Часть I
Ватикан во главе с Папой Римским - один из основных центров силы в мире
Девятов А. П. : … Ватикан, а Ватикан знает, что говорит , Папа Франциск 13 сентября объявил, что Третья мировая война началась… это выход из мирового кризиса, системного кризиса индустриального общества расширенного воспроизводства капитала. Долго готовили вариант выхода, и вот он – Папа сказал : « Началась».
"Новый мировой порядок - религиозная идея." Докладчик - Ольга Николаевна Четверикова, доцент кафедры истории и политики стран Европы и Америки МГИМО.
полное видео октябрь 2014 Часть II Нравственное возрождение России
Валентин Катасонов : Две тысячи лет назад человечество тоже было на грани гибели. Вот у меня книга вышла в начале этого года, называется «От рабства к рабству. От Древнего Рима к современному капитализму»- поразительные параллели. И я не стесняясь говорю, что только христианство спасло человечество.
Круглый стол «Проблемные точки возможной дестабилизации социально-экономической ситуации в России. Пути нейтрализации угроз».
Суть сегодняшнего кризиса – в том, что он обрушил сразу все прежние, спасавшие нас до сих пор, идеи. То есть, идеи эти вроде бы и живут, но не обладают уже той всеобщей убеждающей силой, которая только и способна подвигать людей на их практическое воплощение в жизнь. На каждую из таких идей находится сегодня целый “пакет” контр-идей, имеющих ничуть не меньше, а зачастую даже больше, сторонников, чем исходная идея.
Если нынешний кризис – это кризис доверия к традиционным идеалам, то и саму проблему кризиса нужно рассматривать с точки зрения выявления причин, подорвавших доверие к этим идеалам. “Модели мира” свойственно изменяться во времени. Скажем, не так давно (по историческим меркам) в обществах господствовали религиозные модели мира, а сегодня в наиболее “продвинутой” части этих обществ господствует научная (эволюционно-историческая) модель. А разница между религиозной и научной моделями та, что с каждой из них человеческое “Я” взаимодействует по-разному. Религиозный человек понимает, почему он должен быть нравственным: он должен быть нравственным потому, что мир, в котором он живёт, устроен по принципу “действие-противодействие”, где за всё совершаемое в жизни надо платить. В научной же трактовке “устройства мира” для нравственности (как смыслообразующего элемента его структуры) попросту нет места. Как нет места и вообще какому-то особому “духовному миру” со всей его метафизикой. В научной трактовке мироустройства есть место лишь неуничтожимому движению материи, непрерывному процессу возникновения нового и разрушения старого, бесконечному восхождению от низшего к высшему. … Религиозные идеалы для такого человека – “пережитки прошлого”, а их диктат – посягательство на “права и свободы личности”. Естественно, что – в полном соответствии с таким миропониманием – в его сознании формируется адекватный безрелигиозному мировоззрению образ мышления и поведения. …В законченном и предельно циничном виде этот образ мышления и поведения определяется в формулах типа «Живём один раз»; «Бери от жизни всё»; «Кто не успел, тот опоздал». В позднем средневековье христианское мировоззрение стало утрачивать свой прежний характер “всеохватной полноты”: универсальная “культура” разделилась на религиозную “веру” и светское “знание”, где “вера” стала отвечать за спасение души, т.е. за нравственность, а “знание” – за всё остальное. Естественно, что такое христианство неотвратимо теряет своё общественное значение… Как следствие, церковь сегодня является институтом, выполняющим главным образом функцию сохранения духовно-нравственной традиции – чрезвычайно важную функцию…. А жить в заповеднике нельзя, – его можно только беречь. В этом и заключается трагедия современной церкви. Так что же? Мы в тупике? И абсолютно ничего, способного повысить нравственный уровень общества, сегодня предпринять невозможно? Почему наука не переняла у церкви эстафету “духовно-нравственного водительства”? Потому, что “научное знание” и “нравственность” – несовместимы в принципе? Или потому, что далеко не всё содержание сегодняшней науки отвечает критерию “научности”? В науке с самых первых шагов её исторического существования главной мишенью критики стал “креационизм” – идея сотворения мира Богом. Отбросив эту “метафизическую” идею, как и само понятие “Бога”, наука тем самым ограничила сферу своей компетенции чувственно воспринимаемыми предметами и явлениями, доступными наблюдению, описанию и измерению. И получила в результате “куски эмпирического знания”: физику, химию, биологию и др. Целостный же взгляд на мир хотя и остался “без Бога”, но не стал от этого более научным, потому что вместе с понятием “Бога” из сферы научного кругозора исчезли такие важнейшие стороны научного миропонимания, как идеи “порядка”, “организации”, “инвариантности”, “целесообразности”, “целенаправленности” и т.