[451x624]Предисловие Настоящее жизнеописание — первый опыт составления биографии удивительного подвижника – схиархимандрита Виталия, в миру Виталия Николаевича Сидоренко (1928-1992).Воспитанный в традициях Глинской пустыни у великих старцев, он прошел путь и монастырского послушника, и странника-юродивого, и монаха-пустынника. Явившись, наконец, пастырем многих Христовых овец, как истинный христианин он сам исполнил Евангелие всей своей жизнью.Читая эти страницы, мы увидим человека, никогда и ни в чем не дававшего себе поблажки, добровольно выбиравшего самый тяжелый жизненный крест: страдания, унижения, гонения, непосильные труды — и все это для того, чтобы смирить свое сердце, сделать его достойным принятия Божественной благодати и любви.Пред нами тесный путь подвижника, кажущийся почти невероятным в наше время. Он доказывает, что христианство двадцать веков назад и сегодня остается тем же, ибо «Иисус Христос вчера, сегодня и во веки Тот же» (Евр. 13, 8). И в какие бы времена ни жили люди, истинное благочестие не блекнет в темноте общего беззакония. И это мы видим на примере тех светильников земли Русской, которых еще посылает миру Госп6дь для нашего спасения.Отец Виталий родился в России XX века, в трагичес­кое время гонений на Православную веру, подобное первым векам христианства. Но никогда и ни в чем он не отступил, не предал заложенного в нем с детства Божественного дара веры и любви. Он претерпел гонения и в мнимо благополуч­ную эпоху «мирного сосуществования» Церкви и государства, застал он и явные грозные признаки последних времен. Свою жизнь и служение старец посвятил тому, чтобы не только взрастить и уберечь вверенное ему стадо Христовых овечек среди апокалиптических реалий нашего века, но и соделать их достойными вечной жизни со Христом в веке будущем, явив тем высокий образец благодатного старчества, столь редкого в наше скудное время. И самой большой наградой для него могли бы стать слова Спасителя: «Тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб...» (Ин. 17,12).Пусть же не смущает читателя обилие чудес, происхо­дивших по молитвам отца Виталия — это естественное про­явление святой жизни. Его духовные чада жили в лучах его святости, среди «моря чудес», а потому и рассказывают о них просто, как о реальных событиях.Небольшой промежуток времени, отделяющий нас от дня кончины приснопамятного схиархимандрита Виталия, позволили нам собрать воспоминания непосредственных свидетелей его жизни, знавших старца на протяжении десятилетий. Некоторые из духовных чад были знакомы с его родными, которые рассказывали о детских годах маленького Виталия. И сам старец в последние годы любил вспоминать свое детство и рассказывал много назидательного из своей жизни. Эти воспоминания и рассказы и легли в основу настоящего жизнеописания.Мы благодарны всем, кто с любовию откликнулся на нашу просьбу и принял посильное участие в этой работе.ГЛАВА ПЕРВАЯДетство В 1928 году, в селе Екатериновка Краснодарского края, в маленьком чистом домике с мазаным глиняным полом родился младенец, которого нарекли Виталием. По одним сведениям это произошло 5 мая, в день памяти препо­добного Виталия, монаха Александрийского. По другим — в день Святой Живоначальной Троицы, который праздно­вался в тот год 3 июня. Так или иначе, знаменательно, что младенец этот стал обителью Святого Духа от самого свое­го рождения.В бедной крестьянской семье Николая и Александры Сидоренко это был второй ребенок после дочери Валенти­ны. Когда мать носила его под сердцем, она молилась: «Ioc-поди, дай мне такое дитя, чтобы оно было угодно Тебе и лю­дям». И увидела во сне два ярких солнца. Она удивилась: «От­куда два солнца?» Ей ответил голос: «Одно солнце в твоем чреве». Когда восьмидневного младенца крестили, он все вре­мя улыбался, а в купели встал на ножки.