10. После Танненберга.
Несмотря на свой второй триумф, еще больший, чем под Льежем, Людендорф не ликовал, «поскольку волнения, которые мне доставляла неизвестность о намерениях армии Ренненкампфа, были слишком велики». Теперь, однако, он мог с большей уверенностью повернуться против Ренненкампфа, прибавив к своим силам два дополнительных корпуса, которые Мольтке посылал ему с Западного фронта.
Своим триумфом Людендорф во многом был обязан другим: Хоффману, который был уверен, что Ренненкампф откажется от преследования, разработавшему план и составившему приказы, повернувшие 8-ю армию на Самсонова; Франсуа, не подчинившемуся приказам Людендорфа и осуществившему обход левого фланга русской армии; Гинденбургу, успокоившему Людендорфа в критический момент, и наконец, прежде всего фактору, который не был учтен при тщательном германском планировании, — русской радиосвязи.
Людендорф потом уже привык и ждал русских телеграмм, которые его штаб дешифровал, переводил на немецкий и представлял ему ежедневно в 11 часов вечера. Если они опаздывали, Людендорф начинал нервничать и появлялся лично у связистов, чтобы выяснить, в чем дело. Хоффман считал, что победу под Танненбергом одержали именно перехваченные телеграммы. «У нас был союзник — наш враг, — говорил он. — Мы знали все планы противника».
Для публики же спасителем Восточной Пруссии был номинальный командующий — Гинденбург. Престарелый генерал, вытащенный из отставки в прусском синем мундире, превратился в национального героя.
Триумф в Восточной Пруссии, значительный сам по себе, но еще и невероятно раздутый немецкой прессой, создал для Германии миф Гинденбурга. Даже хитрое злоязычие Хоффмана не могло повредить ему. Позднее, уже в качестве начальника штаба Восточного фронта, он водил гостей по полям Танненберга, рассказывая: «Вот здесь фельдмаршал спал перед сражением, здесь он спал после сражения, а вот здесь — во время сражения».
В России суть катастрофы не сразу дошла до общественного сознания, приглушенная победами, одержанными в то же самое время над австрийцами на галицийском фронте. В серии сражений, происходивших с 26 августа по 10 сентября и закончившихся битвой при Лемберге, русские убили и ранили 250 тысяч, захватили 100 тысяч пленных, заставили австрийцев за восемнадцать дней отступить на 250 километров, нанесли поражение австро-венгерской армии, особенно ее офицерскому корпусу, от которого она никогда уже не оправилась.
Однако Австро-Венгрия, находившаяся на грани распада из-за внутренних национальных противоречий, и до этого не представляла собой серьезной военной угрозы для России. Исход войны зависел от Германии и прежде всего от способности 1-й армии удержаться в Восточной Пруссии.
Новые стратегические просчеты русского командования привели к тому, что в Галиции войска правого крыла потерпели неудачу в междуречье Вислы и Буга. Австро-венгры потеснили их и вышли на линию Люблин, Холм. В этих условиях наиболее целесообразным способом действий германского командования было бы нанесение удара на Седлец с задачей выйти в тыл армиям правого крыла Юго-Западного фронта, оказать содействие австро-венгерским войскам. Наступление в этом направлении предусматривалось германским планом войны. Но удара на Седлец не последовало. Более важной задачей для немцев было разгромить Ренненкампфа и изгнать русские войска из Восточной Пруссии.
Главный удар наносился через район Мазурских озер. Директива германского командования от 31 августа гласила: «Ближайшей задачей 8-и армии является очищение Восточной Пруссии от армии Ренненкампфа».
Обстановка требовала обеспечения устойчивости Северо-Западного фронта. Нужно было сковать немецкие войска в Восточной Пруссии, лишить их возможности оказать помощь австро-венгерским армиям. 31 августа Ставка потребовала от фронтового командования 1-й армии удерживаться во что бы то ни стало севернее Мазурских озер. На усиление фронта Ставка передала из своего резерва 22-й, 3-й Сибирский и 1-й Туркестанский корпуса, из которых спешно была сформирована 10-я армия.
6 сентября 8-я германская армия начала наступательные действия. 8 сентября Янушкевич в разговоре по прямому проводу с Жилинским сказал: «... Сейчас получена телеграмма Юго-Западного фронта, что ген. Лечицкий с удачным боем перешел на левый берег Вислы. Вы, несомненно, согласитесь, что теперь особенно важно отбить атаки на Ренненкампфа и Бринкена, упорство это, несомненно, даст свои результаты для окончания операции на юго-западе, где, быть может, вопрос в нескольких днях».
