Название: Все будет хорошо … я узнавал.
Автор: Aгата (Ангелина Спирина)
Жанр: Angst, Deathfic, POV
Рейтинг: PG
Пейринг: КВМ
Статус: Закончен

Предупреждения: Этот фик кардинально отличается от всего моего творчества. Во-первых, поцелуй будет не в конце, как обычно, а в начале. Даже не поцелуй вовсе, а так, прикосновение. Во-вторых, я впервые пробую писать в этих жанрах, так что не гарантирую чего-то сверхъестественного. В-третьих, всех, кто привык к моим розовым сахарным слезам, могут спокойно пролистывать этот фик. Он писался очень тяжело и долго, да и читать, я думаю, его будет не просто. В-четвертых, фик получился немного больше, чем обычно, но я все-таки думаю, подойдет в раздел мини.
Чтож, тем, кто еще здесь, желаю приятного прочтения… Если это возможно в жанре Deathfic.
Всегда ваша Агаша!

Посвящается всем жертвам терроризма.
Светлая память героям, заслонившим ребенка Беслана.
Вечное уважение и скорбь по погибшим защитников Родины и справедливости.

Пролог
Он в последний раз улыбнулся ей и тихо сказал: «Все будет хорошо, я узнавал. Ты только главное не отчаивайся, не лезь на рожон. Все… Физкульт-привет, Куле...» Договорить сил не хватило. Закрыл глаза. Тяжело выдохнул.
– Виктор Михалыч, подождите! Не уходите… ПОЖАЛУЙСТА, НЕТ! – По щекам потекли слезы. Девушка нагнулась к его лицу и стала что-то шептать. Потом нежно коснулась его губ своими губами. Но ответа не последовало. Поняв, что случилось, светловолосая девушка распахнула свои зеленые глаза и прошептала: «Вы убили его!»
Ее слова были услышаны высоким человеком, затянутым в камуфляж.
– А ты что думала, мы здесь в игрушки играем? – Зло хмыкнул он ей в ответ из-под черной маски.
Девушка спокойно опустила со своих колен тело учителя, последний раз провела ладонью по дорогому лицу от виска до ключицы, оставляя тонкую рдяную полоску.
– Вы убили его! – она повысила голос. Но девушку уже никто не слушал. Ее глаза потемнели и налились яростью. Лена, не понимая, что делает, вскочила и молнией метнулась к приземистому человеку, отвернувшемуся и на минуту потерявшему бдительность. Белая футболка, руки и голубые джинсы девушки были выпачканы в красном. Это кровь. ЕГО кровь! Теплая, липка, пахнущая им, хранящая еще его тепло, его нежность и любовь, его жизнь, упорхнувшую неизвестно куда. Жизнь человека, которого она любит больше всего не свете. ДА! Любит! И будет любить всегда! А что теперь стоит ее собственная жизнь?… Жизнь без него!
Ни кто не ожидал от маленькой девочки такой прыти. Это дало Лене фору в пару секунд. Она яростно налетела на того, кто минуту назад спустил курок, отбирая у нее смысл жизни. Мощный удар в висок, подсечка… Выстрел. Они почти одновременно оказались на полу. Жестокий мужчина и храбрая девочка.

