В книге историка Екатерины Юхневой «Петербургские доходные дома» встретил статистику, сколько семей в Петербурге в конце XIX века можно было отнести к высшему среднему классу. Критерий простой – сколько на них приходилось многокомнатных, т.н. «барских квартир» - числом комнат выше 6-ти. Из таких квартир в советское время наделали коммуналки.
Такое большое количество комнат определялось стандартами того времени: кабинет для отца, будуар для матери, общая спальня родителей, большая детская комната (детей было 3-4 человека и больше), столовая, комната для прислуги, кладовая и т.д.
Что поразило в книге – так это то, что даже в конце XIX – начале ХХ века отсутствовала индивидуализация у детей, какая бы богатая семья не была. Екатерина Юхнева пишет:
«Индивидуализация сознания совершенно не коснулась детей. По просмотренным многочисленным планам квартир оказалось, что все петербургские квартиры независимо от количества комнат имели только одну детскую. Отсутствие отдельных комнат у детей косвенно подтверждается и другими источниками - воспоминаниями. Независимо от величины квартиры или особняка имелась одна детская, в ней вместе жили братья и сёстры. Если разновозрастных детей было много, то младенец мог находиться в комнате кормилицы или няни. Так, в воспоминаниях великого князя Александра Михайловича, племянника императора Николая I, отмечено, что пятеро братьев спали в одной комнате. Причём старшему, Николаю, в будущем - известному историку, было 17 лет, а Алексею - всего 7 лет, и только годовалый Сергей вместе с кормилицей размещался отдельно. В великокняжеском дворце трудно предположить недостаток комнат.
Аналогичную ситуацию встречаем и в воспоминаниях выдающегося математика Софьи Ковалевской. 10-летняя, она жила в общей детской с 17-летней старшей сестрой и с 4-летним младшим братом. Сам этот факт столь зауряден, что вряд ли нашел бы отражение в воспоминаниях. Софья упоминает об этом, чтобы проиллюстрировать капризный характер своей старшей сестры, не желавшей больше жить с малышней и потребовавшей отдельную комнату. Несмотря на то, что для отделения девочки имелась реальная возможность (Софья вспоминает о множестве тёмных пустующих комнат, которые надо пробегать, чтобы попасть к отцу в кабинет), родители встали в тупик от дикого, по их мнению, требования дочери. Потому они предложили девушке жить вместе с гувернанткой.
Весь XIX век у ребёнка не предполагалась потребность в уединении. Обстановка детских комнат долго оставалась крайне простой, специальная детская мебель начала появляться лишь на рубеже XIX и XX веков под влиянием идей гигиенистов. Нам, выросшим в детоцентристских семьях, где всё подчинено интересам ребенка, трудно представить, что всего сто лет назад жилищные потребности детей учитывались наряду с интересами прислуги»
(тг Толкователь)
***
Да, традиционная (и православная) культура ребенка как-то не замечала. Детские праздники (в т.ч. ёлка), детские книги, школы для девочек — это все приходит в Россию очень поздно и с Запада. Даже первый учебник Закона Божия для детей издан лишь в 1867 году. Позже и тоже с Запада приходят детские психологи и защита детей от домашнего насилия.
Это не мешает сегодня с трибуны многочисленных «рождественских чтений» многоустно врать про якобы неоскудевающую, якобы древнюю, якобы святоотеческую и якобы исконно русскую сокровищницу православной педагогики