Новосибирск. 2009-ый.  Сижу, развалившись, на старом ободранном кресле в актовом зале  очередного дворца культуры. В одной руке пачка сухарей, которые я мечтала умять на протяжении всего дня, в другой - микрофон, - на случай, если мне что - то не понравится. Тусклое, серое, слабоосвещенное помещение, словно после ядерной войны еще больше усиливает чувство голода Так уж случилось, что сегодня я не просто измученная  ведущая очередного музыкального мероприятия. Сегодня я еще и режиссер-постановщик данного концертного шоу. Генеральная репетиция. Завтра всё состоится. И мне заплатят. И тогда я куплю двадцать пачек этих чертовых сухариков и буду есть их весь день.

Боже, сколько их много. Мне кажется, что эти музыканты и  их творческие руководители  не кончатся никогда. А если они и кончатся, то только к завтрашнему дню, когда нужно будет начинать уже сам концерт. И каждому нужно прорепетировать не менее ...цати раз. А мне, разумеется, запоминать все изменения в сценарии и их выступлениях. Если честно, это, пожалуй, самая нудная работа - по тридцать раз повторять одно и то же, чтобы до исполнителя наконец-то дошло, как именно будет построен его выход на сцену.

Рядом со мной Темка, мой старый напарник и по совместительству хороший приятель. Знаем друг-друга уже лет десять, чуть ли не с детского сада. После репетиции очередного участника он не выдерживает, берет микрофон и произносит:

- Перекур! Обеденный перерыв 15 минут.

Обеденный? Стрелки моих часов уже показывают семь вечера. Это значит, что мы сидим в этом чертовом кресле уже 9 часов. Но вот пообедать, вернее, перекусить нам точно сейчас не помешает.

Грызем сухари. На голодный желудок даже эти канцерогенные "ешки" кажутся божественными на вкус. Темка очень аппетитно чавкает в микрофон, который забыл выключить. Вокруг нас очень много людей, которые гремят, кричат, суетятся, но наш взгляд падает лишь на одну девушку. Девушку с порядковым номером тридцать шесть. 

Когда она прошла мимо нас с сигаретой по направлению к выходу, мы с моим напарником невольно переглянулись. Эта странная особа выглядела очень нелепо: по вышарканным на коленях леггинсах можно было понять, что им уже довольно много лет. Расстянутая, изношенная, наверное когда-то мерцающая кофта превратилась в мешок, который обволакивал её силуэт. А поверх всего - старая мужская куртка со сломанным замком, размеров на пять больше, чем сама девушка. Волосы, природного желтого цвета собраны резинкой в тугой низкий хвост. На бледной, белейшей коже лица не грамма косметики.

Глаза Темки, в этот момент, казалось, увеличились раз в двадцать пять: 

- Ты ЭТО видела? 

Еще бы я "это" не видела. В своей жизни я встречала самых разных людей, но такую девушку, признаюсь, я увидела впервые.

Тема все не унимался:

- И как можно этот бомж-стайл на сцену выпустить?!

В конце-концов, мне удалось его успоить. Ибо концерт, который завтра состоится всего лишь обычный концерт по интересам. Люди придут на него послушать новой музыки, а не оценивать новинки фэшн-индустрии.

Опускаю глаза на сценарий, ищу тридцать шестой номер в списке исполнителей.

Её зовут Яна Канашлент. И она репетирует следующая.

По мере приближения этой особи к сцене моё удивление выходит за рамки дозволенного: девушка, которую только что обозвали бомжихой, достаёт из чехла гитару  Gibson Custom Michael Bloomfield Aged 1959 Les Paul Standard - одну из самых лучших, и что самое главное, дорогих, гитар в мире.

-Про таких людей нужно арт-хаусные фильмы снимать, - шепчу я своему напарнику.

- На деньги, отданные за этот мощный шестиструнный инструмент, можно было бы купить несколько комплектов новой одежды, набор косметики, сходить к парикмахерскую и купить себе другую гитару - немного попроще, - ухмыляется Тема.

Мой приятель давно мечтает о Гибсоне именно этой модели. Неужели он завидует "бомжу"?

- Здрасьте. Сделайте, пожалуйста звук погромче, - это была единственная фраза, что она произнесла перед репетицией.

