Название: The mirror was two faced.
Автор: Mnemozina (Beth Mnemosyne).
Бета: пока не бечено.
Пейринг: Саске/Наруто
Жанр: Romance, Angst, ООС по желанию, AU.
Рейтинг (для глав): R (не очень разбираюсь в рейтингах, но должно быть так)
Состояние: 2, 3 главы.
Размер: Все-таки Миди.
Дисклеймер: Кисимото.
Предупреждение: slash, ненормативная лексика.
Саммари: « - Анкету заполните сами. С вашего позволения я откланяюсь, а ребенок, - юноша подошел к двери, открыл ее, и, уже закрывая, произнес, - мне нужен голубоглазый блондин. До свидания».
От автора: Критика приветствуется.

Глава 2. Книга мечты. 
- Да, Пейн... О нем можно действительно рассказывать много, и об его ООО «Акацки» тоже есть что добавить. Но это позже. Пожалуй, сейчас будет лучше перейти к моей жизни. Начнем с того, что я гей. Мне продолжать? 
- Да, - коротко ответил Саске, едва сдерживая смех. Время идет, а Наруто остается прежним. Такой же бестактный, взбалмошный, хоть и поумеривший свой пыл, но все же такой же, - пожалуйста, продолжайте. 
- С первого дня жизни с Учихой мне были поставлены жесткие условия. Поскольку в приютской школе мне не могли дать «достойного» образования, мне наняли пять учителей основных предметов: японский, английский, математика, экономика, естественные науки. Результат ниже 95 по стобальной шкале приравнивался к нулю. А ноль в свою очередь к тройной пересдаче, так что сам собой появлялся энтузиазм к учебе. Кроме того мой «досуг», если его можно было так назвать, тоже был занят. Мне было предложено выбрать вид спорта и начать заниматься. 
*** 
Первую ночь в роли сына я провел в офисе главного штаба «Шарингана». Помню вечером я сел на диван в кабинете Саске и незаметно для себя задремал. Утром проснулся слишком рано и удивленно заерзал, как оказалось, уже глубокой ночью меня накрыли теплым пледом. Я выпутался из него и начал рассматривать кабинет. Первое, что бросалось в глаза, был стол. За ним сидел наследник Клана Учиха. Сейчас он не казался таким жестким, требовательным. Сейчас он был обыкновенным уставшим спящим человеком. На моего отца он вряд ли походил, скорее на хорошего и верного друга, старшего брата, но не на отца. Хотя какая разница? Сейчас мне открылась редкая картина, свидетелями которой стали немногие люди. 
Как ни странно, он улыбался, улыбался во сне. 
Забавный он, этот Учиха. Когда улыбается, у него ямочки на щеках. Нежные такие, почти незаметные, но я вижу. Еще он нос чуть-чуть морщит, когда злится, это я вчера приметил, когда он на секретаршу кричал. По мне так ничего, приятная девушка. Сакура, кажется. 
Я неуклюже попытался встать, но затекшие ноги дали о себе знать слишком поздно, и я упал на пол. Саске вздрогнул, резко сознавая реальность и выходя из сна. Его лицо все также не выражало ни одной эмоции, а глаза смеялись. Смеялись над моей глупостью и неуклюжестью, как-то совсем по-доброму, по-детски. Мне захотелось закричать во весь голос от переполнявших меня эмоций, а он лишь встал, потрепал меня по голове и ушел за завтраком. Такой простой жест, но почему-то где-то внутри меня было так тепло... 
После еды, когда мы пили чай, он впервые за это утро заговорил: 
- Собирайся, нам нужно по магазинам. 
- Хорошо! 
Вот и вся утренняя беседа. Немногословно, но содержательно. 
За день мы обошли всего несколько магазинов ведущих мировых брендов, но было такое чувство, что мы закупались на несколько лет вперед. В жизни не видел столько одежды. Нет, не так. В жизни столько одежды не было куплено для меня. 