Часть 1

С самого детства мне было очень интересно, как это «умереть». Когда погиб отец мне было четыре года. Мать тогда просто сказала, что он умер, ни чего не добавляя. А я не понимал, что это такое, улыбнулся и спросил, когда же он вернется. Но мама только горько заплакала. Проходили дни, недели, месяцы, а я все ждал отца, думая, что он опять уехал в длительную командировку. Мать начала пить и ничего мне не объясняла. Наконец, во дворе кто-то из мальчишек по-простому, по-дворовому объяснил мне что такое «умереть». Я в ужасе прибежал к матери, а она только хрипло плакала и роняла на мою желтую футболку крупные слезы, пахнущие водкой.
Я начал боятся ее, точнее бояться, что она тоже может «хлоп и нету!» Поэтому начал убегать из дому. Мне было страшно оставаться с ней наедине.
Только когда пошел в школу этот страх понемногу начал проходить. Учительница физкультуры, Инна Геннадиевна, взяла надо мною шефство. Она и стала для меня второй мамой, объяснив, что умирая, человек переходит в лучший мир. Она еще очень много объяснила мне. А все после того случая, как я чуть не прыгнул из окна.
Кажется, это был первый класс. Я стоял на втором этаже, не далеко от спортзала. Зима набирала обороты, снег валил большими хлопьями и покрывал двор белоснежной пеленой.
«Интересно, – думал я. – а если я упаду, то умру сразу или мне будет сначала больно?!»
Решил проверить. С трудом залез на подоконник. Долго с интересом отрывал бумагу, которой были «утеплены» створки окон. До сих пор не понимаю, как люди проходили мимо и не обращали внимания на семилетнего пацаненка, стоящего на подоконнике! Наконец, мои старания увенчались успехом. Щеколды были отодвинуты. В коридор ворвался вихрь снежинок, а я уже наклонился над бездной и думал, как лучше прыгать – просто шагнуть или «нырнуть», или, может быть, просто сильнее нагнуться, чтобы тело перевесило. Но сзади меня обхватили горячие сильные руки. Высокая женщина в спортивной форме стянула меня с моего помоста и быстро закрыла окно.
– Ты чего, малыш… – она встревожено и серьезно посмотрела мне в лицо.
– Прыгнуть хотел, – честно признался я.
Женщина схватила меня за руку и отвела в инвентарную. Посадила на козла и приказала сидеть, никуда не двигаться.
Наверное, с того самого дня я полюбил этих тренировочных «животных». Десять минут я ловко управлял своим конем. А когда вернулась Инна Геннадиевна вместе директором и моим классным руководителем, я уж и думать забыл о своих экспериментах.
С тех пор я все чаще бывал в спортзале. Стал оставаться на секции и кружки. Потом мы пили чай, говорили. Я рассказывал моей спасительнице о том, как мы живем с мамой, а она угощала меня вкусными пирогами. Школа стала для меня вторым домом, а Инна Геннадиевна – первым самым родным человеком. Когда я выпустился из физкультурной академии, то вернулся в родную школу и стал преподавать физкультуру. Дети стали называть меня Виктор Михайлович.

Часть 2
А она?.. Она погибла, переходя дорогу. Какой-то водитель сел за руль далеко в нетрезвом состоянии и сбил сорокалетнюю преподавательницу физкультуры, идущую по «зебре»!
Тогда я во второй раз хотел что-то сделать с собой. Но уже не из любопытства. Мне было так больно, что хотелось скорее прекратить эту муку. Мне было двадцать, а жить не хотелось! Но на третий день после похорон Инна Геннадиевна пришла ко мне во сне, долго и весело отчитывала.
– Степнов! Это что за штучки такие?! Я, значит, тебя растила, пирожками кормила! А кого, получается, вырастила?! Мямлю-суицидника?! Ну, ты Витюш, даешь! Чтобы даже мыслей таких больше не было!!! Ты у меня кто?! Мужик. Вот и будь мужиком! Как же мать? Да и ребята в школе тебя любят, как они отреагируют, подумай… тебе жить нужно!
Да, она была уникальной женщиной. Она научила меня любить всех вокруг, даже мать-пьяницу, научила улыбаться широко и открыто, смеяться громко и весело, помогать без желания получить что-то в замен. Любить мне нравилось больше всего. Искренне и сильно. Я любил ее как мать, а она меня как сына. Она часто говорила, что моей девушке очень повезет, что свою жену я сделаю самой счастливой на свете. Оставалось только найти ту, которая будет моей единственной. И я нашел…
Ей всего шестнадцать, но я люблю ее больше жизни. Она моя ученица, но я не могу смотреть на нее только как на ребенка. Она внучка моего друга, но я не представляю другую рядом с собой. У нас с ней разница в 18 лет, но я чувствую себя самым счастливым человеком на Земле, когда она мне улыбается. Пусть она ничего не знает о моих чувствах, но пока рано… Пусть закончит школу, тогда и разберемся. А пока пусть просто улыбается мне, приглашая на чай от имени деда, и смеется, попадая баскетбольным мячом прямиком в корзину. Пусть все будет так, как есть…