На сороковой день, по благочестивому обычаю, Александра принесла своего сына в церковь, чтобы, как сказано в Евангелии на Сретение, «представить пред Господа» (Лк. 2, 22). Священник занес младенца в алтарь и, почувствовав особую благодать, исходившую от него, положил его у Престола Божия на горнем месте. Из алтаря он вынес младенца и вернул матери со словами: «Это дитя будет великим человеком». Дома мать неоднократно слышала чудное ангельское пение над колыбелью мальчика.По многим признакам видно было, что этот необыкновенный ребенок родился в святости и избран Богом еще отчрева матери. За это и восстал на него враг рода человеческого с самого раннего детства, действуя через самых близких людей. Родные отца — сестры и бабушка — ненавидели ребенка и желали его смерти. Они не отпускали мать с поля покормить младенца; в течение целого дня мальчик мог пролежать голодным, мокрым. При этом он никогда не плакал, вызывая пущую злобу свекрови и невесток — они затыкали ему рот соломой, бросали о землю со словами: «Негодяй, ты еще и молчишь». В отсутствии мужа они обижали Александру, так что ей приходилось даже уходить к своим родителям. Когда муж возвращался, он забирал жену и очень жалел ее.Здесь и далее все даты, приходящиеся на период после календарной реформы 1918 года, даны по новому стилю. О своих родителях отец Виталий вспоминал всегда с большой любовью и нежностью. Отец его погиб на фронте в Великую Отечественную войну. «Если бы он не погиб, — говорил отец Виталий, — он был бы великим человеком*. Он был очень добрым, умным, трудолюбивым, много помогал бедным и сиротам».Мать свою отец Виталий всегда жалел за ее тяжелую жизнь, и, хотя она часто била его в детстве, никогда не обижался на нее, считая это необходимой жизненной закалкой.Слово «великий» здесь следует понимать в духовном смысле. Мать Виталия впоследствии говорила, что будь его отец жив, то подвизался бы вместе с сыном в горах Кавказа. Спустя много лет в письме он скажет: "Меня мама порола до крови - вот и помогла".В пятилетнем возрасте Виталий начал поститься: мяса не вкушал совсем, а в среду и пятницу отказывался от молочной пищи. И в дальнейшем проявлял он относительно поста большую ревность. Были случаи, когда в те скудные и голодные годы он в столь юном возрасте отказывался есть постный картофельный суп лишь из-за того, что его помешали «скоромной ложкой», то есть ложкой, которой касались и скоромной пищи. При этом Виталий рос здоровым и резвым ребенком.Когда ему исполнилось восемь лет, он пошел в школу, как и все его сверстники. Учеба давалась ему легко. И хотя дома уроков он почти никогда не учил, успеваемость имел весьма хорошую, и учителя этому удивлялись. Как только он освоил грамоту и стал хорошо читать, его любимым чтением стало Евангелие. Божественное слово оказало на его чистую душу столь сильное воздействие, что он просто не мог не поделиться этим знанием с другими. Он постоянно носил Евангелие с собой и читал его всём — ребятам в школе, деревенским старушкам, приходя на их посиделки. Домой возвращался поздно, и мать наказывала его за эти «проповеди», — ведь в то безбожное время всякая «пропаганда религии» была далеко небезопасна и преследовалась. Мать пыталась прятать от него Евангелие, но где бы она его ни спрятала, Виталий все равно находил. Вообще, в домашних делах и трудах он был послушным ребенком, но в отношении прекращения «проповедей» — никак.Позже Виталий стал просить людей давать ему читать «Жития Святых», а также другие духовные книги. Днем читать было некогда — читал по ночам, и мать стала его ругать, (Когда в преклонном возрасте мать смертельно заболела, отец Виталий постриг ее в монашество, а затем и в схиму с именем Андроника.) что много фитилей и керосина сжигает. Тогда он стал украдкой читать на чердаке.