День прошел быстро, а затем и незаметно подступил вечер. Мы сидели в каком-то небольшом придорожном кафе, пили чай. Как мне казалось, слова здесь были не нужны, но Саске второй раз за день нарушил молчание: 
- Завтра у тебя занятия, - сказал он. 
- Какие еще зан... – меня бесцеремонно прервали: 
- Должного образования в приюте тебе дать не могли, поэтому придется нарабатывать сейчас. У тебя есть год, чтобы пройти основные предметы. Какие, ты узнаешь завтра... - его спокойный голос поражал. 
«Ни одной эмоции, ни одного лишнего слова... Небрежная, безразличная ко всему холодность. Это просто машина. Поразительно: только я подумал, что он сделал шаг навстречу, как, едва завидев цель, он отступает», - неизвестно, от чего мне стало такбольно, но что-то определенно отдавалось глухой болью в сердце. А Учиха все продолжал, сочтя мое молчание за положительный ответ: 
- ... Прекрасно, тогда твоим домашним обучением будут заниматься учителя. Я хочу, чтобы ты за год преуспел не только в учебе, но и начал заниматься спортом. А теперь главное: меня не волнует, как ты это сделаешь, но я буду ждать результатов. Мне не нужно ждать начала новой недели, года, месяца. Ты начинаешь завтра. Единственное, что от тебя требуется, как я уже говорил, – результат! В противном случае, каждая тема, по которой у тебя будет меньше 95 баллов, будет проверена лично мной три раза. И последнее: по окончанию года практику по экономической части ты будешь проходить в ООО «Акацуки». Все ясно? 
Я молча встал из-за стола, поклонился и вышел на улицу. Я стоял у машины. Шел проливной дождь, но это было даже к лучшему, ведь на душе тогда стояла такая же погода, как и за окном. Саске усмехнулся моей выходке и дал мне памятное прозвище: «Уссуратонкачи». Хотел бы я знать, что он тогда думал.... 
*** 
«Что я тогда думал? Даже теперь, зная, что это «дела давно минувших дней», вспоминая свои мысли, я удивляюсь своей же глупости. Я был слишком прямолинеен и несгибаем одновременно. Мне казалось, я все делаю верно, ведь так воспитали меня, только я не учел, что это была не моя жизнь, и решать ее было не мне...» - думал Саске. - «Но, кажется, я отвлекся». 
А Наруто все говорил и говорил. Теперь ему не было важно, чтобы его слушали, он сам с головой окунался в собственные воспоминания, и каждая деталь, что всплывала в памяти, представляла для него огромную ценность. 
*** 
«Я принял его условия игры, - говорил он, - и дни для меня смешались в одну разноцветную массу. Мне с детства нравились коньки, поэтому видом спорта я выбрал фигурное катание. Так прошел год. Учеба – каток – офис – снова учеба. Часто я ночевал у него в штабе, ведь домой мы всегда приходили вместе, это было нашей маленькой традицией. Но однажды Саске вернулся с переговоров слишком поздно. Времени было около двух часов ночи, а я все ждал, ждал его. К тому времени я уже прошел годовое обучение. Теперь в мои обязанности входили лишь занятия спортом и двухгодовая стажировка у Пейна, которая практически завершилась. 
Время, помню, тянулось отменно медленно, и тогда я начал рассматривать стол Учихи. 
Перьевая ручка, пара паркеров, ноутбук, телефон и какая-то старая книга, которую, по всей видимости, он забыл убрать в стол, под замок. Я взял ее в руки, рассмотрел со всех сторон и, шумно выдохнув, открыл. Это был старинный альбом. Я начал медленно и жадно рассматривать каждую его страницу. Вот совсем маленький Саске с мамой и папой, рядом с ними стоит юноша, очень похожий на Учиху, наверно, старший брат или родственник. 
Почти каждая фотография на обороте содержала надписи, что делало этот альбом более сходным с дневником, чем с хранилищем для снимков. 
