300-летие Санкт-Петербурга. Продолжение:
Итак, Шоу состоялось. Но теперь надо было куда-то девать полторы тысячи статуэток, изготовленных на каждую минуту юбилейного дня города. Себестоимость каждой статуэтки была около 300 долларов. Все наше мероприятие являлось по сути рекламной акцией для этих статуэток. Я только сейчас узнала, как огромны были вложения. И вот, пора было возвращать деньги инвесторам !
Теперь затраченные средства диктовали нам свои условия. Весь смысл жизни у Виктора сосредоточился на реализации этих статуэток. Как ни старалась я избежать рабских условий их длительного контракта с Николаем Адащиком, всё равно Виктор решил по-своему. Теперь ему ничего не оставалось делать, кроме как всеми усилиями создавать достойный имидж для их гениального проекта. Дело требовало дальнейшей доработки и всё новых и новых вложений в рекламу.
Международный уровень проекта, похоже, не пугал и не смущал Виктора, у которого в кармане было пусто, а семья «сидела на чемоданах» во временной квартире. Он взялся за такое нешуточное дело, чтобы одним махом вырваться из той глубокой воронки, в которой мы сидели последние годы. Измученная слишком затяжным кризисом, я страшно волновалась за него, но что-либо предпринять было не в моих силах. Я могла заработать разве что на питание ребёнку... Всё это время я чувствовала себя беззащитной и бесконечно одинокой.
Психологическая «усталость» тяжёлым бременем давила на мои хрупкие плечи, не давая возможности «распрямиться», чтоб проявить хоть какую-то инициативу. И я послушно «плыла по течению», выполняя мелкие распоряжения мужа-директора: занялась размножением фотографий с бесчисленных плёнок, монтажом и копированием видеозаписей с концерта, печатанием всевозможных итоговых списков и отчётов...
Офис центра «Браво!» стоял пустой и заброшенный. Казалось, он больше никого не интересовал. Наши партнёры как-то вдруг «растворились». Мне никак не удавалось организовать даже производственное совещание. Виктор не хотел «принимать командование на себя», пока не разберётся с проблемой сбыта «крылатых» символов. Остальные, похоже, пребывали в растерянности и не могли решить: радоваться им или печалиться.
Перерасход сил и средств, вложенных в этот проект был огромен. Ожидаемого вознаграждения я не получила, потратив при этом немало денег из личных сбережений на текущие организационные расходы фирмы.
Вторым потрясением для меня было таинственное исчезновение кассеты со съёмкой того самого концерта молодых исполнителей, который был моим детищем, воплощением моих надежд. В этой маленькой коробочке заключалось то, ради чего я терпела всё это широкомасштабное безумие... Целый месяц поисков и обещанное вознаграждение нашедшему не дали результата. Не получив даже морального удовлетворения за работу, я чувствовала себя ограбленной и опустошённой... Таким образом, на целый месяц я стала жертвой разочарования, душевного дискомфорта и одиночества.
На фоне кажущегося успеха проведённого концерта было особенно обидно сидеть дома, где каменной плитой сдавливала душу наша дальнейшая невостребованность. Выходя в ород, я чувствовала себя, как в пустыне, - общаться было не с кем, да и не о чем, кроме новоиспечённого «Символа времени».
Виктор затрачивал огромные усилия на установление многочисленных контактов, рекламируя бесценные юбилейные статуэтки. Но целый месяц его труда не дал и копеечного результата. Да ещё с каждым днём росло недовольство инвесторов, желающих поскорее получить свои денежки. Это создавало дополнительное напряжение, и мои нервы уже просто не выдерживали…
Прошёл ещё месяц благотворительных деяний: мы уже вручали свои статуэтки направо и налево, уповая на их дальнейшее продвижение. Но, оседая на чьих-то полках, они так и оставались всего лишь красивыми Символами. Нам же нужно было, чтоб они стали конвертируемым товаром. Виктор работал с огромным нервным напряжением: никогда прежде ему не приходилось заниматься подобными вещами: слишком эксклюзивным был товар. К тому же, на его рекламу без конца требовались деньги. Пришлось залезать в новые долги. У меня было ощущение, что мужа загнали по самую шею в глубокую траншею, да ещё без конца наступают на хвост, чтоб быстрее бежал... Причём, строго по заданной колее!
«Колея, колеёй, колее !»...
Я не могла ему помочь: моих советов и идей он не принимал. Его раздражало всё, что бы я ни сказала. Выражение его голубых глаз изменилось: в них отражалось пепелище его надежд, безысходная тоска и глухое уныние. Часто и подолгу он сидел в одной позе, уставившись взглядом в пол. Он отказывался замечать моё присутствие, не слышал моих вопросов, куда-то уходил и приходил домой без объяснений. Я обижалась, но видя как ему тяжело, тут же прощала его, жалела... Ведь, несмотря ни на что, я всегда была готова помогать ему, даже в безнадёжных, на мой взгляд, мероприятиях. Я пыталась переключить его внимание на поиск других мероприятий. Но повисшие тяжёлым грузом долги не позволяли ему думать ни о чём другом...
Ещё один месяц борьбы за продвижение этого проекта отнял столько сил и надежд, что этот благотворительный марафон нам всем уже стал казаться марафоном в чёрной дыре... Сам Виктор уже считал себя трупом. Вот только обязательства перед инвесторами не давали покоя. И он покорно, с выражением безысходности на лице, шёл на работу, словно отдавая себя на жертвенный алтарь...
А я… , я была существом парным, и моя половинка всегда вела меня по своему курсу. Он втянул меня в эту идиотскую игру, в которой мы оба ничего не смыслили, и поэтому, конечно, проиграли. Но, даже сейчас, словно под каким-то гипнозом, продолжали её, сами не понимая, зачем.
Наш офис и квартира были заполнены доверху крылатыми «Символами» в коробках, – живым напоминанием несбывшихся надежд. Они, как наваждение, были повсюду. Эта «пернатая стая» не позволяла нам оставить «наболевшую» тему. Поэтому, мы вынуждены были вновь и вновь составлять коммерческие предложения потенциальным заказчикам. В любой карьере нельзя терять темпа, даже если она «пробуксовывает» и кажется безнадёжной. Иногда нужно бежать, чтоб оставаться на месте.
2003 год
(продолжение следует.... )
