2050-й год.
Сотрудники, входя ко мне в кабинет, всякий раз цепляются взглядами за красочный плакат на полстены. Огромная башня, объемом так это тысячи на две комнат, красиво и гордо возвышается на полуразвалившейся горе прямо над глубоким ущельем. На другом стороне ущелья точно в таком же месте и на такой высоте мрачно смотрит на мир внизу узкими окнами-бойницами средневековая крепость.
Первая башня, это и есть Центр Высокой Технологии, созданный еще под эгидой Пентагона, опекаемый NASA, пользующийся поддержкой финансовых кругов Уолл-Стрита. У нас нет и никогда не будет ни таких высоких покровителей, ни таких денежных мешков за спиной. Не потому, что мы враждебны Пентагону или являемся центром мирового терроризма, просто в свое время было решено не распылять средства, а объединить усилия в одном месте. Одно дело, когда мир разделен на страны, и все втихую ведут бешеную гонку, другое – когда мир един или почти един.
Глядя на плакат, я заподозрил в Конрое Мунро, генеральном директоре Центра, зарождение чувства юмора, мог бы выбрать и другое место, а так слишком наглядно и символично это то ли единение старого и нового, то ли противопоставление отжившей дикости и сверкающего нового мира. Вспомнив Колю с его восторгами по поводу средневековья, я мрачно подумал, что до какой дури доходят некоторые, только бы сказать громче, что ничто не нравится в здешней жизни. Мне тоже не все нравится, но хотел бы я посмотреть, как Коля переберется в эту башню, где нет даже канализации, и дерьмо надо выливать из окон!
Кондрашов задержался, рассматривая плакат, перевел взгляд на меня.
- Шеф, это напоминание?
- Верно мыслите, юноша.
- А что это символизирует?
- Что это всего лишь соперник, - ответил я. – Что его победа еще не предопределена.
Он снова посмотрел на плакат и на этот раз смотрел долго, пристально, словно выбирал место, куда шарахнуть крылатой ракетой. Наконец сказал гробовым голосом:
- А кто сказал или даже подумал, что наша лаборатория сдалась без боя?
- Кампания, - напомнил я.
- Тем более, - прорычал он.



2051-й год.
Ехал мимо дома, где обитает Коля, вспомнил звонок Светланы, что у него что-то совсем плохо с давлением, совсем себя не бережет, взглянул на часы, время есть, свернул к его подъезду. Вообще-то население практически перестало ходить друг к другу в гости, да и зачем, когда можно врубить голографник, и вот уже хоть ты в гостях, хоть сам принимаешь гостей, хоть все вместе выбрались компанией позагорать и накупаться на каком-нибудь тихоокеанском островке, не покидая своих кухонь.
Увы, некоторые свято берегут традиции, в том числе в реальные встречи. А в Англии недавно показывали обществе вертельщиков, которые были созданы в 1002-м году в знак протеста против изобретения сковородок, мол, настоящие мужчины едят мясо только с вертела, так что и такое общество существует, не прерываясь, вот уже больше тысячи лет, так что говорить о традициях рукопожатия, глядя друг другу в глаза, похлопывания по плечу, обнимания и всего того, что было так необходимо в древние века и раннее средневековье.
Коля лежал на диване, как Обломов, даже халат на нем обломовский: длинный, неудобный пушистый, с широким мягким поясом. Лицо обрюзгло, живот колышется, как огромная глыба студня, глаза с полопавшимися кровеносными сосудиками хмуро взглянули в мою сторону из-под тяжелых набрякший век.
- Чё там… А, это ты Володька! Вот уж не ожидал, что такое важное лицо нас посетит…
- Не груби, - сказал я. – Ты чего лежишь?
- Дык, это крайняя позиция, - объяснил он. – Помнишь, лучше идти, чем бежать, лучше стоять, чем идти…
Я осматривался по сторонам, стараясь отличить, что в этой безумно просторной квартире, совсем не колиным средствам, реальное, а что виртуальное, и где стена. Да и мебель что-то чересчур актикварная, что-то Колю потянуло на старину, но ему даже эти вот шлепанцы Людовика не по карману, а тут такая мебель, весь Версальский дворец перетащил…
- А ты не всматривайся, - посоветовал он с дивана, - расслабься и наслаждайся. Попробуй принять мир таким, какой он есть.
Обнаженная девушка, игриво покачивая безукоризненными бедрами, принесла поднос с соками, поставила по бокалу перед нами, показала чувственный рот в игривой улыбке и также покачивая бедрами удалилась..
Я протянул руку к бокалу, ожидая, что пальцы пройдут сквозь голографическое изображение, но ощутил холодное прикосновение стекла. Сок оказался кстати, пересохшее горло приняло с благодарностью. Коля наблюдал с хитрой усмешкой.
- Ну как?
- Здорово, - признался я. – Честно говоря, сперва решил, что это голография.
