[301x400]
Выдавала себя в Париже за дочь императрицы Елизаветы Петровны, объявила себя претенденткой на русский пре­стол. Была арестована в Италии и доставлена в Россию. В 1775 году ее заключили в Петропавловскую крепость, где умерла от туберкулеза. Предание о гибели княжны Тарака­новой во время наводнения не соответствует действительности.

Иногда бывает трудно понять, почему то или иное имя неожи­данно прочно закрепляется в истории. Можно написать тома с объяснениями причин, можно искать научную подоплеку этому явлению, но тем не менее в подобном феномене популярности всегда скрывает­ся какая-то тайна. Авантюристка, о которой пойдет речь, не изменила ход истории, не вмешалась существенно в политические события, не повлияла на общественное мнение, ничего значительного не создала в искусстве, и все-таки ее личность продолжает волновать умы новых поколений. Сколько книг написано о Таракановой, сколько исследо­ваний, сколько споров. А, собственно, о ком? Можно сказать, о колос­се на глиняных ногах.

Самое интересное в этой биографии — ее запутанность. Никто так и не узнал правды — ни любовники авантюристки, ни следовате­ли Екатерины II, ни придирчивые исследователи. Думается, что сама княжна Тараканова слишком мало знала о своем происхождении, чтобы что-то скрывать.

Эта нервная, экзальтированная и в своем возбуждении прекрас­ная особа впервые привлекла к себе внимание общества в 1772 году. Точный возраст ее, по-видимому, тоже никто не знал. Сама она говорила, что ей 23 года, по некоторым документам, которые, навер­ное, были изготовлены лично их обладательницей, ей было 30. Да и современники имели разные мнения на этот счет. Все, конечно, зави­село от того, в каком состоянии они заставали нашу героиню, ведь женщине, как известно, столько лет, на сколько она выглядит. Теперь мы можем с определенностью сказать только, что княжне Таракановой было от 20 до 30 лет.

Подлинного имени авантюристки также установить не удалось, что, конечно, весьма удивительно, зная традиционную всесильность российского сыска и желание Екатерины докопаться до истины. Наша героиня именовала себя госпожой Франк, она же — Шолл, она же — Али Эметти, она же — княжна Волдомир с Кавказа, она же —Азов­ская принцесса, она же — графиня Пиннеберг и, наконец, — царица Елизавета. Только имя, с которым авантюристка вошла в историю, по курьезу человеческой судьбы, ею самой никогда не использовалось. Его нашей героине приписали исследователи, якобы исходя из того, что у потомков подлинной Елизаветы Петровны и графа Разумовско­го была фамилия Таракановы. Но как и настоящая жизнь авантюри­стки была соткана из недоразумений и случайностей, так и само ее имя привязалось к ней весьма случайно.

Сказка, сочиненная княжной Таракановой, больше подходила для женских романов конца XVIII века. Наша героиня будто бы не знала своих родителей, но крещена была по православному обряду, будто бы девяти лет отроду ее привезли в Петербург. Это случилось как раз в 1761 году, когда умерла Елизавета Петровна. Отсюда будто бы она попала к одинокой старушке, которая жила в полном забвении, осужденная на поселение и отрезанная от мира уже два десятка лет. Девочка постоянно хворала, как она якобы впоследствии поняла, от отравы, которую ей постоянно сыпали в пищу. Бедная сиротка жало­валась старушонке, вопрошая, что же стало причиной такой ее горькой участи. На что та шептала об особой роли в судьбе девочки Петра III.

Наконец настала минута освобождения. Нянька переманила на свою сторону татарина из ближайшего села, сговорилась с ним, и вот ночью они втроем бежали. Они пробирались среди непроходимых лесов и пустырей, пока, обессиленные, не попали под покровительство богатого перса Гамета, в доме которого, конечно, находился в это время наследник шаха Али и которого, конечно, разжалобила судьба несовершеннолетней изгнанницы. Наша героиня, безусловно, стала сказочно богата. И при дворе персидского шаха с ней обращались, как с наследницей великого престола, а потом она, конечно, случайно узна­ла, что является дочерью царицы Елизаветы и графа Разумовского.

Историки спорят, кто придумал эту биографию, кому впервые в голову пришли идеи выдать авантюристку за дочь Елизаветы. Дело в том, что сама по себе самозванка была выдающейся только в смысле безудержной фантазии по части прожигания собственной жизни в сплошных удовольствиях. Политика же, карьера ее не интересовали, да и сил внутренних на такое дело, видать, было маловато.

Одно ее занимало до чрезвычайности — деньги. Ради них она легко шла на любой подлог. По-видимому, княжна Тараканова при­думала себе «русскую» историю, наслушавшись рассказов о Пугачеве. Как раз в это время из далекой страны приходили интригующие известия о том, что в России неизвестный бунтовщик объявил себя Петром III, а наша героиня была расположена получать средства у доверчивых кредиторов путем красивых обманов. Неизвестной бро­дяжке вряд ли кто ссудит порядочную сумму, а наследнице престо­ла — весьма вероятно.

Интересно, что как раз накануне таракановской авантюры из Бельгии была выслана самозванка, которая выдавала себя за дочку императора Франциска I и жила в роскоши до тех пор, пока ее не потребовала к себе императрица, разоблачившая обман. Приемы под­лога были слишком похожи на поступки нашей героини. Возможно, что очередной блеф с русским престолом увенчался бы еще одним позорным разоблачением и очередным изгнанием из очередной стра­ны, но «бог шельму метит», и несчастная стала игрушкой в руках польских конфедератов — непримиримых врагов Екатерины. Княж­на Тараканова имела нескольких любовников в среде польских эмиг­рантов и удачно использовала их деньги, однако и сама попалась в ловушку политической игры. Вряд ли она задумывалась о последстви­ях, просто страстно любила сам процесс авантюры и охотно подхвати­ла предложения своих покровителей.