В те юные годы он уже начал свой молитвенный подвиг. У него были свои уединенные места, где он любил молиться. Летом это было кукурузное поле или заросли камыша на реке, где заедали комары, а то спрячется в лодке и забудет, что надо идти домой, и матери приходилось его искать. Когда ему было лет 8-10, он вырыл в огороде яму и подолгу молился там. По солнцу он знал время, когда отец должен вернуться с поля, и к этому часу закидывал яму сеном, чтобы тот не ругал его.Испытав действие и силу молитвы, Виталий старался избегать всего, что мешало ей постоянно пребывать в его сердце. Как-то Виталий зашел в клуб — молитва прекратилась — значит, в клуб ходить не надо. Купила ему мать новую кепку, он надел ее залихватски, как носили сверстники — и молитва остановилась. Натянул кепку на уши, не думая о том, как выглядит со стороны — молитва «пошла». Значит, красоваться одеждой не следует. Так с детства он искал лишь того, что приближало его к Богу.Виталий всегда тянулся душой к верующим людям, туда, где можно было услышать о Боге. Особенно же любил он церковные Богослужения и не пропускал ни одной службы в сельском храме. Впоследствии отец Виталий так вспоминал об этом времени в письме к духовной дочери: «В юности работал в колхозе, но не давали мне зарплаты. Мать выпорет до крови, поплачу, раны заживут — и слава Богу. А не давали за то, что ежели среди седмицы праздник, то я бросал работу — и в Божий храм. Вот и не давали». Бригадир не без злорадства говорил ему: «Твою зарплату галки съели» — поскольку вместо трудодней ему в табеле частенько проставляли пустые «галочки».Еще Батюшка рассказывал, как он работал в колхозе и возил зерно от комбайна на ток, но едва заслышав церковный звон, выпрягал лошадей и бежал в храм. Однажды кто-то перевернул фурманку — и зерно рассыпалось, когда же он вернулся после службы, то зерно чудесным образом оказалось на месте собранным, будто его никто и не трогал.В колхозе Виталий начал работать с девяти лет. И хотя он любил трудиться и все у него в руках спорилось, кормильцем семьи, к великому огорчению матери, он так и не стал. Мало того, что за трудодни ему не платили, он еще и не всякий заработок принимал. Вот один пример. Чтобы как-то прокормить семью, бабушка стала выращивать на продажу табак. Почитая курение за грех, Виталий, вместо того, чтобы табак сушить, поливал его водой — табак так и сгнил. За это мать секла его до крови, а один раз чуть было не убила, но Господь не допустил: чья-то рука в поруче перехватила ее руку и погрозила.Односельчане любили Виталия. С детства он отличался рассудительностью, особой отзывчивостью и всем всегда стремился помогать, чем мог, причем самое трудное брал на себя. Стали замечать за ним и некоторые необыкновенные свойства. Однажды, в Великую Пятницу, собрались колхозники засеять поле. Виталий стал их останавливать: «Сегодня нельзя работать — у вас все поломается». И действительно, только один раз объехали поле, как сеялка и бороны вышли из строя. «Что за хлопец такой?» — удивлялись люди.Когда Виталию было 9 лет, послали его пасти колхозное стадо. Он выгнал скотину на пастбище, а сам стал читать Евангелие и не заметил того, что коровы забрели в пшеницу, объелись жита и слегли. Тут появился бригадир и поднял крик: «Скотина погибает, на ноги не встает!» Тогда Виталий стал подходить к каждой корове — обойдет вокруг, перекрестит, и коровка поднимется. Так он поднял все стадо и погнал в село.Как-то раз в селе Екатериновка произошел случай, о котором рассказывали многие. Тракторист решил напрямки проехать через заброшенную усадьбу и, не заметив в высокой траве колодца, угодил прямо в него. Крепко увязла машина — ни вперед, ни назад двинуться не может. Мужик ходит вокруг, ругается. Послали было за краном, но верующие женщины посоветовали позвать Витальку. Все недоумевали, чем здесь поможет хрупкий мальчуган. Виталий же, помахи­вая кнутиком, трижды обошел вокруг трактора, перекрес­тил и улыбаясь говорит трактористу: «Тяни, сейчас вылезет!» А тот ему: «Отстань, не до тебя!» Наконец нехотя, с ворча­нием уступил уговорам и пошел к машине. Завел, чуть тро­нул, — и трактор легко, как по маслу вышел из ямы...