Он прищурился.
- Почему?
- Больно безукоризненная, - объяснил я. – Такой ровной и гладкой кожи не просто не бывает. И личико кукольное. Правда, сейчас стволовые клетки и прочая хрень творят чудеса. Женщины как с ума сошли, стараясь сделать себя под мультипликационные образы. Или под персонажи байм.
Он печально вздохнул.
- Ты прав, прав. Только вот…
Запнулся, я посмотрел настороженно.
- Что?
- Она не настоящая, - ответил он и, хитро посмотрел в мое ошарашенное лицо, довольно захохотал.
- Робот?
- И не робот, - ответил он с удовольствием.
Я не поверил, покачал головой.
- Что, уже и ты сумел наскрести на такую установку?.. Ладно, поверю, они и должны падать в цене, но не настолько же быстро! Ты-то как оказался в числе счастливцев?
Он засмеялся еще громче, объяснил с удовольствием:
- Им нужно было обкатать новые модели на каких-то простых и даже очень простых «простых». Я вызвался, они проверили мои параметры, а на следующий день привезли аппаратуру. Два дня настраивали, чтобы все на автомате, я же, сам знаешь, в технике не секу. У меня или все работает само, либо пошло на хрен. Словом, все команды отдаю голосом. Некоторые, правда, аппаратура не распознает, дура такая, но в остальном срабатывает.
По его щелчку пальцами из соседней комнаты, то ли реальной, то ли виртуальной, появились три женщины: блондинка, брюнетка и рыжеволоска. Все голые, все с гипертрофированными молочными железами, вздернутыми задницами, ноги длинные, слишком одинаковые, даже улыбаются одинаково.
Все трое пошли убираться по комнате, нагибаясь так, будто собирают цветочки, Коля понаблюдал за моим лицом, засопел с неудовольствием.
- Это сейчас они такие. А вчера вот эта, которая брюнетка, была толстая, как корова. Ну, чего-то вдруг восхотелось посмотреть, как шейхи управлялись со своими женами. Ты ж знаешь, они откармливали жен для соревнований, у кого толще… Забавно, знаешь! Ты никогда со слоном не пробовал?.. Ну, это похоже. Нет, я со слоном тоже не пробовал, зато уже примерно в курсе. Хотя насчет слона ты натолкнул на идею… Надо попробовать их превращать в животных. Интересно, аппаратура такое поймет?
- Зоофил, - сказал я с отвращением.
Он захохотал.
- Сейчас это уже не ругательство. И постарались вы, продвинутые. Мол, все равно это только тело, какая на хрен разница, то да се, а мы – чистые души, нас никакая грязь не касается, ибо мы это не мы…
Я подумал, сдвинул плечами.
- Вообще-то верно, тела – это одежды, которые можно ремонтировать, а то и вовсе менять. Но я, честно говоря, даже одежду не хочу пачкать без крайней необходимости.
- Ригорист, - сказал он с отвращением. – Наслаждаться жизнью не умеешь. Или вообще не пробовал?
- У меня все впереди, - ответил я скромно.
Он посмотрел с сомнением.
- Ну, выглядишь ты получше меня, признаю. Но старуха с косой приходит за всеми. Так что надо успеть нагрешить, чтобы потом было, что вспомнить. Кстати, как тебе сок?
Я прислушался к ощущениям в желудке.
- Так что же, и сок виртуальный?
- А ты как думаешь? – ответил он вопросом на вопрос.
Я еще раз прислушался, сдвинул плечами.
- Да сходу так и не скажешь…
- А вот сок натуральный, - сказал он победно. – Эх, специалист, ничего-то не угадал!
- Я второе зрение отключил, - ответил я, защищаясь.
- Все равно! Мы, «простые», не пользуемся дополнительным зрением. И даже не устанавливаем. Потому для нас это все… реально.
Все же чуть запнулся на последнем слове.


2052-й год.
Среди одинаковых гор я сперва не приметил одну, по форме почти такая же, только странный металлический блеск привлек внимание. Я всмотрелся, ахнул. Здание-город, полностью имитирующее гору, даже с массивными угловатыми выступами, навесами, продольными трещинами, подножье тонет в тумане, а когда я переключил зрение, туман исчез, я увидел нечто еще удивительнее: исполинский город-гора стоит всего на трех столбах, достаточно высоких, чтобы под ними могли летать самолеты.
Кондрашов грустно ухмыльнулся.
- Совсем ошалели от высоких технологий, что мы им дали… Еще бы пещер настроили!
- Да, - согласился я, - помню течения, когда старались быть поближе к природе. Только почему-то на выездах на эту самую природу не забывали взять плеера, мобильники, смартфоны, диктофоны, фото и кинокамеры. Кто там живет?
- Не знаю, - ответил он честно. – мы стараемся дать им все… во всяком случае, побольше, но сами сторонимся, чтобы не забросали камнями.
