Название: The mirror was two faced.
Автор: Mnemozina (Beth Mnemosyne).
Бета: AbelAmiriky
Пейринг: Саске/Наруто
Жанр: Romance, Angst, ООС по желанию, AU.
Рейтинг: R
Состояние: 4 глава и маленький бонус.
Размер: Макси.
Дисклеймер: все Кисимото.
Предупреждение: slash, ненормативная лексика.
Саммари: « - Анкету заполните сами. С вашего позволения я откланяюсь, а ребенок, - юноша подошел к двери, открыл ее, и, уже закрывая, произнес, - мне нужен голубоглазый блондин. До свидания».
Рамещение: с разрешения и с ссылкой на источник.
От автора: Критика приветствуется.
Ну вот и первое мое большое произведение закончено) Гиб-гиб ура!)
 

Глава 4. История боли.
 - Который сейчас час?
- Половина шестого. А теперь, если позволите, я немного расскажу о своем друге. У него есть знакомый, и он погиб в автокатастрофе. Я думаю, это не займет много времени, да и спать мы, наверно, сегодня уже вряд ли ляжем. Могу ли я продолжить?
 - Да, конечно.
 - На самом деле друг друга жив. Это я узнал достаточно давно, когда весть с автокатастрофой обошла всех. Этот друг просто сбежал, ушел. Когда это случилось, мой друг не находил себе места. Это было осенью. Он любит осень, ведь за ней неизменно приходит зима. Его любимое время года. Я не говорил? Всегда в это время ему кажется, что кто-то щедро рассыпал мешок с золотом по всем улицам, лесам, паркам. Ветер перебирает золотые «монетки», осевшие на деревьях, они блестят, а иногда, кажется, едва слышен их легкий осенний звон. Тогда первый ушел, как будто не помнил, что осенью без него моему другу становится особенно уныло и одиноко. Особенно, когда все вокруг напоминает о его летнем тепле, о его чуть заметных полосках на коже, а небо такое синее-синее, как его глаза.
Конечно, он знал, что с ним будет все хорошо, что старые друзья никогда не оставят в беде, а его горе тяготило лишь его самого... Хохот ребятни, весело шуршащие листики под ногами прохожих и тоскливая нега какого-то нового одиночества. Он совсем не сопротивлялся этому. Чувство дикого отчаяния, отторжения жизни завораживало, проникало внутрь именно осенью. Во времена разноцветных улиц, где всегда можно спрятаться от проблем, не убегая от них. Разноцветная гамма сама делала из серых, давно наболевших проблем лишь отголоски прошлого...
В тот год все было иначе. Не то чтобы осень уже не встречала с радостию ее ценителя, но что-то примешалось к уже бывшей тоске, что-то необычное, отдающееся глухой болью в сердце, что-то все еще родное и теплое. Потеря. Она подвергла моего друга терзаниям, весь ужас которых скрывался в их возможной бесконечности. И вот однажды, бредя одним из токийских парков в дождь, он наконец-то нашел, что искал. Потеря и боль отступили спустя семь лет, когда утрата исчезла. Тот, кого нашел этот человек, был тем, кого он потерял. Этот человек потерял зрение, а мой друг почувствовал острый укол совести, ведь если бы они не поссорились однажды, его друг бы не ушел, а потом не стал бы инвалидом.
И, может, теперь все будет по-другому... Где бы и сколько мой друг не придавался одиночеству, есть в этом мире человек, который сможет отогреть его душу... Ведь он не позволит себе вновь потерять то, что едва нашел.
 - Саске? – больше вопрос, чем утверждение. Из невидящих глаз потекли слезы, смывая горечь старой утраты. - Зачем?
 - Наруто, ты все никак не поймешь...
 - Сволочь! Зачем ты это сделал? Зачем? Хотел сделать больнее? Заставил полностью выложиться перед тобой, рассказать, что испытал, чтобы потом размазать меня по стене? Зачем, Саске? Ты... Неужели ты... - голос, поначалу срывающийся на крик, на последних словах стал намного тише, а потом и вовсе исчез, оставив после себя тихие, чуть слышные рыдания.
Саске встал с кресла, медленно подошел к юноше и поцеловал, тот не стал сопротивляться, а, напротив, ответил. Брюнет отстранился на секунду, только чтобы сказать:
 - Наруто, ты все никак не поймешь: я люблю тебя. Слышишь? Люблю. Не уходи никуда больше, - и продолжил едва прерванный поцелуй.
«Так приятно сказать... Так просто это звучит, хотя кто бы мог предположить, что произнести эти несколько никчемных словечек окажется так сложно для меня... Где-то внутри себя я слышу звон маленького колокольчика, настолько чистый и заливистый, как журчание лесного ручейка, как капель по весне... И знаю, что этим я обязан одному единственному человеку, его имя – Узумаки Наруто», - думал брюнет.
 «Я вернулся к Саске, в его мир, где царствуют давно забытые улицы, старые, неизменно серые дома, вечно грязные тротуары и повсюду растущая трава. Такое ощущение, что время здесь остановилось и семь лет, которых меня не было, прошли в этих местах незамеченными, а изменился только я.