Разговаривая как-то с одной женщиной-баптисткой, ко­торая не признавала икон и называла их обыкновенными досками, Виталий уверял, что Господь может явить Свою любовь и к ней, заблуждающейся, если она будет иметь веру. Тогда она сказала, что уверует, только если увидит чудо. Ви­талий стал молиться вместе с ней пред образом Божией Матери — и икона вдруг засияла необыкновенным светом. Так по его детским молитвам баптистка уверовала в истину Православия.Среди учеников и учителей своей школы Виталий без боязни продолжал свидетельствовать о Боге, искренне же­лая, чтобы все были просвещены светом Христовой веры. Молчать или тем более лукавить, скрывая свои убеждения, он не мог. В 7-м классе, когда его вызвали читать стихотво­рение Некрасова «Железная дорога», он прочитал так: «В мире есть царь, этот царь безпощаден — Сталин». Терпение учителей лопнуло. Зная, что никакие наказания на него не подействуют, они побоялись держать такого ученика в шко­ле. Помимо презрительного ярлыка — «верующий», на него повесили еще один — «политический», и выгнали из школы.Так для Виталия Сидоренко закончилось детство. Начи­нался новый этап его жизни, полный трудностей и лишений.ГЛАВА ВТОРАЯ Путь в Глинскую.У старцев на послушании Уже в юные годы Виталий иногда исчезал из дома. Как услышит, что кто-то собирается ехать на престольный праз­дник — и он с ними. Женщины его спросят: «А мама знает?» Он только отмахнется: «Да знает». Первый раз он ушел на престольный праздник Покрова Пресвятой Богородицы в окрестное селение. Мать его за это сильно била, но наказа­ния не убавили его ревности к Дому Божию.С 14 лет он взял на себя подвиг странничества. Часто ночлегом ему служили: стог сена в поле, заброшенный са­рай, тамбур вагона. Уже тогда, в те сталинские годы, он ис­пытал на себе, что значит встреча с блюстителями порядка. Его положение странника сильно осложнялось тем, что Ви­талий сознательно отказался иметь какие-либо документы, в 16 лет порвав свой паспорт. Он желал быть воином Царя Небесного, желал стать гражданином Неба, потому о зем­ном гражданстве не хотел иметь попечения. Это действие — уничтожение паспорта — означало сознательное принятие скорбей, ибо он получил взамен «паспорт испытаний». Так поступали Христа ради юродивые, раздражавшие людей сво­им видом и поведением. Они постоянно несли скорби, но тем самым сохраняли драгоценнейший дар смирения, при котором действовали дарования Святого Духа — любовь, молитва, дар прозрения. Подобный жизненный путь избрал себе от юности и отец Виталия.В 16 лет он подвизался в Таганроге, где в то время жил слепой старец отец Алексий, пострадавший от немцев во время войны. Не видя очами телесными, он получил от Бога дар видения духовного, и многое для него было открыто. Виталию он сказал: «Выбирай — или служить в армии, но потом уже таким не будешь, или странничать». Виталий свой выбор уже сделал. Предвидя будущее юноши, отец Алексий скрыл Виталия от матери, когда та приезжала в Таганрог разыскивать сына. Он благословил Виталия на монашеский подвиг и впоследствии говорил: «Я щенок против отца Виталия».В 1948 году Виталий, желая послужить Господу в монастыре, поехал в Свято-Троице-Сергиеву Лавру, только что открывшуюся после войны. Там он трудился на восстановлении лаврских стен. Но его желание остаться в обители преподобного Сергия не исполнилось. По существующим законам он не мог быть принят в число насельников без документов, а тут еще по вражескому наущению один из братии оклеветал его в воровстве. Опытные лаврские монахи посоветовали ему поехать в Глинскую пустынь, известную своими старцами.Этот монастырь, расположенный в глухих лесах Курской епархии, был основан в начале XVI века на месте явления Чудотворной иконы Рождества Пресвятой Богородицы.