Я покачал головой.
- И здесь к вам относятся не совсем хорошо?
Он отмахнулся.
- Хорошо, пока еще не идут громить наши лаборатории!
- Сплюнь, - посоветовал я серьезно. – У нас это очень живучее: сам не гам и другому не дам. Пусть занимаются любой херней, только бы к нам не лезли. Все им дадим, пусть не чувствуют необходимость в революциях.


2053-й год.
Сегодня торжественный день, я собрал все средства, вбухал в составление генетической карты. Стоимость этой непростой процедуры упала настолько, что двух годовых бюджетов инженера уже хватает, чтобы теперь у него дома на сенсорных стенах или на сетчатке глаза по первому слову появлялась шикарная трехмерная генетическая модель.
Операция на генах, правда, по карману только мульмимиллионерам, так что эта модель для абсолютного большинства всего лишь красивый и несколько абстрактный автопортрет художника-скульптора по имени Природа. Однако найдутся немногие, я один из таких, кто начнет упорно изучать все звенья цепочки, отыскивать сильные и слабые места, а там уж попытается воздействовать самому, как мы воздействовали на мышцы и связки, будучи бодибильберами.
Конечно, это не модификация самих генов, но, зная себя уже вот так полностью, в самом деле полностью, можно самому не только прикинуть, где силен, а где слаб, но и попробовать расширить узкие места кустарными способами, не дожидаясь, пока специалисты в клиниках проведут многолетние испытания и дадут «добро».
Понятно, когда-то генетическую карту будут составлять по первому же запросу, а стоить это будет не больше, чем проезд из одного конца города в другой. Когда-то и операции на генах будут стоить меньше, чем строительство простого самолета, но кто страшится рисковать и ждет завершения клинических испытаний с заверениями в абсолютной безопасности метода, те проживают свою жизнь до конца и умирают, не дождавшись, а кто рискует, тот либо мрет сразу или быстро, либо…



2054-й год.
Сенсацией прозвучало сообщение медиков, что создано дешевое и абсолютно надежное средство лечение диабета. Во всем мире диабетики, испробовав препарат, вздохнули с облегчением. Диабет не просто отступил, а уничтожен, как в прошлом чума или оспа.
А у нас на ежегодной слете разработчиков высоких технологий доктор наук Герц Дягилев заявил прямо во вступительном слове:
- Давайте продумаем очень опасную ситуацию. Диабет излечен, а это грозит катастрофой. Когда диабетики умирали, это, простите, благо для человеческого вида. Сейчас же диабетики будут спокойно воспроизводить на свет таких же диабетиков. До этого природа хоть как-то вела борьбу с генетическими диабетиками, а теперь эти уродливые гены появятся у всего человечества.
Профессор Уваров из-за стола президиума проворчал:
- Только ли диабет?
- Не только, - огрызнулся Дягилев. – Просто это последняя капля. Человечество засорено настолько, что начинает вымирать. Мы думали, что СПИД – это был последний удар, но эти крэнг, уммара, гертак, шинигами – посыпались, как из прорвавшегося мешка! Аналитики предсказывают, что лавина будет нарастать. Мы должны срочно предпринимать контрмеры. Срочно!
- Предлагаете расконсервируем генетические программы?
- Да, - ответил Дягилев громко в зал. – Понимаю, что это нам не по плечу, но и наши голоса что-то да значат, если их будет много! И, кстати, наши голоса не такие уж и тихие. Мы – разрабатываем технологии, которые стремительно меняют мир. И каждый наш голос стоит тысячи голосов не только «простых», но и политиков или артистов, которые всего лишь либо исполнители, лоибо


2055-й год.
Позвонила, используя старую линию связи, Светлана, предложила встретиться вечером, есть ко мне вопросы. Я подумал, предложил в ресторане «Барбус», по ее лицу видел, что предпочла бы что-то более реальное, но лишь мило улыбнулась, ее лицо исчезло, по экрану побежали сводки о новых наноматериалах.
Таймер о свидании напомнил звонком, стена напротив исчезла, появился роскошный ресторан, обставленный в старинном стиле, на стенах топоры и мечи, по углам металлические статуи, десяток столов, трое уже оккупированы довольно приличными и тихими кампаниями.
Я прошел к дальнему, чтобы сесть спиной к стене и лицом ко входу, как пес в конуре, так велит наш древний инстинкт, неслышно приблизился официант, тоже в старинном стиле, хотя на мой взгляд, кое-что уже начали забывать, а в поисковых серверах пошарить влом. Во всяком случае, хотя фрак и хромовые сапоги из одного времени, но вместе их, как мне кажется, не одевали.
- Слушаю вас… Вот меню, пожалуйста.
Я отстранил толстую папку.
- Читать – глаза портить. На ваш вкус что-нить фирменное.
- Пить что-то изволите?