Внутренний голос говорил, что читать это мне не надо, но все-таки, раз Саске не было, я решился. На первой фотографии значилось: «Тогда мы жили в частном доме, отец работал, мать следила за мной и Итачи. Папа часто приходил домой пораньше, вырывался, как только мог. Каждый вечер по традиции отец вместе с матерью проводил в детской, обнимал нас и, садясь под большую настенную лампу, рассказывал нам старинные легенды. Они были, действительно, волшебными. До сих пор я не знаю: то ли папа рассказывал их как-то по-особому, то ли сами истории про пекарни, маленьких и смешных троллей и других сказочных героев меня захватывали». 
На второй фотографии Саске выглядел ровесником Наруто, когда тот только что был усыновлен. Такой еще нескладный подросток. «Какой же Учиха обычный. Обычный человек», - тогда думал я, читая надпись: «А время шло, отец основал сеть развлекательных центров «Шаринган», но когда его бизнес пошел в гору, он оставил семью. Он стал чаще пропадать на работе, о сказках на ночь мы и забыли. Теперь Микото в одиночестве каждый вечер читала нам легенды, только такого волшебства, как прежде, уже не было». 
Видимо, счастливые времена закончились для Саске именно тогда. На следующей фотографии была его мама на больничной койке, на обороте было написано: «Спустя некоторое время отец стал очень редко бывать дома, а мать уже не отвечала на телефонные звонки. Смысл? Опять звонит какая-нибудь девица. Микото начала тихонько увядать... Через три месяца ее увезли в больницу, вот ее фотография: она лежит на больничной койке частной отцовской клиники и улыбается. Отец даже не приехал попрощаться с ней, а она из последних сил ждала и звала его. Тихо, не крича, не требуя лишнего внимания, ждала, чтобы в последний раз посмотреть в глаза, несмотря ни на что, любимого человека. Не дождалась. Умерла. Но, все же, даже неживая, она чему-то улыбалась. Я тогда не мог понять ее. Да и сейчас не понимаю. Отец ушел с половины похорон, даже не дождавшись погребения. Я ненавижу его. Его жизнь продлилась немногим больше. Он прожил еще несколько лет. Когда мне исполнилось 17, он погиб в автокатастрофе. Было бы глупо отрицать, что она не подстроена». 
К этой фотографии прикреплена небольшая записка: «Итачи уже было 19,когда не стало отца, поэтому на него свалились все тяготы семейного бизнеса. Он быстро пошел в гору. Но здоровье старшего брата оставляет желать лучшего: с каждым днем он, как мать, увядает. Невольно вспоминаешь: «За все в жизни надо платить». 
А вот фотография с 18-летия Саске: «Этот снимок, наверно, стал самым лучшим за последнее время. На ней Итачи, Кисаме и я стоим в парке и впервые за долгое время улыбаемся. Тогда брат освободился от дел на целый день, чтобы провести его со своей семьей. Как же здорово тогда было... Как-то совсем по-детски». 
Было еще много фотографий, но все они были безымянны, без надписей. Самая последняя пометка была очень короткой: «Мне часто снится Микото. Сначала как она читает книгу, потом как играет на пианино, а последнее, что я вижу – ее на больничной койке. Затем сновидение рассеивается, и почти всегда я просыпаюсь в офисе, за своим рабочим столом. А совсем рядом, на диване всегда мерно посапывает Наруто. Узумаки, ты ...». Многоточие... но все равно приятно. 
Судьба, которую мы сами творим, часто идет против нас. На страницах этого старинного альбома вся жизнь Саске. Он помнит и те счастливые, и несчастливые времена. Новых фотографий становится все меньше, а старые служат лишь воспоминанием о былом... Учиха пересматривал его уже неединожды, оставлял записи, пометки, страницы его настолько истерты и стары, что некоторые из них были подклеены не менее старым скотчем. 