В тот же день Жилинский указал Ренпенкампфу: «Великий князь рассчитывает, что 1-я армия проявит полное упорство в отстаивании своего положения, что является безусловно необходимым ввиду ожидаемого на этих днях окончательного решения на Юго-Западном фронте». В почь на 9 сентября во время разговора по прямому проводу Жилинский вновь обратил внимание Ренненкампфа на важность организации надежной обороны на пути продвижения германских войск. Он сказал: «Очень буду рад, если вы разделаетесь с обходом и удержитесь на фронте. Этого желает верховный главнокомандующий ввиду общего положения дел на Восточном фронте. Со своей стороны дам приказ 22-му корпусу выдвинуться и оказать вам помощь, но особенно рассчитывать на его энергичное содействие едва ли можно, скажу даже, нельзя».
Командование Северо-Западного фронта и 1-й армии не выполнило своего долга. К исходу 9 сентября противник прорвал оборону русских в районе Мазурских озер и поставил под удар левый фланг армии Репнепкампфа. Что касается 22-го корпуса, действовавшего юго-восточнее Мазурских озер, то командир его генерал Бринкен, ссылаясь на усталость войск, отказался решать поставленную ему задачу.
10 сентября Я. Г. Жилинский доносил в Ставку: «Совершившийся обход левого фланга 1-й армии был бы очень затруднен, если бы находившийся в районе Лык 22-й корпус мог быть направлен к северу, в тыл обходящему противнику. Сделать этого нельзя было, так как командир корпуса на мое предписание об этом наступлении донес, что корпус, расстроенный предшествующим боем, не в состоянии продвинуться. Так как в боях до того участвовало всего 4 полка из 16, то я могу предположить, что эта неспособность корпуса к активным действиям должна быть отнесена всецело и исключительно лишь к высшему командному составу».
Отход 1-й армии начался в ночь на 10 сентября. Германское командование действовало вяло и нерешительно. Оно опасалось контрудара русских. Преследование велось медленно. Германцам приходилось преодолевать упорное сопротивление русских арьергардов.
После сражения у Мазурских озер генерал Ренненкампф, по выражению Жилинского, «потерял голову», бросил армию и на автомобиле умчался к границе, завершив тем самым крах своей репутации и заслужив позорное изгнание из армии, что повлекло за собой и смещение Жилинского. В телеграмме великому князю Жилинский обвинял Ренненкампфа в паническом бегстве. Это возмутило великого князя, считавшего, что главная вина лежит на Жилинском. Поэтому он доложил царю, что это Жилинский «сам потерял голову и не способен управлять боевыми действиями», в результате чего к жертвам Танненберга прибавилась еще одна.
Это сражение обнажило плохую подготовку войск, недостатки снабжения, некомпетентность штаба и боевых генералов, слабую организацию. Новый военный министр Гучков признавался, что у него «сложилось твердое убеждение в том, что после Танненберга война была проиграна».
Поражение прибавило смелости прогерманским группам, которые открыто начали агитировать за выход из войны. Граф Витте был уверен, что война погубит Россию, а кадеты ― что она приведет самодержавие к краху. Министерства юстиции и внутренних дел представили царю меморандум, настаивая на скорейшем мире с Германией на том основании, что продолжение дружбы с Францией будет фатальным. Вскоре Германия, не добившись разгрома Франции, сама сделала России предложение о заключении сепаратного мира, секретные переговоры о котором продолжались в течение 1915 и 1916 годов.
Из-за незнания положения дел в армии, постепенно терявшей боевой дух под влиянием антивоенной пропаганды и «братаний» с немцами, нечувствительности к нарастанию революционного движения и просто из-за неспособности власти принимать какие-либо решения, русские отклонили предложения Германии. Война продолжалась, а хаос в России все нарастал.
После катастрофы под Танненбергом французский военный атташе генерал маркиз де Лагиш, нанес визит главнокомандующему, выражая сочувствие. «Мы счастливы принести такие жертвы ради наших союзников», — галантно ответил великий князь. Понимал ли Николай Николаевич, что в жертву союзникам была принесена сама Российская империя?