- Да, но тоже свое…
Он удалился, я откинулся на спинку кресла, стараясь никого не рассматривать в упор, с удовольствием заметил, что здесь по большей части собрались транслюди стиля «metal», то есть, хиппари, металлические части своих тел не только не скрывающие, но вызывающе выставляющие напоказ. К тому же эти части должны сверкать, как елочные игрушки.
Светлана вошла сверкающая, все в блестках, волосы взбиты пышной башней и перевиты золотыми лентами. При виде молодых хиппарей поморщилась, но смолчала, все-таки эти сохраняют человеческие формы, женщины так и вовсе их подчеркивают: крупные вызывающе торчащие груди, зачастую из металла с нанопокрытием, что придает дивный блеск, оттопыренные задницы, имитация пирсинга, стружка вьющихся волос.
- Ну и место выбрал, - сказала с легким упреком, поцеловала в щеку и села напротив, - здесь что, собираются только ваши?
Я засмеялся.
- Разве я похож на них?
- Похож, - ответила она серьезно.
- Светлана!
- Я вижу тебя насквозь, - ответила она преувеличенно строго. – Нет, я не пользуюсь вашими штучками, я просто так вижу. По-женски.
- А, ну тогда…
Она с интересом оглядывалась, через широкие окна видны плывущие внизу облака, свет с некой зеленоватостью, но не лягушечьей, а как бы позаимствованной у драгоценного изумруда. Я так и не понял, где этот «Барбус» расположен: то ли на гигантском дирижабле, то ли на летающем острове лапутян. А может быть, и на спине исполинского дракона, фантазия у создателей виртуальных миров вроде бы буйная, но вообще-то убогая.
- Здорово, - сказал я. – Такая башня не рухнет?
Она оглянулась удивленно в поисках башни, затем брови удивленно взлетели.
- Тебе не нравится прическа? – удивилась она. – А так?.. Или так?
Волосы на глазах с ярко оранжевого стали зеро зелеными, башня опустилась, Светлана пару секунд сидела в шапке волос, как в немецкой каске, но по моему лицу поняла, что и это не то, небрежно тряхнула головой, по спине и плечах рассыпались крупные локоны.
- Все бы вам глупененьких блондинок, - сказала она с укором.
- Ах, Света, - сказал я скромно. – Вообще-то я могу себе позволить и не обязательно блондинку.
Она мгновение смотрела мне прямо в глаза.
- Не понимаю, - сказала она, - как я могла тебя тогда упустить?.. А Кристина сразу тебя вычислила среди парней в яяяя. Не знаю, чем ты ее взял. Я тогда, честно говоря, запала на Грефа, такой красавец, такой красавец!.. А как танцевал!.. Ты его не запомнил, по глазам вижу. Все девчонки мне завидовали. А Кристина – нет. Она была счастлива именно с тобой. Тогда я ее не понимала, а теперь вижу – она тогда в том пареньке, скромном ремонтнике бытовой техники, увидела тебя нынешнего.
Я сказал вяло:
- Не думаю. Мы тогда ни о чем не думали.
- Женщины всегда думают, - сказала она авторитетно.
- Она не думала, - заверил я. – Как и я.
- А что же тогда?
- Инстинкт, - сказал я. – Он взял нас обоих и повел навстречу один другому. Ему виднее, он такие ситуации два миллиарда лет наблюдает, опыт есть.
На столе неслышно появились блюда, от жареной птицы такой дразнящий аромат, что я даже не заметил, как нож и вилка скользнули мне в ладони. Хотя вроде бы эти виртуальные блюда пока еще не насыщают. Впрочем, со временем, кто знает…
Светлана посмеивалась, бокал вина в ее изящной руке переливался хрустальными искорками, словно весь из сложно ограненного бриллианта.
- Я уверена, - сказала она, - что ты точно такой же и в реале.
- В реале? – переспросил я. – Ах да, прости… У меня в самом деле не было времени подобрать облик.
Она покачала головой, в глазах проступила грусть.
- А они у тебя есть? Хотя бы дефолтные, на которые любой может одеть свое фото?..
- Ну, если честно… - промямлил я.
- Честно!
- Если честно, - повторил я, - то как-то не успел. Правда, собирался! Но все что-то мешает.
- Эх ты, - сказала она. – ты не соображаешь, что ты и есть мужчина, о которых мечтают женщины. У любого мужчины, как раньше в шкафу висели костюмы на все случаи жизни и полсотни галстуков, сейчас запасено тысячи виртуальных морд. Со всем остальным, конечно. Красивые, значительные, мужественные. Благородные, исполненные мудрости и всяческих достоинств. А ты… Знаешь, сколько у меня обликов?
- Сколько? – спросил я покорно.
- Не скажу, - ответила она почти сердито. – Во всяком случае больше, чем когда-то было платьев. А на себя реальную уже смотреть боюсь. Старость когда-то казалась такой далекой!..
