©Антон ТАЛАЛАЕВ
РАССТРЕЛЯННАЯ РОССИЯ
Памяти павших в Москве осенью 1993 года
ПРОДОЛЖЕНИЕ 3. завершающее
– По поводу оружия… Что по телевизору показывают кадры с оружейными комнатами, забитыми пулеметами и реактивными гранатометами, все это ерунда. Ничего не было.
– Вот поэтому никто не отстреливался? – спросил я.
Эта мысль нас мучила больше всего, когда мы, в Питере, бессильно смотрели в экран телевизора на этот безумный кошмар – расстрел танками прямой наводкой здания в центре Москвы под ярким октябрьским солнцем под взглядами тысяч зевак. – Ни одного выстрела в ответ…
– Все оружие, которое было в Белом Доме, – это оружие Департамента охраны. Штатное.
О минировании Белого Дома тоже хочу сказать, что все сообщения о нем делались для того, чтобы поиграть на человеческих чувствах. Мол, ваши сыновья в опасности, разминирывают то, что там бандиты-баркашовцы оставили.
Но ведь минировать чем-то надо? Минами, гранатами. Ничего этого у Верховного Совета не было!
Им, ельцинцам, просто нужна была версия насчет минирования, чтобы не допустить туда, в расстрелянный Дом, после штурма корреспондентов. Чтобы успеть убрать и сжечь трупы.
И о убитых. Я не пересчитывал, но только днем четвертого октября перед парком с тыльной стороны Белого Дома лежали горы, просто горы тел гражданских людей. Там уже было более двухсот человек.
Лежали внахлест. Это только то, что я сам видел.
По всему зданию, внутри, валялись убитые.
О раненых и умерших позже я не говорю.
Еще – у "Останкино", еще до начала "штурма"...
Расстрелянные на стадионах... А забитые насмерть? Каждый день кого-то избивали до смерти – те, кто держал нас в блокаде, отряды милиции в городе.
2-го числа у Смоленского гастронома омоновцы безногого инвалида убили.
А еще пятого, и в последующие дни...
По самым заниженным и скромным оценкам, не менее девятисот человек убито.
... Когда в "Лефортово" нас везли из "Альфы" ребята, они надели бронежилеты и своими телами закрыли окна в автобусе.
Потому, что стоило отъехать автобусу, со всех сторон такая пальба началась чудовищная!
Очень странная пальба… Какие-то люди в штатском кому-то направление движения нашего показывают, бьет по нам автоматов 15-20, чувствуется – рожки только меняют. А пули все вроде уходят вверх.
Это тоже трудно объяснить. Можно только догадываться, что это было такое...
И пока мы ехали, все ближайшие улицы были просто забиты бронетехникой – БТРы, БМП. Несколько кварталов. Едем и думаем – это все на нас...
Привезли в "Лефортово". Сразу всех разделили. Обращались очень корректно. Ни оскорблений, ни каких-то нарушений – просто строго по закону. И чисто по-человечески было нормальное отношение. Я был в форме, выполнял задание. Приехало туда ведь законное правительство. Законно исполняющий обязанности президента…
К Руцкому было неоднозначное отношение. Мне говорили: "Был выбор – защищать Руцкого и Хасбулатова, или нет". Какой выбор? Причем здесь Руцкой или Хасбулатов?
Я, капитан милиции, должен исполнять действующие законы, действующую Конституцию. Это я и делал. О каком выборе может идти речь?
Меня допросили, я сразу дал оценку происходящему, назвал вещи своими именами: "С той стороны совершен государственный переворот, законная власть арестована и введена самая настоящая диктатура".
Кто показал себя самым ретивым при расстреле?
Панкратов, начальник московской милиции, Барсуков, начальник личной охраны Ельцина, и начальник московского ОМОНа Иванов.
Мы перекликались по рации, радиоперехват у нас был, говорили ему: "Иванов, мы же тебя знаем. Ты преступник." А сами слушаем – куда, откуда, какое движение: "Два батальона выдвинуть туда" и так далее.
А потом он не выдержал и закричал: "Я сколько раз говорил, шифром работать!".
Насчет американского посольства.
На его крыше были вооруженные люди, и в Белом Доме были найдены пули иностранного производства. Очевидно, выпущенные оттуда. Еще Боксер со своими боевиками…
... Как бы я не относился к Панкратову, но это большой профессионал. И он мог бы выполнить ту же задачу – разогнать Верховный Совет – абсолютно без крови.
