вера – хорошо, религия – плохо. Книги – хорошо, газеты – плохо. Личное мнение – хорошо, общественное – плохо. Искусство – хорошо, искусственность – плохо. Маяковский – хорошо, Есенин – плохо. Альбрехт Дюрер – хорошо, Никас Сафронов – плохо. Леонард Коэн – хорошо, Никита Джигурда – плохо. И так далее, до самого горизонта. Очевидные вещи говорю? Нет, не очевидные. Многим нравятся и Джигурда, и Сафронов, и радио «Шансон», и сосиска в тесте. А в моем поделенном на две части мире это все явно на черной стороне.

А если вам кажется, что я все упрощаю, оглянитесь вокруг повнимательнее. И как бы там что ни называлось, все равно есть лишь два цвета. Есть черный. Есть белый. А все остальное – оптическая иллюзия.

© Антон Фридлянд