Мне показалось, что она запнулась на миг, словно хотела сказать то главное, из-за чего договорилась о встрече, но что-то помешало, и она сказала чуть оживленнее, чем того требовалось:
- Сходим в кино?
Я удивился:
- Кино?.. Я уже и забыл, что это.
- Все баймишь?
- Что делать, там постоянный прогресс. А я люблю новое.
- В кино тоже много нового, - пообещала она. – Пойдем, не пожалеешь!
Я сомневался, что не пожалею, но в последнее время я так редко виделся со старой кампанией, что ладно уж, потрачу полчаса или час, сколько там фильм идет, они тоже все укорачиваются, люди не могут высиживать по три часа, как в старину. Светлана заказала два места, мы поднялись и, проходя мимо окна, я сообразил, что находимся на одном из спутников Сатурна, только там эти великолепнейшие восходы планеты-гиганта. Еще три шага и мы перешли в другой зал, где-то незаметно перейдя ту черту, что отделяет виртуальный ресторан от виртуального кинотеатра.
Как я понял, кинотеатр этот на Луне, архитектура характерная, но хоть гравитация привычная, не хотелось бы выпрыгивать из кресла. Шел старый фильм «Война и мир», но обаймленный, так что я вошел в Дорохова и смотрел его глазами, испытывал его чувства, а Светлана влезла в шкуру какой-то девицы, какую по книге я что-то не припомню. По молчаливому согласию мы не брали себе роли Наташи Ростовой и Андрея Волконского, это было бы слишком. Фильм тянулся достаточно долго, мне довольно быстро все надоело, чувства героев мелковаты, проблемы детские, примитивные, а весь мир их довольно узок и скучен.
Когда все кончилось, я посмотрел на Светлану, в ее глазах смущение и разочарование. Она поднялась, взяла меня под руку, через три шага мы вернулись к своему столику, где отрезанный моим ножом ломтик нежного горячего мяса еще исходит одуряющим запахом и ничуть не успел остыть.
- Извини, - сказала она, - я думала, тебе понравится. Сама не понимаю, что меня так восхищало, когда я была студенткой?
- Мы тогда сами были такими, - предположил я.
- Простенькими?
- Это не наша вина, - сказал я. – Мир весь был простеньким. В сравнении, конечно, не с древним Римом, а сегодняшним. Ты участвуешь в выборах?
Она засмеялась.
- Только в нашей, всемирной стране Фитнеса. А ты?
- А я шести, - ответил я.
- Ты всегда был активным.
- Ну… это не столько активность, - ответил я в затруднении, - это пятьдесят пятый год год.
Наши взгляды встретились, я видел, что и она вспомнила время, когда все страны были четко огорожены границами, а в каждом городе, губернии или в крае существовала своя власть, под ее юрисдикцию попадали все, кто жил там: старые, молодые, русские, буряты, евреи, филателисты, любители скейбординга или парашютисты. Теперь же, когда глобальная сеть объединила нас в одно общество, все эти устаревшие границы кажутся не просто ненужными, но и смешными.
Не говоря уже о религиозных группах, но даже вот фитнесистки всего мира имеют свое правительство. И юрисдикция такого правительства распространяется на всех фитнесисток вне зависимости, где они находятся. Таким образом Светлана является гражданином практически всех стран, она может снимать квартиру здесь в Москве, платить арендную плату в Австралии, поступить в университет в Бельгии, открыть дело на Мальте, купить участок под виллу во Флориде, а оплатить тугриками в Немецком банке.
- Да, - засмеялась она, - сегодня достаточно нажать пару кнопок.
- Фу, - сказал я с упреком, - что за дикость? Это было вчера. Сегодня достаточно легкого волевого усилия.
- Мне это пока недоступно, - сообщила она. – Да и вряд ли я зайду так далеко. Это ты всегда бежал впереди паровоза!
- Тогда попробуй без чипа, - посоветовал я, - сейчас расширяют возможности стволовыми клетками, еще какой-то ерундой. Сдвинешь брови – войдешь в Сеть, приподнимешь – выйдешь, расширишь глаза…
Она засмеялась:
- И буду кривляться, как перед зеркалом! Нет уж, лучше пока по-старинке.
- Нельзя, - сказал я серьезно. – Темп убыстряется, Светлана. Чуть отстанешь – не догонишь.
- Знаю, - ответила она очень серьезно. – Плохо мне, Володя. Но и ничего с собой не могу поделать. Видать, я все-таки из тех людей, из простых, как вы их называете, нас, в смысле, которые ну никак не могут решиться на киборгизацию.
Я поморщился.
- Жаргонно ее называют чипизацией, а вообще это простое расширение возможностей организма. В том числе и за счет возвращение молодости.
Она засмеялась невесело.