На протяжении веков эта обитель славилась высоким духовным настроем глинских монахов, чему в большой степени способствовал строгий афонский устав и процветавшее здесь старчество. Уставная жизнь обители была насильственно прервана в 1922 году и возобновлена лишь во время войны, в 1942-м. За 20 лет монастырь был почти полностью разрушен и разграблен. Большинство из братии Глинской пустыни в 1930-40-е годы перебывало в ссылках и лагерях, но как только стало известно об открытии монастыря, те, кто был на свободе, стали возвращаться в родную обитель.Первые годы были особенно трудными. Монастырь держался лишь благодаря добровольным пожертвованиям прихожан. Поступающие в монастырь также приносили у кого что было: хлеб, продукты. Так привели три коровы, одну лошадь. В монастыре не хватало одежды, обуви, — ходили в лаптях. По нескольку дней на трапезе вместо хлеба братия получала лишь вареную свеклу, а то и совсем голодала. Не было муки для просфор, вина для совершения Божественной Литургии. Но иноки того времени безропотно терпели эти лишения и благодарили Бога и Пречистую Его Матерь уже за саму возможность жить в святой обители.Такой застал Глинскую пустынь молодой послушник Виталий Сидоренко в 1948 году. Но при всей внешней убогости и бедности этого монастыря в нем сохранилось его главное богатство, которым он был знаменит, — старческое любовное попечение о душах. В эти годы духовной жизнью обители руководили три замечательных старца, продолжатели традиций глинских подвижников. Это настоятель монастыря схиархимандрит Серафим (Амелин, 1874-1958), схиигумен Андроник (Лукаш, 1889-1974) и иеросхимонах Серафим (Романцов, 1885-1976).Под руководством этих мудрых наставников стал проходить юный послушник Виталий науку постижения монашеской жизни. Его духовным отцом стал (и оставался до конца своей жизни) отец Серафим Романцов. Он был братским духовником, строгим и требовательным. В монастыре его называли «отец Серафим-столпник», так как он жил на втором этаже единственной уцелевшей башни. Все глинские старцы обладали благодатными духовными дарами. Первый и главный урок, который получил Виталий в Глинской пустыни — это всецелое послушание старцам до полного отсечения собственной воли. Отец Серафим в письме к своим духовным чадам привел один поучительный рассказ о великом значении послушания: «Один прозорливец видел в видении пустынника-странноприимца и послушника. У послушника на шее была золотая гривна, или цепь. Прозорливец спросил: «Почему послушнику такая честь?» Ему в ответ было сказано: «Пустынник, хотя и много трудился, но по своей воле и по своему желанию, а послушник жил в отсечении своей воли и своих желаний».Видимо, к этому времени относится и запись брата Виталия в своем помяннике: «Подобает монаху, тем более мне, послушнику, терпеть с крайним смирением и крайним послушанием до самой смерти старца своего. Кроме только двух зол — ереси в вере и плотской любви — спасение послушника не есть иное, как только послушание. Или же он слушаться не будет, то да не ждет себе спасение, но ожидает муку». О том, как непросто бывает слушаться старцев, говорит один эпизод, происшедший с братом Виталием. Отец Серафим велел ему переложить поленицу дров. Виталий переложил. Следом шел отец Андроник и велел переложить обратно. Послушник переложил второй раз. Возвращается отец Серафим: «Почему не сделал?» Виталий побежал за отцом Андроником, и ему досталось от обоих. Он часто брал вину на себя для того, чтобы сгладить конфликтные ситуации и сохранить мир между людьми. Опыт монастырской жизни постепенно приводил к пониманию того, о чем говорил иеродиакон Ефрем*: «весь секрет спасения — в смирении».Но понимание это не давалось без внутренней борьбы. «В чем преуспевание духовное? — поучал отец Андроник. — В смирении. Насколько кто смирился, настолько преуспел».