д. В результате научные представления о “мире как целом” остались на уровне всё той же религиозной, но уже неполной (урезанной) модели мира. Не удивительно, что не “доросшая” до уровня взаимодействия “знания” с “верой”, а только лишь внешне “онаученная” современная модель мира до сих пор так и не сумела дать ответ на “метафизический” вопрос: почему человек должен быть хорошим по отношению к другим, т.е. нравственным? И это не может не тревожить, потому что такое положение вещей слишком уж идеально укладывается в некоторые положения современной теории управления-манипулирования, согласно которым абсолютная власть над обществом могла бы быть обеспечена выстраиванием в сознании управляемых некой упрощённой модели “иллюзорной” реальности, позволяющей заранее просчитывать любые поведенческие реакции управляемых. Сегодняшняя система представлений о мире поделила свои объяснительные возможности между знанием без веры и верой без знания, где обе эти, противостоящие друг другу, формы восприятия мира считают себя независимыми и самодостаточными, но где на самом деле с точки зрения обеспечения нравственности ни одна из них не является работающей. Причём интересно, что сколько-нибудь внятных оснований для противопоставления друг другу “веры” и “знания” не найдено до сих пор. Но слишком уж велика оказывается руководящая заинтересованность в сохранении и укреплении такого противопоставления, чтобы так просто отказаться от него. Для нужд контроля, например, слишком соблазнительна “вера без знания”, превращающая людей в бездумно-послушную толпу конформистов, а для нужд конкуренции – “знание без веры”, превращающее их в энергично-бессовестную “элиту профессионалов”. Как это замечательно и удобно с точки зрения глобального управления! “Теневые” хитрованы и там, и там, и там – в роли наставников (“проповедников”, “мессий”, “гуру”, “академиков”, “экспертов” и прочих “руководителей”). Есть ли выход из этой ситуации ? Выход обычно находится там же, где и вход. И мы найдём его, если зададимся предварительным вопросом: почему эволюционно-историческая идея, в обличье дарвиновской теории, возымела в своё время такое беспримерное влияние на умы, несмотря на свои более чем сомнительные теоретические основания? Ведь наиболее проницательные современники Ч.Дарвина сразу поняли, что «дарвинизм не только и не столько биологическое, сколько философское учение, купол на здании механистического материализма» (Н.Я.Данилевский), т.е. – умозрительная конструкция. Почему? Несомненно, по той лишь единственной причине, что дарвиновская теория впервые в истории науки создала иллюзию законченного, самодостаточного, целиком и полностью объяснённого научного взгляда на мир. То есть, она завершила собой очень давнюю в истории развития науки тенденцию высвобождения человеческой мысли из ограничительных рамок, налагавшихся на неё “метафизикой”. Потому-то она и послужила “естественнонаучной основой” для материализма как “научно-исторического” мировоззрения. Конкретно это выразил так называемый “основной вопрос философии” (об отношении сознания к бытию), который раз и навсегда отказал сфере духа (включающей в себя идеалы совести, справедливости и нравственности) в праве считаться смыслообразующим стержнем жизни; он определил её как исторически преходящую, обусловленную экономическими, классовыми и другими формами общественных отношений систему ценностей, т.е. – как необязательное, вторичное, относительное явление. В этом смысле не будет преувеличением сказать, что исторический материализм – это учение, впервые в истории человеческой мысли наукоподобно обосновавшее право человека и общества на безнравственность. Мы должны понять, что враждующие друг с другом крайности полузнания (или “идеализм”, или “материализм”; или “вера”, или “наука”, или “идеалы”, или “интересы” и т.