Как это делается? Заранее зачитывается указ Ельцина о разгоне Верховного Совета, в тот же момент оцепляется войсками Верховный Совет – когда нет еще никаких защитников! – в этот же момент изымается оружие из департамента, – вот и все.
Все оцеплено, оружие изъято, связь и все остальное отключено, защитники со всей страны еще не приехали. И никакой крови. Руководил все-таки кто-то другой. Или задача у них была – как можно больше убитых.
Им нужно было не Верховный Совет разогнать, а устроить кровавую акцию, чтобы сломить в зародыше любое возможное сопротивление новому режиму.
... Если бы это была операция внутренних войск, все происходило бы так: к баррикадам подъехали бы БТРы – на баррикадах было не так много людей. Можно разогнать.
Даже в последний момент можно было все сделать по-другому. Нужно было просто вплотную подвести ОМОН и спецназ, с этими людьми смешаться и лишить тем самым защитников Белого Дома возможности открыть огонь, если бы они были способны к этому. Разогнать их, не убивая…
А уж потом подогнать БТРы в упор расстреливать Белый Дом. Даже тогда жертв было бы в половину меньше...
А это… Это специально готовился расстрел…
Андрей откинулся в кресле, словно скинул с плеч штангу.
– Пусть теперь Михаил расскажет. У него тоже впечатлений хватает…
МИХАИЛ, ленинградец,
сотрудник внутренних войск МВД
Когда я приехал в Москву, везде были развешаны плакаты, народу много согнано, милиции.
Сказали всем, что совершился переворот, отстранили и разогнали Верховный Совет и что это касается каждого офицера милиции и офицера внутренних войск, – а я служил во внутренних войсках, последний год только в милиции, во всех службах служил с 1979 года, – и я решил, что по закону, ст.101 Закона о милиции, согласно милицейскому долгу защищать не президента, а Конституцию и свой народ.
Вместе с товарищами мы прибыли к Белому дому.
В тот день еще пропускали людей.
Соберут большую толпу – впустят, потом ворота закрывают, потом опять толпу собирают. Мы дождались, когда начнется пропуск людей, инцидентов никаких не было, никого там еще не били. Мы дождались своей очереди, потом вошли в здание Верховного Совета, через пропускное бюро.
Доложили министру внутренних дел Дунаеву о том, что прибыли, он нас опросил: краткие биографические данные, кто где служил, спросил, сознаем ли мы, какой выбор сделали и какие могут быть последствия для нас в случае поражения?
Мы ответили, что осознаем. После этого нам определили места, где отдыхать, обедать, хотя все это было очень сложно, в здании не было света, не было воды. Совершенно не работала радиосвязь, не работали телефоны.
Даже позвонить своим родным и успокоить, что я жив и здоров, совершенно не было никакой возможности. Особенно в тяжелом положении были женщины.
Официантки и обслуга – они готовили для нас обеды, никуда не уходили, выполняли свои обязанности, ночевали там.
Не было никаких санитарных условий, даже мне, человеку, прошедшему почти все горячие точки в стране, было сложно в этих условиях сориентироваться. Никто не ожидал, что будет отсутствие даже самых элементарных удобств.
Обычно мы заранее знали о том, чего особенно остро не хватает, что надо привезти с сбой. Например, когда я ехал в Карабах, я брал с собой батарейки. Но здесь никто не ожидал, что в здании Парламента могут отключить свет!
Я уже не говорю о тех людях, которые стояли на баррикадах. Самый простой, самый гражданский народ! Они вообще эти десять суток спали у костров на земле, ночами было холодно, три дня шли дожди, и они все равно оставались там. Среди них были и старики, и женщины, и подростки, даже дети.
Оружие нам раздали не сразу, только когда возникла реальная опасность угрозы штурма. Получили оружие, – в основном это автоматы укороченные, несколько ручных пулеметов и автоматы 7,62 "Калашниковы". Ничего более мощного не было, остальное было 5,45 – и автоматы и пулеметы. Пистолеты "Стечкина" выдавались в личную охрану Председателя Верховного Совета страны Р.Хазбулатова и генерала А.Руцкого.
Больше никакого оружия не было.