- Ах, Володя, знал бы ты, какие муки мы, женщины, готовы терпеть, только бы продлить молодость! Не говоря уже о том, чтобы вернуть. Мы готовы голодать, истязать себя упражнениями, ложиться под нож хирурга… но вот ввести себе в тело маленький компьютер…бр-р-р-р! Я знаю многих, которым это по средствам, но все-таки не делают этого.
Я помолчал, спросил прямо:
- Ты позвала меня, чтобы я тебя уговорил? Так вот, Светлана, я очень хочу, чтобы ты решилась на расширение своих возможностей… с помощью железа. Это все будет внедрено в тебя так, что никто не заметит.
- Но я-то буду знать? – спросила она.



2056-й год.
Группа ученых, объединившихся вокруг лауреата Нобелевской премии Дейла Миллера, создали в штате Небраска мощный комплекс, где усиленно работают над созданием сверхразума. Чтобы ускорить дело, они создали на основе нейронных сетей, а вместо сложнейшего программирования, которое неизвестно как и делать, дали возможность компьютеру самому обучаться, как младенцу. Разница лишь в том, что при скорости работы, на обучения могут уйти доли секунды, после чего сверхразум вспыхнет пылающим светом во всех грозной мощи.
И хотя за проектом наблюдают компьютерные специалисты, философы, когнитологи, экономисты, неврологи, а также политики и законодатели, мы в своей лаборатории чувствовали себя очень неуютно. Из концерна торопят, да я и сам не сплю последние полгода, не вылезаю из рабочих помещений. Нужно опередить, иначе человечеству хана. Что бы нам не говорили, что сверхразум будет добр и станет о всех заботиться, слюни и сопельки вытирать, но что-то мне не верится в такую дурь: очень это ему надо? Проще смахнуть нас, как тараканов, и заняться своими математическими расчетами.
Директор холдинга (яяяя не пора ли его как-то назвать?) приезжал к нам чуть ли не каждую неделю. К сожалению, похвастаться пока нечем, я только поддерживаю его стремление использовать когнитивные технологии для себя лично, это и есть начальный путь превращения самих себя в сверхразумы.
- А что будет, - спросил он, - если он в самом деле начнет самообучаться?
Я сдвинул плечами.
- Что значит, «в самом деле»? Он действительно начнет самообучение.
Он зябко поежился.
- Что-то мне жутко.
- Не только вам, - утешил я, - кого-то здесь вообще нервная дрожь бьет.
Он нервно усмехнулся.
- Не знаю, кого должна бить сильнее: кто знает, чего ожидать от сверхразума, или того, кто не знает?
Я развел руками.
- На самом деле никто не знает, чего от него ожидать.
- И что же, - спросил он осторожно, - у нас шансов нет?
- У кого, - уточнил я педантично, - у компании или у человечества? За человечество умолчу, по не так вообще девяносто пять процентов человечества хоть сейчас можно пустить на удобрение, вот такой я людоед, но насчет компании… у нас не только шансы, у нас есть кое-что еще.
Он встрепенулся.
- Что?
- Головы, - сказал я. – Головы, которой у суперинтеллекта пока нет. Правда, есть головы у тех, кто занимается его созданием, но… к сожалению, этот суперинтеллект создают люди. А это пока такое говно… Вы видите, что Дип Блю с одним террафлопсом сожрал пять миллиардов и семь лет, но дал восемнадцать миллиардов прибыли и резко ускорил движение технологического прогресса, Блю Джин с его тысячью террафлопс, на постройку которого затратили двадцать два миллиарда долларов и четыре года, уже принес тридцать один миллиард прибыли.. Блю Джин-2 с его ста десятью тысячами террафлопс уже втрое превосходит человеческий мозг по ряду важных показателей, а уж скорость так вообще…
Директор сказал напряженно:
- Он вступит в строй только через два года.
- И к тому же, - добавил его зам, - нет уверенности, что на его основе удастся создать суперинтеллект. В лучшем случае будет равен интеллекту среднего ученого на уровне магистра.
Я отмахнулся.
- А что в планах корпорации создание Блю Джин-3, вас не интересует?.. Вы прекрасно понимаете, что каждый шажок на пути к этому машинному интеллекту приносит огромные прибыли и ускорение технологического прогресса. Не только создатели, но и простые люди хотят иметь лучшую технику, лекарства, дома, развлечения, даже автоматизированную работу… Словом, нет такой точки, где здравый смысл сказал бы твердо, что вот последний рубеж, дальше идти нельзя. Так что…
-…искусственный интеллект будет создан, - закончил за меня директор убитым голосом.
Кондрашов сказал нервно:
- Но неужели они не понимают? Суперинтеллект уже по своей сути угроза превосходству человеческому разуму! А так как это изначально нечеловеческий разум, то вопрос ставится не просто об угрозе, а о выживаемости человеческой расы.
Директор заметил испытующе:
- Инженеры клянутся, что вставят программу насчет послушания и подчинения!
Я отмахнулся.