Я не удивился, когда хлопнула дверь в кабинет, когда альбом выпал у меня из рук, а я, обернувшись, увидел в сантиметре от своего лица лицо Саске... Около трех секунд мы стояли так. Около трех секунд я смотрел в его глаза. А он смотрел на меня с каким-то непониманием, потом его зрачки резко сузились. Узнал. Он развернулся, сделал несколько шагов до дивана, сел на него и мгновенно уснул. Я накрыл его теплым пледом, как когда-то он меня. 
Всего в считанные мгновенья мне стало ясно многое из жизни Саске, его скрытность, холодность - все прояснилось. В ту ночь я уснул с рассветом, сидя на диване рядом ним. Я долго думал, ведь последнее, что я увидел на корке альбома – типографскую надпись производителя: «ООО «Книга мечты». Как забавно. Книга мечты. Нет, ну бывает же такое». 

Сон. 
Мне не снилось ничего примечательного: какая-то книга. Я листал ее страницы, и незаметно для себя начал читать одну за другой. Не помню точно, о чем говорилось, но общий смысл мне ясен... 
Их было двое. Сначала поодиночке, а потом вместе, но все равно двое... Они, словно два пешехода, шли по одной и той же тропе, только с разных ее концов, но каждый в своем темпе. Они жили и шли со своей моралью. Но настал час и два пешехода встретились. Их одиночество заполнилось друг другом, разделилось одно на двоих, для них начался новый этап жизни. 
Настолько рядом, что можно реально ощутить ветхую границу себя, сказать: вот, здесь моя граница, а дальше начинается кто-то другой. Иногда можно приподняться на цыпочки, и краем глаза заглянуть в чужие глаза, но только на одно мгновенье, потому что там, сквозь эту непроглядную тьму и туман следует то, что не доверяется даже самым близким. Само человеческое существо. Тьма или свет. Не важно. 
Так они шли рука об руку, плечо к плечу, спина к спине... Путь был не близок, так летели многие года, и вот впереди выросла огромная гора... Один пошел через нее, а второй выбрал путь «умного» - обойти. Во сне я читал путь каждого, был их тенью. 
Путь первого занял мучительное восхождение, которое меняло его взгляды, манеру поведения, но не притрагивалось к стержню. Спуск занял у него гораздо меньше времени, на тот момент он уже принял себя таким, каков он есть. Все преграды преодолены, он изменился как внутренне, так и внешне, и вот виднеется финиш, а на нем стоит второй. 
Его путь тоже был не из легких. По мере того как он шел, ему не было ни тяжело, ни сложно. Он шел проторенной тропой, ведь ему не впервой было терять близких, и хоть этот путь был не нов, что-то другое в нем чувствовалось. Он стал вспоминать все хорошее, что происходило с ним в те счастливые времена сосуществования... К финишу он пришел тоже другим человеком, изменившимся больше внутренне. 
Встретив первого, он взял его за руку... А их поцелуй связал их до конца жизни. Они еще много говорили каждый о своем пути, внимая каждому слову друг друга, а ветер был им незримым помощником, помогал подбирать нужные слова, ведь он, как я, путешествовал с каждым из них, знал все их тайны. 
И я понял. В одиночестве, в этих его сумерках, стираются границы естества любого, поэтому всегда требуется второй пешеход, который смог бы разделить его с тобой. 
*** 
Утром я проснулся все также на диване, снова был укутан в плед, снова за столом сидел Саске и просматривал какие-то документы. 
- Ты трогал мою вещь. Зачем? 
- Ты ее не убрал, значит, можно было посмотреть. 
- Ты, сукин сын, да я разве лезу в твою жизнь? – он так быстро вспыхнул. 
- О, вы только посмотрите, у нашей девочки похмелье. Она вчера перебрала и показывает зубки. 
- Не шути так со мной, Наруто, - сказал он это тихо, деланно спокойно, примерно так он разговаривал в приюте, когда подписывал документы. 
- А то что? 
