Впервые я увидел её на даче у своих друзей. Первое впечатление, как известно, самое верное, так вот – она была хороша. Потом я выпил ещё и она стала обворожительной, а после третьего коньяка - грациозной. Как я блистал для неё в тот вечер! Жениться я, конечно, не обещал, но намерения у меня были самые серьёзные. Я читал ей стихи позднего Михаила Круга и раннего Ильи Резника, пел что-то из Григория Лепса, сыпал цитатами из Дарьи Донцовой и даже сыграл в лицах всю последнюю серию «Нашей Раши»,

[683x700] 

которую она пропустила. Когда гостеприимные хозяева, устав от нас, ушли, наконец, спать, мы решили прогуляться к озеру. Ночь, звёзды, дорога петляла меж полей, вдалеке чернела загадочная гладь воды… Какая звенящая тишина стояла в ту ночь! Слышен был только её раскатистый голосок, когда она пела свою любимую «Таганку», да где-то в ближайшей деревне орали матерные частушки, казавшиеся нам осанной, которую для нас восклицает само небо… Потом мы плавали в тёплой чёрной воде, и нам чудилось, будто мы купаемся в бесконечной ночи… А на берегу… Нет, на берегу нас грела не любовь. Любовь только зарождалась в наших сердцах, её серебряные нити только начали опутывать наши души… Нас грела бутылка виски, которую она спёрла у хозяев, и сосиски, которые взял я на закуску. И мы уже шли назад, отчего-то спотыкаясь и падая, и мелкие камушки больно впивались в босые ноги… Жаль, жаль было кроссовки за сто евро, оставленные по пьяни на берегу, но ещё оставался вискарь, мы по очереди прикладывались к нему и печаль уходила. Да и кроссовки стоили не сто евро, как я сказал ей, а сто рублей. И мы уже не пели, мы боялись, что песня спугнёт что-то неуловимое, витающее в предрассветном воздухе. Только на следующий день, когда зачесались укусы, я понял, что неуловимое там витало с таким противным писком. Но пока мы шли, обнявшись, и я обещал бросить к её ногам весь мир, все звёзды и всю Вселенную… Я никогда не экономлю на обещаниях, так воспитан.

Вскоре мы дошли до дачи наших друзей. Мы даже выпили по бокалу шампанского… Мы смотрели сквозь хрусталь на ещё робкое и нежаркое солнце… Она не знала, что шампанское на виски нельзя, это понижение градуса, это тазик с утра, это головная боль и невозможность подняться. А я знал, но почему-то промолчал… Она пошла спать на второй этаж, а я… Но пусть это останется между нами.

Я проснулся раньше её. Где-то совсем рядом пел свою любовную песню соловей, вызывая рвотный рефлекс. Хозяева уже встали и я пошёл к ним с надеждой, которая оправдалась - мне молча протянули бутылку холодного пива. Как по-другому зазвучала песня соловья! Как по-другому засветило солнце!

А часов через семь к нам вышла она. В её ресницах заблудились солнечные зайчики, в её глазах расцветали васильки, хотя вся в целом она выглядела помятой. Умывшись, она подошла ко мне и улыбнулась. Мой перегар был уже приятен, сам я был уже элегантен и с удовольствием расцеловал алые маки на её щеках. Затем я вытер губы и мы наконец познакомились. Её звали Еленой.

Вскоре она засобиралась домой. На станцию её повезла Света, жена моего друга, и я, разумеется, напросился с ними. На платформе, когда Света ушла смотреть расписание, я обнял её. А ты помнишь, вдруг спросила она, что ты обещал вчера? Конечно, помню, ответил я, ведь я обещал подарить тебе весь мир. И я подарил ей билет на электричку.

Потом у нас были ещё два свидания, на которых я бросал к её ногам все свои деньги. Триста рублей это тоже деньги, что бы там не говорили её подруги.

Уже три года мы живём вместе. Оказывается, она не знает, кто такой Михаил Круг, не любит Лепса, не читает Донцову, ни разу не слышала песню про Таганку и не смотрит «Нашу Рашу». Плюс ко всему она ненавидит виски с шампанским и не любит купаться по ночам в озёрах. Чем же я завоевал её? Почему именно мне достался этот голубоглазый и сорокалетний кусок счастья?

Я часто думаю над этим, когда мою посуду или стираю, глажу бельё или бреду с сумками из магазина. Я думаю над этим, когда готовлю обед и мою полы, чищу её обувь и варю для неё утренний кофе, драю туалет и поливаю цветы. И иногда мне кажется, что это не я завоевал её, а немного наоборот. Чуть-чуть, но наоборот. Ведь недаром тётка в ЗАГСе, оглашавшая приговор, так мило улыбалась, показывая свой звериный оскал…