Часть 3
Сегодня у меня по расписанию первый урок в ее классе. Никогда в жизни так не торопился на работу. Будильник не разбудил, видно села батарейка, поэтому проснулся за час до начала урока. А нужно было еще одеться, приготовить холостятский завтрак из яичницы и кофе. Но все как будто настроилось против меня. У любимой рубашки оторвана пуговица, поленился вчера пришить, придется одевать футболку. В ванной разбил стаканчик с бритвенными принадлежностями. Когда собирал осколки, порезал палец. Быстро обработал, заклеил пластырем. Левой рукой бриться получилось не совсем красиво. Снова порезался, но теперь пострадала щека. Завтрак пришлось сократить только до чашки кофе. Второпях разлил половину коричневой жидкости на джинсы. Снова пришлось переодеваться. Выбежал из подъезда за десять минут до начала урока, благо живу около школы.
Залетаю в спортзал со звонком, кивком ловлю веселое: «ЗДРАВСТВУЙТЕ, ВИКТОР МИХАЛЫЧ!» Отдышавшись, окидываю взглядом класс, вот она, моя Лена Кулемина. Высокая блондинка с зелеными глазами. Улыбается и смотрит на меня из-под длинной челки.
– Ну, что стоим, что смотрим?! – громыхаю на весь зал. – Десять кругов по…
Договорить не успеваю. Дверь открывается, и в помещение залетают четверо мужчин в камуфляже с автоматами.
Плохо соображаю что происходит, но по приказу, вслед за ребятами ложусь на пол. Это что, захват?! Боже! Что за утро то такое!
Нет, не шутка и не розыгрыш. В зал заводят еще полторы сотни народу. Это наши ученики и учителя. Вот жмется к стенке завуч Людмила Федоровна, рядом, прячется за спины старшеклассников маленький «колобок» литератор Милославский. Ирина Ренатовна – химичка и невеста моего друга историка Игоря Ильича смотрит в мою сторону и пытается сдержать слезы. А где же сам Рассказов?! Черт! Так у него же сегодня нет двух первых уроков! И директора тоже нет. Он обычно появляется к девяти часам.

Часть 4
Прошло уже четыре часа.
Заложники – это звучит страшно.
Школу оцепили части милиционеров, ОМОНа и прочие вооруженные силы. Но с террористами они не могут найти общего языка. В окнах спортзала стоят ученики. Это для того, чтобы снайперы не смогли просмотреть здание. Среди ребят есть и мои ученики. Наташа Лепатова, грустно опустив голову, смотрит во внутренний двор школы и от усталости может только дрожать всем телом, мне все время кажется, что она сейчас упадет. Стас Комаров стоит, не шелохнется, напряженная спина в красной рубашке выделяется на фоне серого однообразия. Он волнуется. И в первую очередь не за себя, а за свою девушку – Леру Новикову. Я знаю это точно, потому что мои мысли тоже сейчас занимает в первую очередь не своя жизнь, а жизнь моей любимой.
Лена сидит чуть в стороне, я не могу к ней подобраться, поэтому только переглядываюсь, периодически ловя на себе ее взгляд, пытаюсь как-то подбодрить! Все будет хорошо, Кулемина! Я узнавал!
В рации зашуршал голос начальника одного из подразделений. Он в очередной раз пытается уговорить террористов сдаться, но все безуспешно. Я огляделся. Да уж! В зале шестеро мужчин в черных масках с автоматами, пистолетами, другими боеприпасами. Так и вспоминается 1 сентября в Беслане. Очень надеюсь, что сегодня все кончиться более оптимистично. Эх! Был бы здесь Рассказов… А так… Что я могу сделать против шестерых здоровых мужиков. Кто со мной?! На Милославского рассчитывать не приходиться, а все более-менее нормальные парни стоят на подоконниках. Весело они все рассчитали. Ленка смотрит на меня и почти плачет. Волнуется за деда. Он у нее писатель, впечатлительная натура, да и еще к тому же сердечник. Эх! Петр Никонорыч! Не подведите! Вот, выберемся, сразу к вам на чай с малиновой вареньем, только дождитесь.
Главарь – приземистый мужчина лет сорока. Начал что-то громко говорить на своем языке. Послушав ответы с разных сторон зала, от своих людей, он включил рацию и с акцентом сказал более спокойно:
– Если задержка продлиться еще десять минут, мы начнем расстреливать заложников.
Что-то кольнуло меня прямо в сердце. Не может быть, чтобы нашим военным жизнь людей стала дороже, чем какие-то деньги… Да, эти уроды просили деньги и, кажется, освобождения каких-то своих сообщников из месть не столь отдаленных.
Пошли томительные минуты. Ответа так и не последовало. Мужик указал на четверых девчонок и приказал им встать. Я оглянулся, сердце на секунду замерло. Палец в черной кожаной минетке указал на Леру Новикову, Риту Лужину, Таню Авдееву и … Лену… Мою Лену! В горле встал комок. Девочки не двинулись с места. Только она, смело с вызовом во взгляде поднялась с пола и двинулась вперед.