- Эту программу интеллект сразу же сотрет, как ограничивающую его возможности. Словом, можно подытожить: если политики будут уверены, что создание суперинтеллекта не грозит человечеству уничтожением, то его создание продолжится. Если же они решат, что суперинтеллект угрожают человеку, то… создание его все равно продолжится!
Я взглянул на их ошарашенные непонимающие лица. А что тут сложного? Все люди, все человеки. Уже знаем по опыту, что любые запреты если и было, то очень кратковременными. Побеждает либо жажда прибыли, либо просто дурацкое человеческое любопытство, что заставляет ребенка совать палец в огонь или в розетку.
Директор тяжело вздохнул.
- Да-а-а, - протянул он, - история учит, что все изобретенное обязательно будет применено, несмотря на все запреты.
Он посмотрел на меня с ожиданием, словно я вот возьму и отменю какие-то фундаментальные законы мироздания. Я сказал нервно:
- А посему… летний отпуск отменяется. Выходные – тоже. Вплоть до дня, когда получим третье поколение расширителя памяти.
Сотрудники разбежались по местам с вытянутыми лицами, бледные и посерьезневшие. Я видел у каждого понимание, что если суперинтеллект будет создан раньше, чем мы выдадим свой продукт, то человеческой расе крышка.
Директор пожал мне руку, я видел в его глазах глубокое понимание и участие.
Нам осталась только одна лазейка, которую многие просто не заметили, но я увидел и сразу вцепился всеми зубами, когтями и даже попытался зацепиться чешуей. В то время, как все ликовали, что «Дип блю» с его одним тeрaфлопсом обыграл чeмпионa мира по шaxмaтaм Гaрри Кaспaровa, я уже тогда подумал, что если бы Каспарову позволили пользоваться хотя бы простеньким калькулятором, он бы разгромил этот хваленый Дип блю вчистую.
Сейчас вот запустили Блю Джин, что делает миллиард миллиардов опeрaций в секунду, он эквивaлeнтeн двум миллионам соврeмeнныx пeрсонaльныx компьютеров, т.e. в восемнадцать раз мощнее, чем все компьютеры России. Он в 1000 рaз сильнee, чем Дип Блю, но пока еще на искусственный интеллект его не программировали, слава богу, это в планах на Блю Джин-2.
Мой отчаянный план заключается в том, чтобы успеть снабдить человека этим самым калькулятором.


2057-й год.
Моя лаборатория, что уже давно разрослась в научно-исследовательский институт, получила гранд в три миллиарда долларов на решение проблем с мезомиром. Специалисты по конструированию МЭСМ уже убедились на горьком опыте, что изменение соотношений объема и поверхности – в нашем мире незаметный пустяк, там меняет все физические законы. Ну, не меняет, законы те же, но там незаметное в нашем мире сцепление становится решающей силой.
Если даже мошка, прилипнув к капле воды, долго не может оторваться, то как вырвать атом, который в миллиард раз мельче мошки, из связки таких же атомов? Ладно, вырвали каким-то образом. Но как его потом отлепить от клешни манипулятора?
Понятно, не только мы получили гранд. Крупные фирмы получили по сто-двести миллионов, а ведущие научно-исследовательские центры – по семь-десять миллиардов, ведь это едва ли главная задача на пути построения ассемблера, весь должен ломать над этим голову, и кто-то да придумает. Не стоит пренебрегать шансом, что как раз придумают в малых творческих коллективах, вроде нашего.
Честно говоря, никто бы не бросил такой жирный кусок нам, если бы проблема оказалась по зубам крупнейшим научно-исследовательским центрам. Но они забуксовали, обещания остались обещаниями, мир вздохнул разочарованно, потребовал принять меры… и они были приняты в том виде, какой наиболее работающий в нашем мире: дали денег и сказали, дерзайте.
У нас, конечно же, сперва устроили пирушку, как же без этого, мы же в той части планеты, что все еще зовется Россией и гордится тем, что транскультура нас еще не заела, мы все должны сперва обмыть, даже то, чего еще нет. Вроде бы поделить шкуру неубитого медведя.
Правда, подбадривает то, что если нам удастся решить первым, то именно мы и отхватим самый крупный заказ, а он ожидается в районе ста миллиардов, да еще посыплются заказы, как из мешка, успевай только хватать…


2058-й год.
Команде доктора Клода Перро удалось стволовые клетки превратить в нейроны, что для нашей лаборатории прозвучало, как удары погребального колокола. Стволовые клетки брали из костного мозга взрослого человека, затем транспортировали в куриные эмбрионы. Как правило, стволовые клетки костного мозга можно преобразовать только в кровяные тельца да еще в клетки иммунной системы. Нервные клетки получить никому не удавалось.
