Шаг. Другой шаг. Шаг.
Каждый день я жил именно ради этого жалкого шага. Ради движения, которому никто никогда не уделяет внимания. Просто поднять ногу и переступить небольшое пространство. Это ведь так просто, не так ли? Я учился ходить каждый день. Родители были так добры, что, когда поняли, что я могу ездить в этой чертовой коляске, сразу же покинули меня. Думали избавиться и забыть. Как сломавшуюся вещь. Правда, наняли сиделку. Большая честь платить несчастной, ухаживающей со мной. Но и я был несказанно счастлив, освободившись от них. Эти фальшивые улыбки, псевдо-сочувствовавшие лица. Меня тошнило от них и от всего мира вместе взятого. Я даже резал вены. Повезло, что не удачно. Придурок. До аптеки было идти слишком далеко, еще бы, с моими-то ногами, да и снотворное сложно получить. А в моем состоянии мало кто выписал бы его. Девятнадцатилетний парень в коляске. Ха. А еще было замечательно ездить на ней по улицам. Люди пристально смотрели на меня, оглядывались, делали вид, будто бы им все равно. Но я все видел. Я будто меченый “катался” на своей железной подружке по улицам. В этом сумасшедшем городе многие делали это добровольно, но они могли ходить. Я же понимал, что могу не встать. Еженедельные походы к врачу, попытки, попытки, пытки. Ежедневные “тренировки”.
Шаг, другой, третий. Вдох, выдох.
Не удержался. Встаю, а точнее заползаю на диван, опираясь рукой о сидение, силюсь подняться. Иногда удается, иногда нет. Но в этом нет ничего сложного, не так ли? Всего лишь поднять ногу и переступить небольшое пространство.
Шаг, другой, третий. Вдох, выдох. Каждый день. Каждый из этих чертовых дней.
Я расценивал их, как круги ада.
Первый круг – не могу сделать ни шага, лежу в кровати и пытаюсь пошевелить рукой, бессмысленно вращая глазами, не имея возможности сделать ничего, абсолютно ничего. Я мог только дышать, слушать и моргать. Моргать у меня, кстати, замечательно получалось. Моя сиделка убирала за мной и, иногда молча сидела в кресле подле меня. Хорошо, что они наняли молчаливую...как же ее звали? Кажется, Катей. Она была старше меня на 20-25 лет. Но я все равно называл ее Катей, да и она была не против. Никогда не спрашивал, каков ее возраст. Она просто садилась и молчала. И я молчал. Катя периодически включала радио, и я слушал. Я старался поймать все, что мог услышать. Когда я переставал пытаться сгибать пальцы на ногах, я слушал радио и запоминал слова песен. Потом, ночью, когда я не мог уснуть, я повторял их. Я заучивал их так, что до сих пор помню каждое слово. Я боялся стать овощем, я боялся перестать думать. Я так боялся.
Счастливые дети
Боятся встретить
Несчастные дни.
Спокойно солнце светит
Пустыней дует ветер -
Боятся остаться одни.