На корпоративных пьянках хорошим тоном считается выпить за любопытство. Тост за Главное Качество журналиста поднимает главный редактор со словами, что, мол, именно без любопытства журналисту нет никакой профессиональной жизни.
И вот, знаете, а Пулитцеровскую премию я таки отхвачу. Потому что у меня может хромать стиль, логика у меня женская и порой слишком много лишнего энтузиазма, но вот с любопытством все как надо.
Проявилось это еще в детстве.

Ребенком я росла абсолютно спокойным и домашним. Ни тебе приводов в милицию, ни пьяных приходов ночью, ни ранних беременностей. Стыдно признаться, даже родителей в школу ни разу не вызывали. Но вот страсть узнать «как оно там на самом деле» все равно жила весьма активно.
Когда мне было лет 13-14 в центре города летом частенько можно было увидеть смурного мужичка, который, дергая себя за ширинку, кивал головой, куда-то приглашая. Чести удостаивались исключительно маленькие девочки. И хотя семи пядей во лбу не требовалось, чтобы понять, куда и зачем он зовет, меня таки подмывало… Но помимо любопытства у меня еще и трусости немало, поэтому и не рыпалась до поры до времени. И как-то раз мы гуляли с подружками. Мужик тут же нарисовался в зоне нашей видимости и стал дергать-кивать.
-- Давайте сходим, посмотрим, -- предложила я. – Нас же пять человек. Ничего он нам не сделает.
Благо, у подружек моих любопытства было поменьше и, обозвав меня дуррой, они отказались.
Следующий раз любопытство до добра не довело после 10-ого класса. Я уже знала, что такое алкоголь. Но вот по-настоящему напиться не получалось, хоть ты тресни. Обычно пьянки наши случались перед школьными дискотеками и ограничивались вином. После возлияний мы шли на дискотеки, старательно придерживая друг друга. Причем мотались мы не столько от градусов, сколько от чувств. И то ли пили мало, то ли тормоза внутренние работали, а возможно, и то, и другое, никогда мы не куролесили. В то время, как некоторые умудрялись уделать всю раздевалку, подраться и встать на внутришкольный учет, мы отплясывали и размышляли на вечную тему «Он посмотрел на меня. Что бы это значило?»
В конце 10 класса мы решили поехать на пикник. Девочки-мальчики, в общей сложности человек 10-11. «Блин, а каково это – напиться?» - подумалось мне, когда мы обсуждали животрепещущий вопрос «че пить». От вопроса до ответа недалеко. Громогласно заявила, что пить буду водку и только водку и напьюся –держите-меня-семеро.
Приехали. Я пила как мальчики. Только вот допивать до конца не получалось, поэтому остатки горячительно просто выливала. В результате – абсолютно пьяные мальчики, весьма веселые девочки, которые пили коктейли в баночках, и абсолютно трезвая я с больной головой. К слову, с водкой не дружу до сих пор: я ее не пью, она меня за это презирает.
Похожая история случилась и с травой. Только лет мне уже было 18. Встречали новый год. Я прекрасно знала, что наркотики – яд и так далее. Но меня это не остановило. «Ну что же, надо попробовать, как оно там», -- решила. Попробовала. «Оно там» оказалось никак. Никаких зеленых чертей, только неприятное ощущение в груди. Двух затяжек хватило, чтобы отказаться от идеи окончательно.
И таких примеров можно привести очень много. Когда все подростки пробовали запрещенное, чтобы быть взрослыми, ну или на крайняк, кайф какой словить, я травилась исключительно из интереса.
Из последнего: на двадцать шестом жизни в заднице Димитрия взыграло детство и потребовало аттракционов в парке. Я детство пыталась образумить, поскольку особого кайфа от кручений-верчений не испытываю, но бестолку.
Пошли. «Емелю» я выдержала с удовольствием. Повизжала, поорала, народ криками «У меня сейчас грудь вылетит» повеселила. «Ракушки» дались сложнее, но там страшно не было. Визжала не от страха, а от тех самых чувств-с. А вот «Форсаж»…
Представьте себе такую дуру высокую, на которой раскачиваются качели на четверых: двое садятся перекошенными от страха мордами в одну сторону, двое – в противоположную. Их прижимают к сидениям креплениями. Потом кабинка начинает летать как только заблагорассудится. Особенный шик – лететь лицом прямо в землю – случается на каждом втором обороте, а то и чаще. Даже наблюдать за этим со стороны неприятно. А летать уж и подавно. Но Диме взъелось. Единственное, почему я пошла – интересно. Знала, что никакого удовольствия не получу, но, поныла-поныла и села.
-- Извините, а кричать можно? – спрашиваю у контроллера, который пристегивал нас.
-- Можно. Только не матом. Вы же (вдохновенный шепот) в парке имени, страшно сказать, самого Белинского.
-- Плохо, что матом нельзя. А несчастные случаи были?
-- Нет, но вы, девушка, если вылетите, руки в стороны расставьте и плавненько так на асфальт приземлитесь. Только матом не орите.
-- А может, тогда хоть зонтик дадите, что приземляться мягче было?
Но он уже ушел.
Нет, я не орала. Когда кабинка поднялась на самую верхотуру и с нее начала валиться вниз, я почувствовала, что уже готовая начать приземляться и просто закрыла глаза, вжалась в сидение и постаралась думать о прекрасном. Правильно, потому что помимо любопытства у меня есть еще и слабая нервная система, которая послала всякий интерес сразу же. Крепления больно впивались в тело, и постоянно было ощущение, что я сейчас вывалюсь. В общем, очень мне не понравилось. Хотя чего уж там, впечатлений надолго хватит. Ох, как надолго.
Первая моя фраза была, когда чертовы три минуты наконец истекли и нас остановили: «Это как же надо ненавидеть людей, чтобы придумать такое?!» Потом я нервно курила, считала синяки. Для успокоения нервов лопнула дротиками три шарика и выиграла какой-то брелок. И да, на колесо обозрения, как Дима не просил, не пошла. Хватит мне свободного полета.
Так что после этого я просто обязана получить Пулитцеровскую премию. Мне уже мало что страшно, поверьте.
На фото я в "Ракушках". Еще более-менее в уме.
[525x700]