- Ты, блядь, не понимаешь, кому пытаешься перейти дорогу. Я. Тебя. Раздавлю, - последние слова были сказаны точно, четко, отработанной фразой. Противно. 
- Что же ты со мной сделаешь Саске? Трахнешь и выкинешь? Или что-то другое придумаешь? Ты, сука, нихера не понимаешь, что ли? Ты не один такой несчастный. Все время, что ты меня усыновил, я работал. Сначала учился, зубрил все до последнего. Как проклятый, отрабатывал на льду все приемы, набирался опыта. И все для тебя, сука. А ты? Ты что-нибудь сделал? Хоть один шаг навстречу? Чего молчишь? Сказать нечего? 
Он резко встал с кресла, приблизился ко мне и сильно ударил по щеке. 
- Ты не имеешь права так говорить, - больно. Саднит щеку. 
- Я не имею? То, что я узнал о тебе... Ты молчишь... Ты, как удав, стягиваешь мне горло. Мне тяжело дышать, понимаешь? А альбом показал мне тебя с другой стороны, - Наруто говорил отрывисто, будто задыхаясь собственной яростью. – Ты хоть раз спросил, как я попал в приют?! Нет, тебе же не интересно. Так, око за око. Я попал в него только в 13. За два с половиной года до встречи с тобой меня привезли в одну из токийских больниц. Меня сбила машина, и вдобавок я сильно ударился головой сначала об ее лобовое стекло, затем об асфальт. В итоге у меня была амнезия. Мне сказали, что до столкновения очевидцы видели меня с мужчиной, возможно с моим отцом. Я оттолкнул его, и поэтому попал под машину. Я его спас. Потом на удивление быстро у меня восстановилась поврежденная часть головы. А за мной так никто и не пришел. Какой же сволочью я тогда был, но так чтобы никто? Никто, - из моих глаз текли слезы. Я медленно подошел к Саске и отвесил ему сильную оплеуху, - ты такой не один. Запомни это. 
- Убирайся. Слышишь меня? Убирайся! Пошел вон! 
И я ушел. Сдержанно поклонился и вышел, сказав напоследок: 
- Прощай. Только не пожалей о своих словах. Ладно? 
Вот так вот просто все закончилось... А начиналось ли? В этот же день я забрал все свои вещи из «Акацуки» и ушел. Я не взял ни йена с собой. Мне было все равно. Мне было спокойно. «Наконец-то Саске на меня отреагировал. Пусть это был первый и последний раз, но я заставил его вылезти из скорлупы, вывел его. Возможно, сейчас он изменится», - думал я. 
Я с улыбкой встретил новый день, выходя из здания второй по значимости корпорации Японии. У себя на столе я оставил газетную вырезку. На ней Саске обнимал меня за плечи, там же была приложена и статья. Она называлась: «Я рядом». У меня было два экземпляра, поэтому один из них я подарил Учихе. На память. Ведь это была чуть ли не единственная наша с ним фотография. Когда после интервью вечером мы ехали в офис, он всю дорогу молчал. Но потом, выйдя из машины, я уже было направился к черному входу, но кто-то обнял меня сзади. Как на снимке. Обнял так, как не обнимал никто до этого. И я услышал шепот: «Я рядом». Потом он разнял крепкое кольцо рук и пошел вперед, я поспешил за ним. Было так хорошо на душе. 
«Спасибо всем. За все спасибо, - мелькали мысли у меня в голове, - а главное, спасибо тебе, мое сердце. Как больно. Но какое же ты сильное. Ты все еще умеешь любить, хотя тебя снова разбили. Ты любишь Саске? И я люблю. Как нелепо. Ты, мое сердце, помнишь все, но забываешь обиды. Но почему же ты бьешься теперь в совершенно другом ритме? Почему же поешь то тенором, то минором? Почему даже сейчас замираешь от радости и предвкушения неизбежной встречи? А ведь так больно уходить, если задуматься», - думал я, последний раз оглядываясь на совсем недавно ставшее родным здание. 
