Хуан Рамон Хименес.
Выдающийся испанский поэт,талантище,лауреат Нобелевской премии и т.д.
Но для меня главное в его поэзии-потрясающая,какая-то нереальная музыкальность и чистота.
Даже перевод с испанского на русский не влияет на эту божественную музыкальность.
Прозрачность,трепетность,проникновенность,душевность,неторопливая меланхоличность и обжигающая страстность-вся Испания в его стихах!!!
Да что я говорю,ведь лучше просто почитать...

ЗОЛОТО И МАВР
Девушки, три первоцвета (о лето
дворов андалузских!) -
как три источника света.
Светлого солнца ласка,
светлой звездочки ласка
(песня, шелк и покой),
светлого моря ласка.

Первой достанется клад золотой,
третьей достанется мавр молодой
(мак ярко-красный,
палубы пляска,
вечная сказка...).

А сердце мое отдам я второй.

ЛИЛИЯ И СОЛНЦЕ

Мои слезы горьки, как море,
когда ты вздыхаешь весною.
Я с тобой никогда не встречусь,
как не встретишься ты со мною.

Я могу умереть от горя,
когда ты идешь стороною.
Я с тобой никогда не встречусь,
как не встретишься ты со мною.

***
Ко мне обернешься, плача,
– в разгаре цветенья сада, –
ко мне обернешься, плача,
и я повторю: – Не надо.
А сердце в оцепененье
замрет, отходя от тягот...
И сестринских пальцев тени
на лоб мой горячий лягут.
Я встречу твой взгляд печальный,
печалясь тобой одною.
Я встречу твой взгляд печальный,
с его добротой родною.
И спросишь ты: – Что с тобою? –
Но в землю взгляну я немо.
И спросишь ты: – Что с тобою?
И снова взгляну я в небо.
И вдруг улыбнусь в ответ,
– ты вздрогнешь, как от угрозы, –
и я улыбнусь в ответ,
чтоб вымолвить: – Вытри слезы...

ОДИНОКАЯ ЛУНА
Отзвучала сирена, и луна все печальней.
Потянуло с востока дорассветным туманом.
Лай собак замирает на окраине дальней,
и весь мир исчезает, потонув в безымянном.

Свет луны разольется по кладбищенским ивам...
Вспыхнет мох под луною на старинном соборе...
Заблестят ее слезы в роднике торопливом...
И земля опустеет. И останется море...

ЛЮБОВЬ
Не будь же слеп!
Не поцелуй руки,
целуя хлеб!

МИМОЛЕТНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
Как это было, как все было, Боже?
– Ты лживо, сердце. Разум, ты в смятенье.
Все было словно ветра дуновенье?
Или на легкий бег весны похоже?

Так зыбко было, словно в летней дрожи
пух одуванчика, одно мгновенье
живущего... И так исчезновенье
улыбки в смехе незаметно тоже...

Дыханье ветра, одуванчик, крылья
весны июньской, тонкая улыбка...
– о память горькая, пчела слепая! –


все перешло в ничто — и без усилья
малейшего... все так легко, так зыбко...
И знать – что ты была, какой – не зная!


ОДИНОКИЙ ДРУГ
Ты меня не догонишь, друг.
Как безумец, в слезах примчишься,
а меня – ни здесь, ни вокруг.

Ужасающие хребты
позади себя я воздвигну,
чтоб меня не настигнул ты!

Постараюсь я все пути
позади себя уничтожить, –
ты меня, дружище, прости!..

Ты не сможешь остаться, друг...
Я, возможно, вернусь обратно,
а тебя – ни здесь, ни вокруг.

ИДЕАЛЬНАЯ ЭПИТАФИЯ
Апрель! Одинокий и голый,
белый мой конь, мой скакун счастливый...

Взметнулся, подобно взрыву, и росы
пролил на розы; и камни ворочал
в руслах потоков и напророчил
потопы света и птичьи взлеты.

Твой пот, твое задыханье и пена
не по-земному прекрасны...
Скачи же, скачи, о мой конь атласный!
Апрель, апрель, ты вернулся –
белый скакун
растраченной страсти!

Взглядом тебя ласкаю, не отрываю
глаз от белой лунности лба,
где сверкает угольно-черный алмаз.

Апрель, апрель... Где же твой всадник светлый?
Погибла любовь, погибла, апрель!..


Холодные радуги в зарослях
размокшие листья в затопленной яме,
и сонный ручей под дождем листопада,
и черные бабочки над пустырями...
Больная трава на развалинах давних,
на старых могилах, на мусорных кучах,
фасады на север и плесень на ставнях,
агония роз, и доныне пахучих...

Тоска о несбыточном, о непонятном,
о том, что исчезло, да вряд ли и было,
и темные знаки на небе закатном,
и тот, кому горько, и та, что забыла...