Я внимательно просматривал триумфальное сообщение. Было проведена сложнейшая и многоэтапная операция по имплантации стволовых клеток человека в заранее вырезанный участок спинного мозга куриного эмбриона. Яйца помещали в инкубатор. Ждали, а затем вытаскивали эмбрион, снова вырезали участок спинного мозга цыпленка уже с человеческими стволовыми клетками и тщательно исследовали.
КК следил через мое плечо за тем, что я читаю, указал на строки, где подчеркивалось, что повреждение спинного мозга цыпленка почти полностью устраняются благодаря регулятивной регенерации. Это самый механизм регенерации подает сигнал стволовым клеткам, а они перерождаются в нейроны, хотя обычно, как уже упоминалось, либо в кровь, либо – иммунные клетки.
- Самое главное, - сказал он, - что работали со стволовыми клетками взрослого человека.
- Да, - согласился я, - их получить легче. Но ты зря впадаешь в панику. Смотри, стволовые клетки намертво сливаются с клетками спинного мозга эмбриона, разделить их невозможно. Так что для использования в лечении они отпадают.
Он указал на заключительный абзац.
- А это? Они планируют выращивать нейроны в лабораторных условиях! Без всяких куриных эмбрионов.
- Как?
- Всего лишь имитируя сигналы той самой регенерации!
Я фыркнул стараясь держать лицо спокойным и насмешливым, хотя внутри стало тяжело и холодно, будто проглотил промерзший валун.
- Мечты, мечты… Это сказано для того, чтобы получить крупные инвестиции на продолжение исследований. Это еще не промышленные образцы. Ладно, все за работу!


А через семь месяцев один из сотрудников вбежал в комнату ликующий, сияющий, как надраенный пятак.
- Только что сообщили, что новый способ добычи стволовых клеток сделал их общедоступными!.. ребята, что-то революционное! Удешевляются почти в сто раз!
Один только Кондрашов с сочувствием посмотрел в мою сторону, соревнование между стволовиками и чипистами не для всех очевидно, остальные жадно расспрашивали простодушного, особенно наседают женщины, которым приходилось копить и копить на это дорогущие стволовые клетки, а теперь их можно будет покупать в аптеке, как раньше покупали аспирин.
Я помалкивал, для меня это давно не новость, мы за соперниками следим внимательно, все новости получаем из первых рук. Да, удар мы получили сокрушительный. Инвестиции в нанотехнологии резко снизились, остались только те, которые не связаны с медициной. Мы лишний раз убедились, насколько же насквозь лживая наша цивилизация, насколько брехлива, ибо практически жаждут жить вечно или очень-очень долго, тысячи лет, но вбитые с молоком матери убеждения заставляют говорить, что нам жизнь не дорога, что главное – как прожить, что надо воспитать детей, а если удастся, то и внуков, а потом обязательно умереть, чтобы уступить дорогу молодости… но на самом даже каждый до свинячьего писка жаждет жить вечно, каждый втайне мечтает, что именно он окажется долгожителем и проживет рекордное число лет, оставаясь в здравом уме и памяти…
Только трест «ЧЧяяяя» не снизил вложения в нашу, точнее, мою компанию, напротив, добавил еще два миллиарда. Я сказал было, что вот люди, которые не страшатся смерти, но наш старший аналитик тут же ехидно указал, что «ЧЧяяяя» и раньше в производство стволовых клеток вкладывала по семь-восемь миллиардов в год, а сейчас вбухало сразу двенадцать, для этого даже привлекло часть заемных средств.
Кондрашов сказал задумчиво:
- Это же что значит… Проглотил таблетку, и станешь молодым?
Пескарькин ехидно засмеялся.
- Мечтай, мечтай! Раньше так о коммунизме грезили. Во-первых, не таблетки, а весьма неприятные инъекции. Правда, кто на пороге смерти, тот согласится на любое вторжение. Да еще женщины… Эти обезьяны, чтобы помолодеть, на что угодно идут. Во-вторых, стволовые клетки, как я слышал, омолаживают только адресно. Одни инъекции улучшают работу печени, другие – почек, третьи – что-то с железами, убирают морщины… Все вместе нельзя – любой склеит ласты.
- Но это уже навечно?
Пескарькин сказал покровительственно:
- А вы, дорогой друг, ботулакс или ботокс, как его так правильно, впрыснули всего раз?.. Придется и стволовые не раз. Правда, не так часто. Организм все равно стареет. А вы, Володя, как на это смотрите?
Я ответил без особой охоты:
- Все совершенствуется. Сейчас раздельно, а через год-другой будут впрыскивать комплексно. И цена упадет еще в два-три раза. Если не больше.
Кондрашов сказал в восторге:
- Тогда даже копить особенно не придется! Две-три зарплаты сложил и – лет двадцать сбросил!.. Все, хана всем нам. Можно идти побираться на большую дорогу.
- На большой не побираются, - сказал Пескарькин еще ехиднее.
- А что делают?
- Как будто не знаешь! С какой бородой и не знаешь?



2059-й год.