В пустыни не было разделения на важную и неважную работу, почетную и низкую. Так, например, перебирать картофель шли и новоначальный послушник, и схиигумен. Брат Виталий проходил в монастыре самые разные послушания. Был сторожем, работал в трапезной. Вместе с послушником Петром молол мелкую картошку для пекарни. Там в нее добавляли толченое просо, немного муки и пекли хлеб. Он получался ломкий, как глина, а если засохнет — хоть топором руби. Но тогда и этот хлеб казался очень вкусным. Во время этой работы брат Виталий особенно любил петь 33-й псалом, который знал наизусть и исполнял на лаврский распев. Празднословия он избегал.Одно время брат Виталий нес послушание за свечным ящиком. После службы он считал выручку и возвращался поздно. Чтобы не будить братию, он ложился спать у дверей братского корпуса прямо на улице.Иеродиакон Ефрем, подвизавшийся в Глинской пустыни, нес подвиг юродства. Многие еще при жизни почитали его как подвижника святой жизни, получившего от Бога благодатные дары прозорливости и слезной молитвы. Одновременно с братом Виталием он нес послушание ночного сторожа. После закрытия монастыря был насильно заключен в психиатрическую больницу, находившуюся на территории Вы-шенской пустыни под Рязанью. Там он продолжал юродствовать и принимать людей, во множестве приезжавших к нему по духовным нуждам. По всей видимости в Вышинской пустыни и закончил он свой жизненный путь и был погребен чадами где-то в Рязанской области. Отца Виталия с отцом Ефремом связывала духовная близость, схожесть их подвигов. Батюшка всегда с большой любовью рассказывал о нем, как о старце высокой духовной жизни. Ныне схиархимандрит Гурий (Мищенко).Любое порученное ему послушание Виталий выполнял ревностно, памятуя слова преподобного Серафима Саров­ского о том, что «послушание превыше всего, превыше поста и молитвы, и не только не отказываться, но бежать на него надо!» При этом он навыкал всякое дело совершать с молит­вой, с памятью о Боге. Позднее в письме к своим духовным чадам он напишет: «В монастыре одни — повара, другие коса­ри, третьи пастухи, четвертые огородники, пятые сторожа, шестые певчие, седьмые писари — и все получают спасение. Делайте — и Иисусову молитву творите; и будет двойное дело: и молитва, и труд — и тако всегда с Господ ем будете».Это желание пребывать с Господом всегда, ежечасно, по­буждало его на особые подвиги. Стремясь к уединенной мо­литве, однажды зимой он пошел на речку, встал на колени и стал молиться. При сильном морозе ноги его примерзли ко льду. В это время отцу Андронику было откровение. Он уви­дел Матерь Божию, которая произнесла: «Спасай чадо мое!» Стали искать брата Виталия, побежали на реку и увидели, что он не может встать. Пришлось вырубать лед.Уже тогда, в монастыре, Виталий выбрал путь смирения, часто граничащий с юродством. Например, всячески уничи­жая себя, он часто воздерживался от общей монастырской трапезы и ел отбросы. Прежде чем они шли бычкам, он их перебирал и употреблял в пищу. Старцы ругали Виталия за это, говорили, чтобы он, хоть ограниченно, но кушал со все­ми. Его поступки не всегда были понятны, а иногда вызывали порицание, но искреннее его смирение и полная незлоби­вость не позволяли долго сердиться на него.Как-то раз, во время отсутствия отца Серафима, брат Ви­талий, на которого тот оставил свою келию, стал раздавать из нее богомольцам вещи, посуду, деньги на дорогу; монахи­ням из Золотоноши, которым помогал тогда монастырь, он отдал одеяла. Вернувшись и узнав о случившемся, отец Серафим был грозен. Вещи пришлось вернуть. Но через два года, когда закрывали обитель, отец Серафим сам все раздал нуждающимся. В 1958 году 18 октября дня обитель постигло большое горе — скончался любимый всеми настоятель, схиархимандрит Серафим (Амелин), благодатно руководивший обителью в течение пятнадцати трудных лет. С его