Нет, теперь в нем ярко светит солнце, теперь теплый ветерок легкими порывами играет в нем с верхушками еще свежей зеленой травы, пытаясь нагнуть их к земле... Где-то совсем далеко цветет сакура, раскидистая крона которой часто спасает, растущий под нею маленький с синим цветком колокольчик, от дневного зноя, который иногда радует обладателя этого мира своим легким звоном... Удивительно. Я все это чувствую. Все, что в нем, теперь есть и во мне», - Наруто не спал, он размышлял над случившимся сегодня ночью. Он помнил свой рассказ. Вспоминал, как Саске медленно подошел, как нежно и грубо одновременно взял его на руки. Как вновь и вновь он чувствовал на коже его горячие страстные поцелуи, как чувствовал его в себе. Его плавные движения, иногда срывающиеся на более резкие, отчаянные. Отчаянные лишь от того, что он сильно боится вновь потерять. А что теперь делать? Бежать? Куда? Смысл? Наруто слеп. Как далеко теперь он сможет уйти, если Саске знает все? Пусть уж все будет, как будет. А все будет хорошо...
«И, может, теперь все будет по-другому... Где бы и сколько я не придавался одиночеству, есть в этом мире человек, который сможет отогреть мою душу... Ведь я не позволю себе вновь потерять то, что едва нашел», - думал Саске, поглаживая спину Наруто, спящего у него на груди. Все обещало наладиться.
***
 - Нару...
 - Мм?
 - У меня найдутся деньги на операцию...
  - Нет.
 - Но почему, не понимаю...
 - У меня есть ты, - легкая, едва заметная улыбка невидящих глаз, - а тебя не купишь за деньги.
 - Но когда-нибудь, я знаю, меня не будет рядом, Нарут...
 - Тогда я буду жить, как раньше. Так уже было. Помнишь? Семь лет... – Прервал меня возмущенный Узумаки.
 - Нет!
 - Да, Саске, просто верь в меня, ладно? – Наруто все смотрел. Смотрел в глаза возлюбленного, не сознавая того. В глазах слепого – пустота. Но в душе ослепительный солнечный свет, который согревает своим теплом только его внутренний мир, но разве нельзя допустить, что в его мире есть человек, достойный этого тепла? Ведь каждый имеет право на собственное счастье.
«Просто верь, говоришь?» - думал Саске, задумчиво перебирая пальцами складки на простыни. Начался новый день, завтра все повторится. Все также взойдет солнце, наступит день, за ним вечер, ночь. А время будет все также течь, увлекая за собой года и месяцы в быстрое танго на двоих. Только не будет одинаковых дней в жизни этих людей. Но с чем же сравнить это маленькое счастье? Как описать, выразить все чувства, переполняющие сейчас?
Вспомнить бы только, морской бриз, как волнующе и одновременно завораживающе новая морская волна вдребезги разбивается о берег. Она заставляет трепетать, замирать сердце и душу. Заливается за края, лижет песок и снова стекает обратно, в море. Или отыскать в памяти раннее утро, встреченное на берегу маленького озера, над ним повис едва видимый пар, ведь ночью вода остывает. А где-то далеко за лесом бело-желтая, еще свежая до конца непроснувшаяся встает заря.
Потом всплывает в памяти только разгорающийся костер. Как игриво он потрескивает щепками и на скорую руку собранными дровами, они даже немного сырые, а маленький огонек своими язычками сушит их, грозя со временем вырасти в большую пылающую бездну. Или вспомнить, как в детских лагерях набирают длинных досок, строят из них сооружение, похожее на индейскую палатку, и, обильно поливая бензином, поджигают. Огонь вспыхивает сразу с неимоверной силой и экспрессией. Он вздымается ввысь, он выше человеческого роста, кажется, что его сила безгранична. Где-то внутри возникает чувство благоговейного страха и восхищения. Не зря предки ему поклонялись. Но не смотреть на это чудо невозможно, он воистину восхитителен.
Или, может быть, вспомнить детство? Как беззаботно бегали мы по двору, играя то в казаков-разбойников, то в царя горы? Как здорово было иметь прозвище косматый, кабан, гвоздь? Или как вся ребятня со двора с благоговейным ужасом обходила дедушку горбатого, который и ничего плохого то и не совершил, но кабан всех уверял, что он людоед. Почему-то хочется добавить еще и шарики, газировку, карусели... Простая детская радость.
Или представить небо без единого облачка. В этой голубой бездне единственное, что согревает нас, так это солнце. Нет, безусловно, его лучи греют нас почти каждый день, но когда оно одно, оно еще прекрасней. Не правда ли?
Так о чем же я? Все о нем, о счастье. О наших чувствах, когда мы нашли то или тех, кто нам нужен. Мы начинаем ограждать от потери это счастье. В минуты, когда наша радость выше всякого предела, мы пьем коктейль из неописуемых эмоций, похожих на столб огня, всю яркость вкусов и ароматов которого мы можем понять, лишь испытав чувства, сравнимые только с детской радостью.
Также и о настоящей любви. Ее силы, как огонь. И единственный смысл жизни – это любимый человек, как яркое солнце в голубой бездне.
***
Для них все начинается заново. Другие поцелуи, чувства, секс. Они еще не знают, сколько бед ожидает их на их новом пути. Будущее всегда покрыто тайной. Всегда. Пусть так будет и в этой истории, ведь она еще не кончается.
Давайте на секунду представим, что такие люди живут, что они существуют на этой планете? Для нас они всегда будут необыкновенными, только лишь потому, что о них уже написано. Да и разве об этом можно молчать? Мы знаем, что и теперь каждый из них будет сам по себе. Один слеп, другой зряч. Между ними бездонная пропасть взаимного незнания и... любовь? Но к чему или к кому она, эта любовь? То ли друг к другу, то ли к одиночеству, которое теперь и одиночеством-то назвать нельзя, потому что оно разделено на двоих.

