4. Ошибка Ренненкапфа.
Притвиц видел, что ему грозило. Настойчивое русское преследование через взломанный германский центр могло продолжаться до самого Инстербургского промежутка, раскалывая 8-ю армию и отбрасывая корпус Франсуа на север, под прикрытие кенигсбергского укрепленного района, против чего особенно предупреждал генеральный штаб. Для того чтобы спасти 8-ю армию и не дать разделить ее, Притвиц в качестве единственного выхода решил отступить за Вислу. Мольтке сказал ему: «Не давайте расколоть армию. Не уходите с Вислы, но в крайнем случае можете оставить район к востоку от нее». Притвиц решил, что крайний случай наступил, особенно после разговора по телефону с Макензеном, который описал панику, охватившую его войска.
Вечером 20 августа Притвиц позвонил Франсуа и сообщил ему, что, несмотря на успех на его участке, армия должна отступить за Вислу. Франсуа начал протестовать, утверждая, что из-за своих собственных потерь русские не смогут осуществить энергичное преследование, прося Притвица передумать.
Когда улеглась суматоха, настало время удивляться: русские не преследовали. В русском штабе Ренненкампф отдал приказ начать преследование между 3 и 4 часами дня, но, получив донесение о том, что отход Макензена прикрывает тяжелая артиллерия, отменил приказ. Он не знал точно, насколько был ослаблен германский центр, и поэтому ждал. Когда совершенно измученный штабной офицер попросил разрешения пойти спать, он ответил, что тот может лечь не раздеваясь. Через час Ренненкампф разбудил его и сказал: «Теперь можете раздеться, противник отступает». Эти слова долго цитировались военными как анекдот! Когда противник отступает, его нужно преследовать, а не спать. Остановка Ренненкампфа вызвала бурю осуждений, не исключая и ссылок на его немецкое происхождение и прямых обвинений в предательстве.
Действия Франсуа могли иметь и иной исход. Этот сверхинициативный генерал сорвал план немецкой обороны и не погубил свои войска лишь потому, что русское командование не умело воспользоваться в Восточной Пруссии ошибками немцев. Ренненкампф не смог заставить себя броситься за бегущим врагом и вырвать окончательную победу. Его тыл работал плохо, наступать дальше значило окончательно оторваться от него. Преследуя, он бы удлинял пути подвоза на вражеской территории, в то время как противник, отступая, сокращал свои. Он не мог воспользоваться германской железной дорогой, не захватив немецкого подвижного состава, и у него не было железнодорожных бригад, чтобы обслуживать движение. Его обоз был в хаотичном состоянии после нападения германской кавалерии; его собственная кавалерия правого фланга действовала плохо, он потерял почти дивизию. Поэтому он решил оставаться на месте.
Вечер был жарким. Заместитель начальника оперативного отдела 8-й армии полковник Хоффман стоял у дома, в котором разместился штаб, обсуждая прошедший бой и перспективы на следующий день со своим непосредственным начальником генерал-майором Грюнертом, вместе с которым он надеялся управлять более слабыми Притвицем и Вальдерзее. Как раз в этот момент им было доставлено донесение от генерала Шольца, командира XX корпуса. Он сообщал, что огромная русская армия перешла границу силами IV и V корпусов и наступает на фронте шириной 80—90 километров. Хофф-ман со своей обычной манерой, когда никто не мог понять, говорит он серьезно или шутит, предложил «скрыть» донесение от Притвица и Вальдерзее, которые, по его мнению, «не могли управлять своими нервами». В этот момент Притвиц и Вальдерзее вышли из дома, и по их лицам можно было узнать, что они, также прочли донесение. Притвиц предложил всем войти в дом и провести совещание. «Господа, — сказал он, — если мы будем продолжать действовать против Виленской армии, Варшавская армия выйдет к нам в тыл и отрежет от Вислы. Мы должны оторваться от Виленской армии и отступить за Вислу». Он не говорил «к Висле», а «за Вислу».
Хоффман и Грюнерт немедленно возразили, утверждая, что можно закончить бой с Виленской армией за два или три дня и все еще иметь время, чтобы встретить опасность с юга, а до этого корпус Шольца «как-нибудь сам справится».
Притвиц резко оборвал его. Решения принимал он и Вальдерзее. Он настаивал на том., что угроза со стороны южной русской армии была слишком велика, Хоффман должен отдать необходимые распоряжения об отходе за Вислу. Хоффман ответил, что левый фланг южной армии был уже ближе к Висле, чем немцы, и при помощи карты продемонстрировал, что отступление стало невозможным. Притвиц выслал всех из комнаты и позвонил по телефону в генеральный штаб в Кобленц, сообщил о своем решении отступить к Висле, добавив, что он сомневается, удастся ли ему удержать реку без подкреплений.
