Весна всегда была для меня убийцей спокойствия. Она всегда заставляла спящее сердце проснуться, трепетать и томиться в надежде.
Невозмутимые до сих пор белые снега и льды под напором весеннего солнца, как лезвие врезающегося в заспанные глаза, тают. Они превращаются в грязное серое месиво, заполонившее все вокруг: дороги, тротуары, аллеи и тропы. Затем серая масса грязного подтаявшего снега становится мутными весенними лужами, серыми и унылыми, холодными и мокрыми, заливающимися в каждую щель.
Растаявшие снега обнажают безжизненные серые сучья деревьев, такую же промерзлую, лишенную жизни почву, весь мертвый мусор, покрывающий ее.
Остается лишь ожидание. В этом ожидании рождается надежда, жажда жизни, света, тепла. Ослепляющее солнце еще слабое, не способное вселить жизнь в деревья, землю, человека. Оно лишь дает трещину в ледяном коконе, покрывающем сердце. Оно дразнит всеобщую душу своим едва теплым и ощутимым светом, наступая на открывшиеся раны, вливаясь в каждый уголок своим грязным потоком.
В этой серой вонючей городской унылости, задыхаясь, томится полурастаявшее, томное, залежавшееся в зимней спячке сердце весь март и добрую половину апреля.
Лишь тогда начинается просыпаться и возрождаться жизнь, тогда уходят грязные воды, появляются почки и сквозь растаявшую почву прорвутся зеленые ростки воплощенной надежды, жадно тянувшись к свету и воздуху, пахнувшему жизнью. И глотая этот весенний свежий воздух, нежась в лучах солнца, наслаждаясь рождающейся на глазах красотой жизни, обретаешь покой, умиротворение, наслаждение светом, теплом, жизнью.