п.) – это ловушка, в которой истощается духовно-нравственная энергия Человека. Если поймём это, то сумеем выбраться из “капкана”. А, значит, обретём иммунитет и к манипулятивным технологиям, основанным на принципе “разделяй и властвуй”. Бессмысленность и вредность противопоставления друг другу “веры” и “знания” становятся сегодня тем очевидней, чем яснее осознаётся зависимость нравственного поведения от мировоззрения. Приходится, к сожалению, признать, что у идеи “смены мировоззренческой парадигмы” имеется в современном мире гораздо более влиятельный, чем научная инерция, враг, для которого существующая материалистическая парадигма является главным инструментом самооправдания, средством камуфляжа и орудием господства. Этот враг – идеология поклонения “золотому тельцу”, идеология “набивания карманов любой ценой”. И этот враг делает всё возможное, чтобы современный научный процесс, особенно в сфере общественных наук, представлял собой не свободное движение эмпирической научной мысли, а поставленное на конвейер производство манипулятивных технологий, призванных законсервировать материалистическую парадигму (см. хотя бы книгу Дж. Сороса «Открытое общество: реформируя глобальный капитализм». М. 2001). Почему всё это делается, в общем-то понятно, – если учесть, что господствующее сегодня материалистическое мировоззрение служит моральным оправданием сложившегося в мире бессовестного и безнравственного глобального порядка (составной частью которого является показная конкуренция капиталистического и социалистического, но в обоих случаях материалистического, социальных строев). Отказываться в этих условиях от материалистической парадигмы – означает ставить всё здание этого порядка под угрозу нравственной ревизии. И всё же смена мировоззренческой парадигмы неизбежна. Более того: судя по ряду косвенных признаков, она станет свершившимся фактом уже в самое ближайшее (по историческим масштабам) время. А чем более упорное ей будет оказываться противодействие, тем с большей силой заявит о себе назревающий интеллектуальный прорыв. Но вот в чём совершенно не стоит сомневаться, так это в том, что тот, кто первым поставит под свой контроль энергию прорыва – тот получит и неограниченный кредит доверия ко всем своим начинаниям в области возрождения нравственных устоев общества. Понимание разрушительности последствий монопольного господства над общественным сознанием материалистической парадигмы создаёт особое правовое пространство действий – пространство, в котором единственно-адекватным текущему моменту “воспитательным инструментом” управления обществом оказывается “идеология нравственности”. То есть, самый главный аргумент против введения в стране любой монопольной идеологии имеет своей опорой ту статью Коституции, в которой сказано: «В Российской Федерации признаётся идеологическое многообразие. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (раздел первый, глава 1, статья 13, пункты 1,2). Но в отношении категории “нравственности” указанная статья Конституции РФ не имеет силы, потому что в другой статье Конституции РФ говорится: «Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства» (раздел первый, глава 2, статья 55, пункт 3). Иными словами: даже в сегодняшней редакции Конституции РФ общественная значимость нравственности имеет более высокий статус, нежели общественная значимость прав и свобод человека и гражданина. А поскольку идеология– это комплекс идей и концепций, ориентированных на ценности, то и само существование нравственности иначе как в форме воплощённой идеологии попросту невозможно. Нравственность – это общее выражение тех свойств человеческой природы, которые выполняют функцию регулятора отношений между членами общества независимо от социального, национального, конфессионального и других факторов. Это особый настрой мышления и поведения, позволяющий не наносить ущерб себе, окружающим, среде обитания. Если этот настрой станет в обществе преобладающим, то можно будет говорить о сверхвласти нравственности. В свете “сверхвласти нравственности” совершенно по-новому прочитываются и любые сиюминутные вопросы текущей общественной жизни.