Когда весна тёплыми ладошками отрывает почки и будит цветы
своим солнечным дыханием, тоска наваливается особенно сильно. Не то чтобы она
душила. Нет, она перебирает своими липкими лапками все спрятанные глубоко
чёрные шарики. Эти шарики могут быть совсем небольшими, но они страшны не
размером, цветом своим страшны. Их можно прятать очень долго, но однажды утром
ты чувствуешь, как сильно давит на тебя кислородный столб. Давит. Придавливает,
не даёт улыбаться. Какая разница – что зацветает там, за окном? Ведь на улице
ты была дней пять назад… Что-то надо делать. Только не понятно, с чем именно? С
собой? Человек очень редко умеет с собой что-то делать. Это только Мюнхаузен
умел тащить себя и лошадь из болота за волосы. Но сейчас не та экология и
шампуни : воздух - плотнее, болото – гуще, волосы – жиже. Далеко не вытянешь…Надо
вернуть себе себя. Иду к зеркалу. О боже, святые угодники! Кто этот кролик с
опухшим лицом и безмерной тоской во взоре? Я. Факт неизменный. Противный. И вообще
– нехороший такой факт. Не надо шарахаться от стекла с амальгамой. Надо увидеть
себя. Не отёкшие глаза, не прыщ на лбу, а себя. Ту, которая может всё. Скатать снова
в шарики все страхи и кошмары, складировать их в самый дальний угол,
улыбнуться. Нет, не так, ты не умираешь и репетировать предсмертный оскал рано.
Улыбнись так, чтобы всем твоим врагам страстно захотелось застрелиться. Уже лучше.
Жить – не так уж и плохо. Убери лезвия, разбуди мужа – жизнь продолжается, даже
если кому-то от этого станет невыносимо-мерзко. Плевать. Есть ещё столько
всего, того, что нужно успеть. Есть ещё столько тех, кому улыбка твоя даст
силу. Есть любовь. А она сильнее. И пусть мало кто в неё верит – ей до этого
нет никакого дела. Пока жива любовь – все проблемы можно решить. Пока рядом с
тобой тот, для кого ты – весь мир, нет никакого смысла искать других причин
продолжать жить.


Можно выйти и подышать, послушать, улыбнуться. Ведь ты
знаешь – за твоим плечом стоит он, тот, кто не боится быть с тобой. Это окрыляет.
Даёт силы. Можно закрыть глаза и чуть качнуться назад. И ты ощутишь затылком
его плечо. Снизойдет благодать душе твоей. Улыбка станет блаженной, как у
младенца. Потому, что даже беда на двоих – лишь полбеды.