смертью связан та­кой эпизод. Когда гроб с телом отца Серафима был поставлен на ночь в храм и братия разошлась на время отдохнуть, Вита­лий открыл свечной ящик, достал оттуда все свечи и пучками поставил их у каждого образа. Необычайно яркий свет в хра­ме заметили отец Андроник и отец Серафим. Думая, что в цер­кви пожар, они побежали в храм и увидели там брата Вита­лия, читающего Евангелие. Отец Серафим рассердился: «Кто тебя благословил столько свечей зажечь?!» Виталий отвеча­ет: «Отец Серафим». — «Я?!» — «Благословил Святой отец Се­рафим Амелин» —спокойно произнес послушник. Старцы ушли, оставив его до утра.Господь вознаградил его усердное служение братии. Ког­да Виталий трудился в трапезной, он часто мысленно гово­рил: «Приимите, убогое служение мое» — и кланялся братии. А через некоторое время зажглась вдруг в его сердце непрес­танная Иисусова молитва. Так за смирение и любовь он полу­чил благодать самодвижной молитвы, которую многие ищут годами подвигов.Было что-то и в облике этого худенького юноши, оде­того в порыжевший от ветхости подрясник, что поражало тех, кто его встречал, и надолго врезалось в сердечную па­мять. Это была светящаяся в движениях, взгляде, тихом слове любовь. Инокиня Евфимия: «Кажется, это было в 1952 году. Я приехала со своими под­ружками помолиться в Глинскую пустынь. После службы по­шла я в трапезную взять обед, а там в дверях ставили ска­мейку, чтобы паломники не заходили на кухню, но я не знала этого, переступила через скамейку и подошла к послушнику, прося обеда. Он был еще весьма молоденький и, как мне пока­залось, похож на Архангела Гавриила. Волосы у него были сво­бодные, длинноватые, и, чтобы не падали на глаза, перевяза­ны тесемкой. Он удивленно посмотрел на меня, но сказал без упрека, ласково: "Сюда не заходите, стойте там, около двери". Потом принес обед.Пробыв там около недели, мы уже собирались уезжать из пус­тыни, и вот пришлось мне увидеть следующее. Там какое-то время как странница жила одна женщина. Но она была буй­ная и не только сильно кричала, нарушая благочиние, но даже некоторых избивала кулаками. Отцы позаботились пригото­вить телегу, чтобы отправить ее куда-то в город, кажется в больницу. Она вырвалась и хотела убежать, но ее с большим трудом уложили и привязали к телеге веревками: "Перемоли­лась, видно, своевольница... "Мне было жаль беднягу, которая, будучи привязана, смирилась и замолчала. Вдруг к телеге подходит брат Виталий. Мне показалось, что он подходил к этой женщине как к родной матери. Подошел, молча протянул руку и погладил по лицу эту измученную бе­сом бедную женщину. Она, по-видимому, сразу почувствовала это молчаливое сострадание и лицо ее сразу изменилось. Мне хотелось плакать. Что было дальше - я не знаю, так как за мной пришли подруги и увели готовиться к отъезду». В те трудные годы люди, как овцы, не имущие пастыря, тянулись к монашеству, ища в духовном совете опору в своей безпокойной жизни. Брат Виталий по любви к ближнему не отказывал в беседе, если к нему обращались со своими воп­росами, сомнениями, делились бедами. Вокруг него часто собирался народ.Власти, проводившие антицерковную политику, особен­но следили за теми священниками и монахами, к которым тянулся народ за словом утешения и духовной поддержкой. Брат Виталий, не имевший даже прописки и живший в мо­настыре нелегально, был объектом особого интереса со сто­роны местных властей, за ним охотились. При каждом визи­те блюстителей «порядка» Виталий должен был незамед­лительно куда-нибудь скрыться. Однажды милиция нагрянула неожиданно, но настоятель обители отец Серафим успел спрятать брата Виталия, дав расписку в том, что того нет в монастыре.