Конец.

[\]

БОНУС К “THE MIROR WAS TWO FASED”.
Легенда для Саске.

В детстве отец часто рассказывал нам с братом разные легенды, вот одна из них. Она очень нравится Наруто да и мне тоже. Пожалуй она самая волшебная из тех, что  хранит моя память...

***

Пекарня.
Был обычный серый деревенский вечер. Ранняя осень только взяла бразды правления в свои руки. Природа еще не перебралась на пастельные тона, не сменила свой наряд на более скромный, а сияла всей своей первозданной красотой. Селяне возвращались с полевых работ уставшие, едва стоявшие на ногах, но все равно счастливые. Ведь они обеспечили себе хлеб и воду на всю предстоящую зиму. Год был отменно урожайным.
На окраине этого села стояла пекарня. Сказочное здание, где работала вдова, потерявшая мужа и двух сыновей. Ее хлеб всегда отличался удивительной мягкостью и вкусом потери. Он не был исполнен болью, но всегда, откусивши от него хоть кусочек, чувствовалось, как грусть легкой тенью садилась совсем рядом, обнимала за плечи и не отпускала до самой ночи.
Даже простая домашняя булка была преисполнена вкусом. Любили эту пекарню и селяне, и приезжие гости. Никто из них не мог насытиться сладостью этой грусти, иноземцы покупали этого хлеба в немыслимом количестве, а потом вновь возвращались в неприметную деревушку к вдове. Некоторые из них даже селились неподалеку.
Но однажды тихим вечером у пекарни стоял сирота. Он неловко переминался с ноги на ногу, не решаясь открыть широкую дубовую дверь и зайти. Это был смуглый мальчик со светлыми волосами и глазами цвета утреннего неба. На вид ему было лет 5. 
Собравшись с силами, он взялся за ручку и открыл дверь. Она приветливо заскрипела, приглашая вечернего гостя внутрь. Мальчик подошел к прилавку, схватился за него руками, встал на едва заметную выемку на полу и, сравнявшись с кассой, протянул вдове билет. Билет на представление циркачей, приехавших к ним совсем недавно. Этот билет достался ему случайно, но не это ли есть подарок судьбы?
 - Мне, пожалуйста, счастья, – тихо прошептал он, глядя на женщину своими большими небесно-голубыми глазами. – На весь билетик, - и протянул его вперед, насколько хватало длины руки.
В первые мгновенья женщина немного опешила, но уже спустя несколько дней мальчик был взят под ее опеку, тем самым получив семью, дом и любовь сухого сердца вдовы. Она научила его всему, что умеет, а он взамен подарил ей новый смысл жизни.
И по сей день стоит эта пекарня на свете, в той же безымянной деревушке, на ее окраине. Только хлеб теперь не навевает грусти. Нет, он все также поражает своим вкусом. Но только теперь он заставляет улыбаться и дарить радость близким людям.
От бывшего светленького мальчика осталась только непослушная шевелюра, на которую у матушки не хватает сил обстричь, и глаза цвета вечернего неба, становившиеся со временем все темнее и темнее. 
Не печет больше вдова хлеба, ее сын с женой содержат ее и ухаживают. Взамен она следит за маленьким белобрысым чудом - ее непоседливым внуком, за которым нужен глаз да глаз. «Весь в отца пошел», - часто думает она. С ним теперь вдова проводит дни, недели, месяцы и года, даря ему свою грусть, любовь, а иногда даже рассказывая ему эту легенду о славной пекарне.
 

Вот теперь: "Конец".