* * * * *
-Уныние, мой друг, шута не красит!

Изречение Его величества  могло бы претендовать на исключительность, но увы, роль философа королю не удавалась.
Физиономия Шута радость не излучала с самого утра. Причину уныния шут тщательно скрывал, отмалчиваясь больше частью, а кое с кем и вовсе огрызаясь. Канцлер, увидев тоскливую рожу шута на совещании, предложил поприсутствовать ему на посольском приеме, дескать увидав его гости съедят и выпьют гораздо меньше обычного. На что король возразил, что выпьют как раз больше ибо лицезреть такую кислую физиономию на трезвую голову никак невозможно. Шут молча выслушал, также молча поднялся и вышел прочь, чем поверг присутствующих в недоумение.
На кухне, куда Шут после наведался, счастье ему не улыбнулось. Шеф-повар, перемолвившись с шутом парочкой фраз, постарался выставить его за дверь ссылаясь на скисшее молоко и прочую ерунду.
Бедняге ничего не оставалось делать как слоняться по коридорам дворца распугивая встречных и поперечных.
Вскоре занятие это Шуту надоело. Он уселся возле паровых часов, созерцая в меланхолии движение поршеньков и стрелок, но даже часы, отсвистывая положенные четверти и половинки, делали это, как показалось Шуту, весьма издевательски.
К вечеру шут забрел в королевский кабинет. Уныние унынием, а предстать пред королевскими очами все же следовало.
Вот тут король и высказал сию фразу.
-Как шутовство не красит короля, - с кислой рожей ответил Шут.
И они оба замолчали. Думая каждый о своём.

* * * * *