Старцы сочувствовали его трудностям и очень жалели. По благословению отца настоятеля Виталий некоторое вре­мя жил у его духовных чад на ближайшей станции Локоть или в городе Глухове в благочестивой семье Пискуревых, из­вестной своим страннолюбием. Переждав таким образом опасность, он снова уходил в монастырь. Монахини Андроника и Виталия: «Отца Виталия мы впервые увидели в 1948 году. Это было холодной осенью. Нашу калитку открыл юноша в потертой шапке-ушанке, рваном сюртучке и спросил Ивана Кирилло­вича. Во дворе была старшая сестра Мария, она побежала в амбар и позвала отца. Вышел папа и ...остолбенел. Он нам потом говорил: "Сколько прожил, а лица такого ангельского не видел. Это будущий столп России". Брат Виталий упал папе в ноги, отец завел его в хату.Родители полюбили Виталия как сына, а мы как брата. Мы, дети, спали на печке, а брат Виталий "облюбовал" себе место под полком - там, где зимой хранились овощи. А с ранней весны до заговен на Филиппов пост он спал в соломе на чердаке сарая. Сколько он спал - знает только один Господь. Ночами он мо­лился, а днем работал с отцом в кожевенной мастерской - кожи крутил. Это был очень тяжелый физический труд. Когда брат Виталий выделывал кожу, она получалась особенно мягкая. Из нее потом выходили прекрасные сапоги для глинской братии. Наш отец удивлялся, а Виталий, улыбаясь, говорил: "Так ведь с Иисусовой молитвой, отче". Ел всегда только после нас, и только то, что останется на столе. От рыбы всегда отказывался, а картофельные очист­ки ел- чтобы, мы не выбрасывали. В селе Локоть он жил у матушки Фени [впоследствии мона­хини Харитины]. Она спросит: "Куда наливать суп?"Брат Виталий покажет на собачью миску: "Вот сюда!"Матушка нальет, и он съест. Ей он запретил есть сало. А Фене однаж­ды очень захотелось сала, она тайком вышла на улицу, надку­сила и тут же подавилась. А когда вернулась, брат Виталии спрашивает: "Подавилась? Не ешь больше". В миру Матрона и Валентина Пискуревы. Их отец Иван Кирилло­вич Пискурев, духовный сын схиархимандрита Серафима (Амелина), был глубоко религиозным человеком. В 1930-е годы его репрессировали за то, что он принимал у себя монахов и странников. Ссылку отбывал с будущим владыкой Зиновием (Мажугой), который был также родом из Глухова. Вернувшись, продолжал вместе с женой Анастасией принимать у себя паломников Глинской пустыни, помогать братии монастыря. В 1978 году, когда в преклонном возрасте его парализовало, отец Виталий приехал из Тбилиси, чтобы по благословению владыки Зиновия совер­шить его постриг. Считая себя недостойным, Иван Кириллович согла­сился не сразу. Отец Виталий постриг его с именем Андроник и предска­зал, что он поправится и будет ходить. Так и произошло. Иван Кирилло­вич прожил в монашестве еще семь лет. Перед его смертью отец Виталий прислал Пискуревым посылку, в которой был один спелый грецкий орех и все нужное для погребения, тем самым предсказав кончину праведни­ка. Матроне и Валентине Пискуревым отец Виталий предсказал мона­шество, когда они были еще девочками. Предсказание это сбылось спус­тя сорок с лишним лет, в 1995 году. Годы были тяжелые. Папу преследовали за то, что он зани­мался кустарным ремеслом. Но пока брат Виталий жилу нас, к нам ни разу не пришли блюстители тогдашней власти. Но у самого брата Виталия были неприятные встречи с милици­ей. Его обвиняли в бродяжничестве. Как-то раз он возвращался из села Локоть через лес, и вдруг навстречу конный милиционер: "Стой! Давай документы!" Виталий снял с плеч котомочку и стал в ней рыться, а в это время конь вдруг вырвался и поскакал галопом, милиционер за ним. А Виталий тем временем зарылся в снежный сугроб и до утра там просидел». В конце 1950-х годов контроль со стороны властей уже­сточился. В Глинскую пустынь стали все чаще наведываться проверяющие. Братии было запрещено кормить паломни­ков и оставлять их на ночлег. У всех было предчувствие, что обители осталось существовать недолго. Брату Виталию ста­ло опасно находиться в монастыре, и он уезжает в Таганрог. Глинская пустынь вторично была закрыта в 1961 году.