Что такое, например, “русская идея”? Да не более чем “идея нравственности”, в сферу компетенции которой входит всё: и проблема русской демографической катастрофы, и проблема конституционного бесправия русского народа, и проблемы, связанные с пропагандой русофобии в СМИ. Или: что такое “социализм”? Да не более чем совмещение личных интересов с общественными – совмещение, возможное лишь на нравственной основе. Или: что такое “национализм”? Да не более чем ответственность за нравственное состояние своего народа. Так что, выбор между “социализмом” и “капитализмом” невозможен? – Нет, отсюда следует лишь то, что выбор нужно делать не в пользу слов “социализм” или “капитализм”, а в пользу оправдывающей себя практическим опытом чистой эмпирики. А чистая эмпирика такова: единственным оправдывающим себя на практике критерием социалистического устройства общества является не “диктатура пролетариата”, не “классовая борьба” и не “запрет на владение частной собственностью”, а “совмещение частных интересов с общественными”. И точно также единственным оправдывающим себя на практике критерием капиталистического устройства общества является не “невидимая рука рынка”, не “права и свободы человека” и не “демократическое разделение властей”, а опять-таки “совмещение частных интересов с общественными”. Так называемый “капиталистический мир” одержал в холодной войне победу над так называемым “социалистическим миром” не потому, что “капитализм” по определению лучше “социализма”, а потому, что на данном историческом отрезке времени “капитализм” произвёл впечатление отвечающего критерию истинной “социалистичности” (т.е. совместимости частных интересов с общественными) в гораздо большей степени, чем сам “социализм”. Это подтвердит каждый, кто помнит, что все разговоры о “социализме с человеческим лицом” велись на заре перестройки с постоянными ссылками на “шведский”, “швейцарский” и прочие “социализмы”. Самый главный урок, который нам предстоит выучить, формулируется следующим образом: любой выбор по принципу “или-или” является питательной почвой для манипуляционных технологий именно и только потому, что совершается под бессознательным, эмоционально-гипнотизирующим воздействием понятий “добро” и “зло” – воздействием, заведомо предполагающим априорный выбор в пользу понятия “добро”. А поскольку на обывательском уровне понятия “добро” и “зло” интерпретируются самыми разными, в том числе и диаметрально-противоположными, способами, то и сам выбор сплошь и рядом делается не в пользу выбирающих, а в пользу тех, кто способен в данный момент контролировать “эмоциональные интерпретации” в собственных корыстных целях. Нетрудно догадаться, что, предложив очередную редакцию “борьбы добра со злом”, мы добьёмся лишь того, что теоретически и практически разоружим себя наивной демонизацией власти денег. При том, что абсолютно все политические проходимцы страны обогатят (и уже, благодаря нашим же трудам, обогащают) свой лексикон словом “нравственность”. А это нам нужно? Нам нужно, чтобы “нравственность” не исключала “денег”, а “деньги” не исключали “нравственности”. При таком подходе к делу “общественная нравственность” перестаёт быть чем-то “метафизическим”; она обретает понятную всем форму “коллективного здравого смысла” – форму некой “программы-минимум”, звучащей примерно так: "Мы живём на этой земле и хотим, чтобы на ней жили наши дети. Жили не как на чьей-то периферии и не в качестве маргиналов чьей-то цивилизации, а в качестве хозяев собственной страны. Поэтому любой, в том числе и коллективный “реформатор” (экономики, здравоохранения, образования или чего-либо ещё), а также замеченный в коррупции государственный служащий или представитель выборного органа власти, заметно ухудшающий положение дел на вверенном ему участке деятельности, должен рассматриваться как особо опасный преступник, как государственный изменник и враг народа, подлежащий немедленному обезвреживанию и наказанию." Можно ли сплотить на такой минимальной, предельно ясной программе разобщённое, деморализованное и деградирующее население нашей страны? А между тем основа для взаимопонимания объективно существует. Конечно, обретение такой способности достижимо лишь на путях преодоления собственной зависимости от манипуляционных штампов. А преодолевать штампы собственного сознания, или, что то же самое, учиться новому – всегда трудно. Но кто сказал, что раз трудно, то, значит, не нужно? И разве есть у нас иной путь? |