С того момента, когда был заключен негласный союз претенден­тки на русский престол с польскими конфедератами, Тараканова нача­ла действовать.

24 августа 1774 года она написала письмо турецкому султану, прося его покровительства и пытаясь использовать территориальные споры России и Турции. В этом послании она привела мотивы, кото­рые замедлили ее появление в обществе — тюрьмы в Сибири, отрава, ряд несчастий, уже известных и часто повторяемых авантюристкой. В письме она упомянула и Пугачева, назвав его своим братом. По странному стечению обстоятельств именно в этот день «брат» потер­пел решающее поражение под Царицыным и выкопал тем самым могилу своему предприятию. Но княжна Тараканова еще не знала всего, и к воззванию она приложила покорную просьбу — помочь ей поскорее встретиться с Пугачевым, который, по ее словам, тоже был сыном Елизаветы.

Затем наша героиня вместе с подстрекателями прибыла в Вене­цию, якобы для того, чтобы здесь ожидать турецких паспортов, раз­решавших отправиться за Балканы. Польские «друзья» княжны Тара­кановой устроили «высокородную» особу на жительство во француз­ское посольство, и многочисленное общество, посещавшее дипломата, имело возможность наблюдать, какие царские почести оказываются претендентке на русский престол. Надо сказать, что иностранные по­литики не имели желания вмешиваться в династические распри дале­кой страны, но на всякий случай некоторые выслушивали велеречи­вую, нервную женщину, облегченно вздыхая, когда она, получив небольшую сумму денег, покидала дом.

Письма турецкому султану благодаря хорошо поставленному сыску Екатерины до адресата не дошли, но княжна Тараканова об этом не знала и продолжала составлять разнообразные подложные документы. Авантюристка вошла во вкус и сочинила завещание придуманной матери, которое она показывала при первом удобном случае. Она бомбардировала своими претензиями на трон русского посла во Фран­ции Панина. Иногда кажется, что княжна Тараканова действительно поверила, что она дочь царицы Елизаветы, и это и погубило ее.

На ее беду на рейде в Ливорно стояли корабли русского адмирала Алексея Орлова, который к тому же находился в опале у Екатерины II. Княжна Тараканова словно лягушка в пасть удаву сунулась к Орлову с копиями завещаний мамаши и письмами. На этот раз она страстно просила графа определиться в своем отношении к обстоятельствам и решить, сможет ли он поддержать претендентку. Между прочим, наша героиня сообщила Орлову, почему завещание матери составлено в ее пользу, а не в пользу Пугачева. «Слишком длинны мотивы, чтобы их изложить на бумаге, — доверительно писала она, — достаточно с него (имелся в виду «брат») командования над людьми, которые всегда были привязаны к своим владыкам и владычицам».

Неизвестно, чем бы закончилась эта история, не желай проштра­фившийся подданный помириться с государыней. Возможно, Екатерина не скоро еще обратила бы внимание на соперницу. Орлов же понял, что такой хороший шанс выслужиться, не особенно затрачиваясь, ему вряд ли еще представится. Княжна Тараканова, конечно. полагала, что она по-женски неотразима, и получила лишнее тому подтверждение, когда в ее постели оказался бывший любимчик Ека­терины. Она искренне верила, что обманывает очередного мужчину, с помощью которого ей, возможно, удастся добиться успеха.

Утром 22 февраля 1775 года адмирал пригласил будущую импе­ратрицу вместе с ее верными помощниками — конфедератами — взгля­нуть на маневры русского флота. Княжна Тараканова была на верши­не счастья. Гремели громкие салюты, в воздухе носилось богатырское «Ура!», гостью приветствовали, как царицу. Женщина не заметила, как фаворит неожиданно растворился среди свиты. Через несколько ми­нут авантюристка вместе с сообщниками была арестована. Несчастная любовница требовала встречи с Орловым, гневалась, доказывала свое царское происхождение, но корабль «Исидора», где заточили узницу, уже взял курс на Россию, а адмирал на всякий случай отделался формальным письмом, из которого княжна Тараканова, наконец-то, поняла, в какую ловушку попала.

Следствие, учиненное по распоряжению государыни, вскоре зашло в тупик. Екатерина понимала, что история с авантюристкой не стоит ее сил и времени, но ее раздражало упорство злоумышленницы. Она приказала отпустить женщину, если та откроет тайну своего проис­хождения. Однако наша героиня была столь напугана и растеряна, что так и не смогла понять, в чем ее спасение. Княжна рассказывала сказки, сочиненные ею на воле, только теперь трактуя их как вовсе невинные забавы, при которых она никогда не претендовала на престол, а наоборот, стыдила всякого, кто осмеливался подталкивать ее к каким-либо претензиям. К тому же авантюристка была уже смертельно больна и не отдавала отчет своим действиям. Она умерла в одной из камер Петропавловской крепости от чахотки, так и не открыв тайну своего происхождения. Вполне можно допустить, что она и сама ее не знала.

А слухи пошли гулять по свету. Особенно прочно в сознание обывателя вошла жалостливая история о том, что прекрасная женщина погибла, забытая в камере во время сильного наводнения. Екатерина, как видно, понимала главную опасность и не зря старалась получить признание: отсутствие точных сведений создало легенду, и до сих пор судят и рядят о незаконных детях русского престола — Таракановых, а авантюристка, которая и по-русски не знала ни слова, стала симво­лической жертвой династических распрей и несчастной, коварно обма­нутой женщиной.