И все. Так я ушел. 
… Я сидел на крыше девятиэтажного дома, было около четырех часов дня и хорошая осенняя погода. Голубое небо отражалось в моих глазах, оно было настолько чистое, что казалось, нарисуй я его сейчас, критики не приняли бы моей работы из-за недостоверности. Но небо было такое, что не видно было ничего, кроме этой бесконечной синевы. Я ощущал, как небесные токи пронзают меня. Мое сердце бешено билось, и казалось, что еще мгновение, и оно разобьется о грудную клетку на тысячи тысяч осколков. И все-таки тогда я понял, как тяжело уходить. Ветер все также трепал меня по голове, все также пролетали мимо птицы, а я сидел на крыше девятиэтажного дома и смотрел на небо. Нет, я не хотел спрыгнуть, нет, я просто искал того себя, которого потерял с Саске. 
И я нашел. Внутренний голос говорил мне, что между мной и этим пятнадцатилетним мальчуганом есть много общего, и я чувствовал, что являюсь его частичкой, но память отказывалась вспоминать детали…. Она отказывалась соединить меня и уже не меня. 
Так продолжалось несколько часов. На крыше сидел я и с широко раскрытыми глазами смотрел в небо. Если бы кто-то из окон стоящих рядом домов повнимательнее посмотрел на меня, то ничего не увидел бы кроме блондина, с грустной улыбкой смотрящего вверх. 
В тот момент время для меня остановилось, помню лишь, что спустя два часа я был у Кибы. К этому человеку я мог заявиться в любое время суток и, ничего не объясняя, остаться у него. За то время, что я пребывал в приюте, он стал моим лучшим другом, но с наступлением совершеннолетия он ушел, оставив мне свой адрес. Я не стал уезжать из города, кроме того квартира моего друга находилась совсем недалеко от офиса Саске. Я решил последовать старой поговорке: «Если хочешь что-то спрятать – спрячь на виду». Для Учихи характерны глобальные действия: если месть, то за семью, если побег, то на край света. А так, даже если он захочет меня найти, не найдет. Я был уверен. 
Ночами я долго не мог заснуть, у меня постоянно стояла перед глазами картина, увиденная тем днем. Шестое чувство подсказывало мне, что, несмотря на то, что видение прошло, часть волшебства все же осталось у меня где-то внутри. С этими ощущениями я вскоре засыпал. 
Я устроился на работу в цветочный магазин, жил все также с Кибой. Однажды, возвращаясь из клуба, мы с ним перебрали и поэтому вызвали такси. Случилась авария, я вообще смутно помню, как все произошло. Мы ехали, громко играла музыка, я слышал смех. Мы явно много выпили, а потом резкое торможение, я помню, что сильно ударился о переднее сиденье и все. Дальше темнота. Больше я ничего не вижу. Единственным выжившим стал я. Мне безумно повезло. Потом ко мне пришел Джирайа. Он долго ругал меня, кажется, даже позволил себе легкий подзатыльник. А потом внезапно обнял меня и забрал из больницы, я как завороженный просил его не говорить ничего Саске. И, поддавшись моим уговорам, он перевез меня в свой дом и начал заново учить жить. Совсем, как когда-то в приюте. У него я прожил около года, пока полностью не восстановился. Затем я переехал в квартиру Кибы, купил собаку и назвал ее в его честь. Чтобы помнить. Джирайа, как я уже говорил, часто меня навещает. 
*** 
С тех пор прошло много времени. Мне уже двадцать пять лет, я в жизни совершил много плохих и немного хороших дел. Но я живу, иногда слышу о Саске от старика Джирайи или в новостях... Мне интересно как он там, что с ним. Нашел ли он себе невесту? Может, иногда вспоминает обо мне? 
Вот собственно и вся моя жизнь. Вся. 
Который сейчас час?»
[/]