Как военный специалист я спрашивал, почему нет никакой подготовки к защите от штурма, но потом я понял, что руководители – Руцкой, Хазбулатов, Дунаев, Баранников, Макашов – хотели мирного решения конфликта и почти до последнего момента верили в него.
Они надеялись, что еще шаг, еще усилие, и Закон будет восстановлен без жертв и крови, без гражданской войны.
Поэтому они всегда говорили, чтобы не было никаких провокаций, чтобы никто не выходил на улицы, выходить вообще запрещалось. Даже гулять с оружием по двору – ни в коем случае. Была команда, что даже во время штурма не применять оружие. Только, если противная сторона начнет стрелять, если ворвутся в здание – только тогда.
Сейчас "победители" говорят, что был обстрел гостиницы "Мир", американского посольства, это – чушь. Постоянно вели работу с военнослужащими, чтобы ребята не применяли оружие.
Военнослужащие и в том числе части специального назначения были полностью оболванены.
Когда я с ними начинал говорить и разъяснять, что так и так, они даже не верили, что в здании Верховного Совета есть офицеры, им внушали, что там сплошные уголовники, боевики, судимые. Конечно, ничего подобного не было.
Начинаешь показывать им удостоверение, они удивляются, начинаю перечислять людей, которые были в горячих точках, они тоже удивляются.
После этого отношение менялось. И поэтому тех солдат, которые стояли в оцеплении, постоянно меняли.
И опять, как только новый состав, в первый день он более агрессивен, а на следующий день люди становились уже совершенно другими. Постояв даже день, они на многое начинали глядеть совсем иначе, полностью менялись взгляды.
3 октября я как раз стоял на улице, без оружия, просто после обеда вышел прогуляться, покурить. Светило солнце, стоял я наверху баррикады, и видел весь этот прорыв.
Люди прорвались.
Инцидентов уже было много, много было убитых, ОМОНовцы избивали на смерть, били всех подряд, независимо от того, был ты в толпе, или нет.
2 октября на площади инвалида безногого убили, объяснили, что попал он под горячую руку.
Вот так просто – "под горячую руку"!
Никакие законы они не выполняли.
У меня был такой случай в давние времена. Я служил солдатом в конвойных войсках, и осужденную женщину, которая плюнула мне в лицо, и оскорбляла всякими словами, я, каюсь, ударил резиновой палкой по мягкому месту. После этого меня командир полка (а это было в 1980 году, когда, как говорят, был тоталитаризм), проучил на всю оставшуюся жизнь. Меня вывели перед всем полком, назвали "фашистом", – а для русского человека, сами понимаете, это самое страшное оскорбление, – чуть не посадили и объявили прокурорское предупреждение.
часть 3.
…И было это в дни, когда был Иоанн еще свободен, в дни, счет которых начался в пятнадцатый год правления Тиберия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее, а Ирод был четвертовластником в Галилее, Филипп, брат его, четвертовластником в Итурее и Трахонитской области, а Лисаний четвертовластником в Авилине…
Ирод услышал молву об Иисусе и сказал служащим при нем: это Иоанн Креститель. Он воскрес из мертвых и потому чудеса делаются им.
И схватили Иоанна по приказу Ирода, связали и посадили в темницу.
Не за чудеса, которые совершал Иисус, а за то, что обличал Иоанн грязную страстишку Ирода к жене брата своего Филиппа и сожительствовал с ней.
И хотел Ирод убить его, но боялся народа, потому что его почитали за пророка…»
Иоанн же, услышав в темнице о делах Христовых, послал двоих из учеников своих сказать Ему: Ты ли Тот, Который должен придти, или ждать нам другого?
И сказал им Иисус в ответ: пойдите, скажите Иоанну (о том), что слышите и видите:
Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благоденствуют…»
«Во время же празднования дня рождения Ирода дочь Иродиады плясала предъ собраниемъ и угодила Ироду;
Посему онъ съ клятвою обещалъ ей дать, чего она ни попроситъ.
Она же, по наущению матери своей, сказала «дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя…»
«…И послалъ осечь Иоанну голову въ темнице.
И принесли голову его на блюде, и дали девице; а она отнесла матери своей…»
Утром я пошел к киоску "Союзпечати". Мне нужны были все московские газеты.
Все, которые добрались до Питера. Но и в них, даже самых раздемократических, самых антирусских было общее – ужас перед произошедшим только что…
Санкт-Петербург
05/11/94