Мольтке был поражен. Нельзя было ставить этого толстого идиота во главе 8-й армии. Отдать Восточную Пруссию означало потерять самый ценный зерновой и мясомолочный район. Хуже того, если русские форсируют Вислу, они будут угрожать не только Берлину, но и австрийскому флангу, и даже Вене. Подкрепления! Откуда он мог взять подкрепления, кроме как с Западного фронта, где все войска, вплоть до последнего солдата введены в действие. Снятие войск с Западного фронта теперь означало бы проигрыш кампании против Франции. Мольтке приказал своему штабу выяснить истинное положение вещей в результате прямых бесед с Франсуа, Макензеном и другими командирами корпусов.
Тем временем в штабе 8-й армии Хоффман и Грюнерт пытались убедить Вальдерзее, что отступление не выход из положения. Наоборот, Хоффман предлагал маневр, посредством которого 8-я армия, используя внутренние коммуникации и железные дороги, могла бы встретить обе русские армии и, если ситуация сложится так, как он предполагает, обрушить все свои силы на одну из них.
Он рассчитывал, если армия Реннекампфа не начнет преследования на следующий день, а он полагал, что не начнет, вывести корпус Франсуа и доставить его окружным путем по железной дороге на юг для усиления XX корпуса Шольца. Франсуа должен занять рубеж на его правом фланге, напротив левого крыла Самсонова, находящегося ближе всего к Висле и поэтому представлявшего наибольшую угрозу. Дивизия генерала фон Моргена, которая не участвовала в бою под Гумбиненом, также может быть отправлена в поддержку Шольцу, но другой дорогой. Доставка войск со всем их вооружением, запасами, лошадьми и боеприпасами, составление поездов, погрузка на станциях, заполненных беженцами, перевод поездов с одной ветки на другую — все это будет сложным делом, но Хоффман был уверен, что германская железнодорожная система, над которой поработало столько умных голов, справится с задачей.
Пока будет производиться эта переброска, отступление корпусов Макензена и фон Белова должно производиться в южном направлении в течение еще одного двухдневного марша, чтобы, окончательно оторвавшись от противника, они находились километров на 50 ближе к южному фронту. Отсюда, если все пойдет хорошо, они пройдут кратчайшим маршрутом и займут позиции на левом крыле Шольца, которого они достигнут вскоре после того, как Франсуа прибудет на правое. Таким образом, вся армия в составе четырех с половиной корпусов будет на месте, чтобы встретить южную армию русских. Кавалерия и резервы из Кенигсберга будут оставлены в качестве заслона перед армией Ренненкампфа.
Успех этого маневра зависел от одного условия: если армия Ренненкампфа не двинется дальше. Хоффман был уверен, что тот останется на месте день или больше, чтобы дать войскам отдых, переформироваться и наладить линии снабжения. Его уверенность базировалась не на каком-то мистическом озарении или сверхъестественном предвидении, а просто на уверенности, что Ренненкампф остановился по естественным причинам. Во всяком случае, корпуса Макензена и фон Белова не тронутся с места в течение еще двух или трех дней. К этому времени будут ясны при помощи перехваченных радиосообщений намерения Ренненкампфа.
Таковы были доводы Хоффмана, и они убедили Вальдерзее. Каким образом Вальдерзее уговорил Притвица или просто разрешил Хоффману подготовить необходимые приказы без одобрения Притвица — мы не знаем. Поскольку штаб не знал, что Притвиц тем временем доложил генеральному штабу о своем намерении отступить к Висле, никто не побеспокоился известить верховное командование о том, что от идеи отступления отказались.
На следующее утро два офицера из штаба Мольтке, с трудом дозвонившись по полевым телефонам, переговорили с каждым командиром корпуса, от которых они узнали, что положение было серьезным, но что решение об отступлении все же преждевременно. Поскольку Притвиц хотел отступать, Мольтке решил заменить его. В то время как он обсуждал этот вопрос со своим заместителем фон Штейном, полковник Хоффман наслаждался приятным чувством своей правоты. Разведка доложила, что в армии Ренненкампфа все спокойно: «они совсем не преследуют нас».
Немедленно был отдан приказ о перемещении I корпуса Франсуа на юг. Франсуа, по его собственным словам, был весь во власти эмоций и даже всплакнул, покидая Гумбинен. Разрешивший все-таки этот маневр Притвиц сразу же пожалел о сделанном. В тот же вечер он позвонил в генеральный штаб и снова сообщил фон Штейну и Мольтке, что предложение его штаба выступить против Варшавской армии было «невозможным, слишком смелым». Он заявил, что у него нет гарантии удержать Вислу со своей «горсткой людей». Он должен иметь подкрепление. Это и решило вопрос о его снятии.