Часть 5
В глазах помутнело. Я ничего не видел, кроме медленно, но уверенно двигающейся Лены. Встал. Быстрым шагом преградил ей путь, встал между девушкой и террористом.
– Не трогайте детей, изверги! – Вырвалось у меня слишком грубо. Руки, расставленные в стороны, немного дрожат. Я стараюсь унять эту дрожь, но слишком уж хорошо понимаю, к чему это может привести.
– УЙДИ! – Приказывает мне этот страшный человек. А я чувствую ее взгляд на своей спине и не трогаюсь с места.
– Если вам нужно кого-то убить, стреляйте в меня!
– Глупый! – Я не вижу из-за маски, но понимаю, что он ухмыляется. – Неужели ты не понимаешь, что если я убью тебя, то ни что мне не помешает через секунду перестрелять половину этого зала.
Он обвел ребят дулом автомата. «Как ты не понимаешь! Я все прекрасно знаю, представляю, на что иду! Но зачем об этом говорить. Ведь ты пугаешь! Пугаешь всех, а в первую очередь ее. Ту, ради которой я сейчас готов умереть!»
– Уйди! – Повторил он.
– Нет.
– Виктор Михалыч… – ее шепот резанул ухо. Голос дрожит, в нем слышаться слезы. Я боюсь обернуться, мне нельзя видеть ее слез. – Не надо… уйдите…
– Лен, – я не поворачиваюсь, но повышаю голос. – Сядь на место!
– Стой, девочка! – Крикнул взбешенный террорист. Автомат нацелился мне в живот. Страшно?! Не совсем. Просто так и не объяснишь, что я сейчас чувствую.
– Стреляй! – Кричу я с вызовом, потому что молчать нет сил. Нервное напряжение сводит с ума.
Хлопок. Не автоматная очередь, а именно холопок. Как буд-то кто-то дернул за нитку новогоднюю хлопушку. В животе поселилась шаровая молния. Она мгновенно вспыхнула и сожгла, кажется все, что там было. Пуля, кажется, вошла чуть ниже солнечного сплетения и застряла внутри, пуская болезненную пульсацию по всему телу. Огонь разлился по всему телу, в пальцы ног и рук ударил гром. Больно! По инерции отошел пану шагов назад. Молча, стиснув зубы, смотря в глаза тому, кто стрелял. Это был не главарь, а один из его подручных. Ни я, ни главный террорист не заметили, как он подошел и выстрелил в меня почти в упор.
Почувствовал ее руки, они обхватили меня и я без сил упал в них. Она аккуратно опустилась на пол и положила меня на свои колени. Боль из груди резким рывком дошла до мозга и резко отключила все чувства. Это болевой шок, я знаю, но так страшно, когда так резко становиться НЕ БОЛЬНО! Да и не просто «не больно»! Я перестал чувствовать хоть что-то! Не могу пошевелиться, вижу ее глаза, они расширены от ужаса. Боже! Леночка, как же ты испугалась. Девочка моя! Как же тебя успокоить?! Нельзя, что бы ты видела, как я сейчас… Нельзя, чтобы ты знала, что это из-за тебя. НЕЛЬЗЯ! Ведь я тебя слишком хорошо знаю! Ты будешь винить себя! Я слишком тебя люблю тебя, чтобы заставить страдать! Что же сказать тебе милая?! Что бы навсегда запомнила меня…Улыбаюсь…
– Все будет хорошо, я узнавал. – Усилие над собой. – Ты только главное не отчаивайся, не лезь на рожон. – Вот и все. Голос уже не слушается. Но я еще не все сказал… Леночка, я не могу тебе признаться, потому что не хочу причинять боль. – Все… Физкульт-привет, Куле... – губы не слушаются! Глаза! Нужно закрыть глаза, чтобы ей не пришлось это делать после того, как они остекленеют.
Сквозь заложенные уши слышу ее шепот: «Виктор Михалыч, подождите! Не уходите… ПОЖАЛУЙСТА, НЕТ!»
Наклоняется ближе, я уже почти не слышу ничего… только ее лицо, совсем близко.
– Виктор Михалыч, миленький! Ну, послушайте! Не умирайте! Я же не смогу без вас! Я люблю, люблю, люблю! Простите, что раньше не говорила! Я вас безумно люблю! Только не уходите от меня.
Последнее, что я чувствую – это прикосновение ее губ. Она ловит мое последнее дыхание, срывая его с застывшей на моем лице улыбке.

