Фендом: Блич.

Ичиго отлично помнил тот момент, когда он влюбился. Не то, чтобы он был одним из тех романтичных идиотов... как Кейго, которые кричат о своей любви и прыгают от безумного возбуждения при виде объекта привязанности. «Чёрт! Где только Кейго выискал это словечко?». Просто Ичиго влюбился, и потому тот момент врезался ему в память. Просто по странному стечению обстоятельств секунда, когда до его обожжённого битвой мозга дошла весть о бессмертной любви, совпала с моментом, когда его истерзанная окровавленная душа распадалась на кусочки. Трудно не запомнить.

Как-то раз Рукия рассказала Ичиго, что происходит с духовным телом после технической смерти. Тогда сквозь его сознание проскользнула с опаской, как ночной вор в дом, мысль: «Что должен чувствовать тот, кто умирает во второй раз? Может годы и столетия прожитые в мёртвом мире уже стёрли те воспоминания? Или же цепи одной жизни связали их с другой и, умирая ещё раз они уходят с облегчением? Куда они уходят или это конец? Последний этап пути? Не то, чтобы я вообще верю в его существование. Однако ... неужели это всё? Не будет ещё одного шанса, начала?».

Ичиго решил забыть про это. Сочтя эти вопросы слишком ненужными для живой реальности, Ичиго отбросил их далеко вглубь своего стеклянного мира. Лишь иногда в угаре сражений сквозь пыль костей и запах крови они всплывали, как поплавки с поверхности памяти, и назойливо не желали отпускать, толкались и мелькали в его голове. Такие мысли были опасны. Они заставляли его оступаться. Молили: «Опусти свой меч и узнай, что там в конце. Почувствуй, как исчезает груз с твоих плеч».

Но это были всего лишь мысли. Кадры чёрно-белой плёнки немого кино. У них не было голоса. Только слова и картинка, что делать решай сам. И среди тысяч сотен сцен Ичиго выбирал те, что были нужны ему больше всего... Улыбки его друзей, любовь семьи, решимость меча. Это давало ему силу.

Но тогда сил верить больше не было. Он умирал. Исчезал.

Он был в темноте своего расколотого мира. Ичиго было страшно и больно. И нет ничего кроме кусочков стекла, бьющихся о его опавшее тело. Он победил? Наверное... Нет точно. Ичиго запомнил, как в непроницаемой массе его реацу глаза Айзена потухли и застыли не подвижно. А потом скрежещущий голос пропел: «Оступился», и огонь прошёл через его вены, как будто его плоть сама стремилась сгореть и оставить только кости на съедение пустому.

Он умирал... И в этот раз никто не приходил его спасать. «Я остался один...?»,- прохрипел его голос в пустоту. Тьма сгущалась вокруг него, исчезали последние блики света. «Вот и  всё...»,- подумал он тогда.

«Ичиго»...

«Я услышал, где-то неимоверно далеко, своё имя... Но я не хотел открывать глаз. Тогда я подумал, что уже нашёл свой покой, хотел, чтобы меня отпустили. Тогда я забыл, что хочу жить! Потом снова «Ичиго!» уже громче.

Я помню каждую секунду. Помню, как подумал о рае, почувствовав прохладные руки на своём лице. Огонь отступил. «Мой спаситель»,- подумалось мне тогда, и я открыл глаза.

Это случилось тогда, в ту десятую долю секунды, когда я увидел её глаза. Я влюбился. Смешно. Я влюбился, сразу даже не осознав, кто передо мной. Этот взгляд... Чтобы увидеть столько надежды и счастья, обращённых к тебе. Чёрт, ради этого стоило почти умереть.

Она называла меня по имени и плакала. Гладила по голове, осторожно накрывая ладонями волосы, и говорила, что я идиот, недоносок, сопляк, что я мог умереть. А я боялся закрыть глаза, опасаясь, что это всего лишь мираж, вызванный агонией смерти.

Тогда я понял, что хочу жить дольше, хоть мгновение дольше смотреть на неё, чувствовать её слёзы на своей щеке. Я понял, что ещё не готов ... не хочу умирать!

Она спасла меня ... опять. Хотя, учитывая обстоятельства, возможно загнала в клетку, а ключ от замка забрала с собой».

Рукия практически не отходила от Ичиго следующие несколько месяцев восстановления. Подбадривала и заботилась о нём. Иногда она, не переставая, дразнила его, однажды даже принесла бинты для перевязки в клубничку (спецзаказ из Магазина Урахары). У Ичиго тогда от крика пару шрамов открылось.

Временами они просто сидели в тишине и наслаждались теплом солнца и тихими вдох-выдох друг друга. Рукия как-то даже кормила его с ложечки, а Отец специально сделал фото и повесил его в рамочке над кроватью больного. Ичиго конечно накостылял старику для приличия, но ночью часто поднимал глаза к весёлому снимку и молча улыбался.

«Я скучаю по тому времени... Всё было так просто. А сейчас наша принцесса всё так усложняет»,- вздохнул Ичиго.

Однажды она просто перестала приходить. Он терзался в одиночестве и не позволял себе даже спросить о ней. Глупая гордость и ослиное упрямство тогда взяли вверх. Ичиго поправился и ушёл домой. С тяжёлым сердцем он проходил сквозь врата миров и, бросив последний ищущий взгляд, покинул Общество Душ. Первые шаги он всё ждал, что вот сейчас прохладные руки коснуться его спины, что вот сейчас она остановит его. Но нет. Не пришла. Не нужен. И он побежал так далеко от неё, как только мог. В другой мир. Забудется. Пройдёт.

Но её глаза преследовали Ичиго, не давали уснуть, терзали бессонную душу. Он скучал по ней, хотел её рядом с собой. Ичиго умирал от желания прикоснуться к ней, убедиться, что она действительно существовала. Иногда ему казалось, что он стал пустым без сердца, и только она может принести покой.

Так долго она была далеко и теперь здесь с ним. Мирно спит под крышей его дома. «Когда она проснётся, я спрошу её обо всём, попрошу остаться. Нет не так... Привяжу её к кровати, если захочет уйти, наору за то, что её не было так долго, и заставлю силой остаться с собой. Поверьте мне с такой, как Кучики Рукия, так просто легче, быстрее и эффективнее. «Ты моя, Рукия, и даже не думай, что у тебя появиться возможность, когда-либо сбежать от меня»,- тихо сказал Ичиго, скользнув рукой по чёрным локонам.

А гордость? Тут не до гордости, когда от тоски выть хочется. Он тосковал по своему сердцу, которое теперь там, где ему полагается быть.