Три. Два. Один. 

Слышатся первые чистозвучащие аккорды. Она начинает петь. 

Как ни странно, но впервые за этот мучительный день в зале слышится голос лишь одного исполнителя.

Все слушают, удивленные не меньше нас. Кто-то открыл даже от потрясения рот, а у некоторых из тех, кто прислушивался к тексту, видны слезы на глазах. Крупные капли воды.

Я и сама поддалась этому гипнозу. Её голос, не смотря на довольно низкий тембр и явную прокуренность очень тесно сочетался с музыкой, которую она создавала своими руками. Она пела о человеке, которого больше нет. О мужчине, которого она потеряла.

Она не плакала, она улыбалась и постоянно смотрела в одну точку зала, как будто бы там уже собрался народ. Обращаясь к невидимому зрителю, она будто спрашивала у него, как его дела, хорошо ли живется ему на небесах и интересовалась, ждет ли он её еще  там, на небе.

В тот момент я поняла, что она потеряла всё. У неё есть только гитара и эти песни, которые помогают её жить.

-Спасибо, - девушка скрылась в толпе музыкантов.

- Она под кайфом. У нее зрачки расширенные, - сказал мне Тёма.

- Но даже то, под чем она находится, не убавляет в ней искренности, - ответила я своему напарнику, - она настоящая, в отличии от остальных, кто здесь находится. Она рассказывает нам о том, что творится внутри ее сердца.

На следующий день, незадолго до её выступления, я встретила её все в той же одежде, курящей за кулисами какую-то гадость.

- Скажи мне, зачем ты куришь это? Это же тебе совсем не надо, - спросила я у неё.

На лице девушки застыло удивление:

- Как не надо? Если я не скурю это, то Алекс не сможет прийти ко мне сегодня на концерт и посмотреть моё выступление. Без этого он меня просто не найдёт.

- Алекс? Это твой друг?  Так это ты для него поешь?А какая связь между ним и этой дрянью, что сейчас ты собираешься поджечь? - эта девушка меня удивляла все больше и больше.

- Конечно, я всегда пою только для него. Я и на гитару долго копила...Он всегда хотел именно её, именно этот "Гибсон".  Дело в том, что только я не всегда могу его видеть. Шесть лет назад Алекс ушел от меня. На небеса. Полтора месяца мы были с ним вместе, гуляли по Раю, ели сладкие фрукты, пели песни... А потом....А потом меня послали снова в Ад, на Землю. Представляешь, сижу себе в Раю, грызу яблочки, засыпаю в объятиях у Алекса, а просыпаюсь на больничной койке, среди десятка капельниц и нифига не чувствую. Даже ног и рук как будто у меня нет. Наверное, Алекс был сильно хорошим для меня. Вот поэтому, он сейчас в Раю, а я заживо горю в Аду. Но иногда он приходит. Тайно. Никто об этом не знает, кроме нас двоих. Это наш с ним большой секрет. Ты же никому об этом не расскажешь? А теперь, прости. Мне нужно сделать это. Оставь меня, пожалуйста, у меня осталось мало времени, скоро мой выход.

Во время выступления очередного исполнителя я обдумывала все, что сказала мне эта странная девушка. Я ошиблась, подумав, что  кроме гитары у нее ничего нет. У нее есть настоящее искреннее сердце. Она посвящает свои песни единственному человеку, из всех находящихся в зале. И каждый, кто находится в этом зале во время её выступления думает, что он - тот самый человек. А этого человека на самом деле не существует.

Если бы я была режиссером, я бы сняла про неё арт-хаусное кино.

Через несколько минут на сцену вышла и Яна.

-Здрасьте.

Три. Два. Один. 

Слышатся первые чистозвучащие аккорды. Она начинает петь. 

Впервые за весь концерт в зале слышится только один голос - голос этой странной девушки.

Все слушают, удивленные и пораженные. Кто-то открыл даже от потрясения рот, а у некоторых из тех, кто прислушивался к тексту, видны слезы на глазах. Крупные капли воды.

А Яна просто пела и улыбалась, постоянно смотря в одну точку зала.

Алекс сегодня пришёл.