Эпилог

– Сколько это может продолжаться! Лен! – Лера тронула подругу за плечо.
– О чем ты?! – грустная светловолосая женщина встала с колен и отряхнула с черных джинс могильную землю.
– Ну, вот твои похождения сюда.
– А что, ты хочешь, чтобы я забыла все, что он для меня сделал?!
– Лена! Прошло почти двадцать лет…
– Лер! Знаешь о чем я подумала. А ведь ему тогда было столько же лет, сколько мне сегодня… – девушка посмотрела на дату рождения, обозначенную на памятнике.
– И?
– Я бы не смогла.
– Что?!
– Я бы не смогла, как он, защитить, заслонить, встать под автомат!
Ветер шелохнул волосы, женщина пригладила их и остановила руку на шее.

Я стою рядом со своей любимой. Только здесь, на погосте, где жизнь и смерть стоят рядом, я могу дотронуться до нее. Всем кажется, что это просто ветер перебирает ее локоны, но мы то с ней знаем, что это я пытаюсь сказать, что всегда рядом.
В небесной канцелярии есть закон. Тот, кто ловит последнее дыхание мученика – становиться вечным его должником. Когда я узнал, что у меня есть выбор – отправиться в вечность, в рай, эдем, кому как больше нравится или остаться здесь, наблюдать и охранять мою девочку. Я, ни капли не сомневаясь, выбрал второе.
Теперь я всюду следую за ней! Теперь я знаю, что значит "умереть". И моим делом чести стало сделать так, что бы она не узнала это как можно дольше.
Прошло много лет. А Лена почти не изменилось. Только вот в одном я согласен с Лерой. Не стоит записывать себя в вечные монашки…
– Лена, любимая моя… Ты меня не слышишь… но чувствуешь, я знаю.
Накланяюсь к самому уху и в очередной раз, как и много лет подряд, каждый месяц двадцатого числа, когда она приходит на мою могилу, шепчу: «Отпусти… отпусти себя… Будь счастлива! Прошу тебя!»

Девушка подошла к куску гранита, называемого памятником, и погладила его улыбающемуся лицу любимого.
– Я не могу… Не могу без тебя!
– Лен не сходи с ума, прошло столько времени! А ты до сих пор как тень!
– Тень! Я его тень! Навсегда…
– А как же Игорь?! Он так любит тебя… Никитке уже десять лет! Неужели ты все это время думала только о нем?!
– О нем… И сына хотела Виктором назвать, но Игорь не разрешил.
Елена Гуцулова присела на корточки и протерла от пыли подножье памятника. И открылись последние строчки: Виктору Степнову – герою, защитнику и самому любимому человеку на свете.
Лена обернулась и почти почувствовала его прикосновение к щеке.
– Все будет хорошо, Лер… Я узнавала.